Размышления о жизни и счастье - Юрий Зверев

Лишь тем редким людям, о которых я говорил вначале, скрывать нечего. Они только и умеют, что говорить о главном и в условиях всеобщего «приличия» чувствуют себя неловко. «Как же так, — думают они, — люди потратили вечер в разговорах ни о чем. Они не узнали ничего нового и не обогатили ничем друг друга. Завтра они будут жить, как жили вчера и сегодня. Неужели они встретились только затем, чтобы вкусно поесть?!»

Именно так чувствуют себя дети, находясь в обществе взрослых — им стыдно за нас. Дети остро чувствуют фальшь. Вспомните свое детство, и вы скажете: «Да, так оно и было».

Но что представляет собой эта всеобщая ложь, как не ту же ловушку природы?! Таким образом, мы сохраняем мнимый покой друг друга, а заодно и свой собственный.

Правда, детям и поэтам разрешено говорить то, что они думают, но над словами детей можно позабавиться, а поэты пишут «не про нас». Так что будем соблюдать «приличие».

И соблюдаем, убивая при этом все лучшее друг в друге.

Незаметно приходит старость. Тесная клетка нашего субъективизма давно превратилась в уютную камеру, из которой человек уже не желает выходить.

Теперь мы все знаем, все можем объяснить. Накоплен огромный опыт ухода от реальной жизни. Мы не допускаем в сознание ни малейшей новой мысли, нам не нужно лишних хлопот или переживаний. Поиск смысла жизни давно заменен твердым убеждениями. Им на помощь приходят религиозные догмы или атеизм, что, в сущности, одно и то же. Все жизненные промахи оправданы, всем и всему дана «точная» оценка.

Такие качества, как осторожность, трусость, расчетливость, лицемерие давно превратились в жутких тараканов, но жизнь без них уже немыслима. Сидят старые догматики по углам, и каждый убежден, что его тараканы — самые лучшие. Они напускают этих чудищ на молодых, уверяя, что именно их жизненный опыт — высшее нравственное достижение человечества. Старики пытаются навязать свои убеждения, как коммунисты навязывали свою идеологию.

Увы, преемственности никакой! Молодые отмахиваются от предков, как от надоедливых мух. Иногда, раздражась, они задают старикам прямые вопросы, но те встречают это в штыки. Логика молодых может разрушить давно построенный карточный домик их убеждений, склеенный прочной ложью. Нравоучения или расплывчаты и не доходят до сознания молодых, или грешат тупой конкретностью: «закрой форточку, простудишься», «курить вредно», «куда лезешь на красный?» и так далее.

Все это называется ЖИЗНЬЮ.

Самое грустное заключается в том, что не только жизнью вообще, но, конкретно, и моей жизнью.

Я тоже сочиняю для себя уютную клетку надежд на то, что после моей смерти кто-то из молодых захочет подумать над этими записями. Но в то же время я хорошо понимаю, что именно молодым-то эти записки будут совершенно неинтересны. С ними могут согласиться лишь те, в ком страсти давно отгорели.

Чтобы созреть плодам, дереву нужно пройти все стадии развития. Сознание обычного, затюканного жизнью, человека не способно прыгать через ступеньки.

В душе моей царит вечная борьба: самообман сражается с осмысленной реальностью. Я не могу принять ни ту, ни другую сторону. Обе они ведут к самоуспокоенности, останавливают внутреннее движение.

Жизнь ощущается тогда, когда между контактами есть напряжение. Сохранять его с каждым годом становится все труднее. Устает не только тело, устает и душа. Сказки, что душа не увядает. Она, как и тело, становится избирательной, захватывает в себя все меньше, а потом и вовсе перестает принимать нагрузку. Если бы было иначе, люди умирали бы с тяжкими претензиями к Богу, со слезами горьких сожалений о несделанном и недочувственном. К счастью, это бывает редко.

И все же к своим шестидесяти я пока не могу успокоиться. Душа просит излить на бумагу свои, возможно, не слишком умные мысли. Кому-то они покажутся банальными, но мною они выстраданы. Во мне всегда сидит ощущение, что я говорю с живым человеком: с внучкой, с дочерью, с племянником, пусть даже и не моим. Все мы родственники по Адаму и Еве, все пришли на свет, чтобы страдать, все живем по законам природы. Эти законы сложны и противоречивы. Попытаться проникнуть в их тайну и этим хоть чуточку облегчить кому-то жизнь — разве эта задача не заслуживает внимания?

Даже если она не разрешима…

12 января 1995 г.

О любви к родине

Что значит любить мать, отца, жену — это я понимаю. Но что значит любить Родину? Как это должно проявляться? В постоянной гордости за свою страну? Но перед кем гордиться — перед другими государствами? Это попахивает шовинизмом. В пении патриотических песен? В неукоснительном исполнении её законов? Может быть, в подвиге? Какое это чувство, как оно должно проявляться? И как может Родина почувствовать мою любовь?

Считается, что это чувство проявляется в готовности отдать за неё жизнь. Мой отец, его три брата и тысячи других патриотов так и поступили. Они добровольцами ушли умирать за Родину. И погибли с уверенностью в правильности выбора. Но уже при жизни их детей выяснилось, что их Родина в лице государства сама хотела стать агрессором, претендуя на мировое господство, и не только своей идеологией. Выходит, наши отцы были обмануты и погибли зазря. Родина их предала. А их внуков вообще не спрашивала об идеологии, когда отправляла умирать в Афганистан и Чечню.

Но ведь смерть тех, кого любишь — неисправимое горе и непрощаемая беда. И это натворила наша Родина.

Когда по тюрьмам палачи ломали кости нашим дедам, они приговаривали: «Я тебя научу Родину любить!». Они считали, что сами её, конечно, любят, что истинные патриоты — именно они. В нашей стране постоянно выходило, что задумывающиеся над судьбами страны люди — самые непатриотичные, то есть скрытые враги, которых надо искоренять. И так из поколения в поколение.

Но я хочу её любить, только не знаю как. Может быть, законопослушанием? Справедливым законом буду подчиняться с радостью. Желание справедливости заложено в человека природой, но справедливы ли наши законы?

Государство, давая чиновнику право распоряжаться чужой судьбой, даёт ему законную возможность отбросить необходимость справедливости. Поступать «по закону» легче, чем по совести, а советь чиновника подтачивается должностью. Если это чувство государству не требуется, оно вообще отмирает.

Вопрос «как вам не стыдно?» у чиновника не вызывает смущения. Напротив, вызывает противодействие, иногда злобу. Чиновник защищает закон, а вы со своей справедливостью требуете его нарушения. Значит, он и есть истинный патриот. Он любит Родину, а ты диссидент. А нам такие не нужны. Вон отсюда!

Женщина

Женщина так замаскирована красотой и обаянием, что мы, мужчины, просто не замечаем ее внутренней жизни. А потом… ходим всю жизнь с отбитой печенкой.

Увы, сильный пол отнюдь не всесилен. Женщина — мощный противник. Стараясь лишить ее силы, подавить, растоптать ее власть над нами, мы приклеиваем ей отвратительные клички: шлюха, дура и так далее. Выхода нет, и поэтому мы клевещем.

Что же делать? Красавицы садятся нам на шею и погоняют. Женское тщеславие безмерно. Властвовать над сильным полом — тайная страсть любой женщины, взращенная тысячелетней борьбой с мужчиной. Эта страсть равна половому инстинкту, если не сильнее его.

Женщина требует к себе царского внимания. Получив его, она смотрит на нас, как на рабов. Женщины невежественны, как сама природа. Эта невежественность необходима, ибо за ней прячутся вечные законы продолжения и развития жизни. Из поколения в поколение женщина ставит перед нами острые вопросы бытия, на которые мы, как ни стараемся, не находим ответа.

«Да» и «нет»

«Да» и «Нет» часто меняются местами или смешиваются в такую неопределенность, что нам трудно, а то и вовсе невозможно, получить ответ. Только когда мы по-настоящему влезаем в кухню природы (а художник делает это всегда), мы перестаем задавать бессмысленные вопросы.

Однако «здравый смысл» в нас силен, и мы продолжаем ждать от жизни определенных ответов. Мы их даже иногда получаем, но, как правило, они далеки от истины. Ответы «да» и «нет» уменьшают степень неопределенности, но, увы, они не в состоянии остановить процессы, в которых природа снова и снова перетасовывает карты.

Вопрос «любит или не любит?» абсолютно бессодержателен. Однако женихи и невесты, мужья и жены, любовники и любовницы извечно им терзаются. На помощь индивидууму приходит общество. Оно пытается упорядочить неопределенность природы различными нормами: эстетическими, моральными, а также законами о семье и браке.

Результаты мы видим. Освещенная веками мораль не в состоянии заковать развитие природных процессов, приобретающих в наш сумасшедший век все большее ускорение. Противоречивость и относительность оказываются фундаментом мироздания, условием развития личности и общества. Однако «нормальный» обыватель всегда будет ужасаться, глядя на этот «бардак».