Лютый остров - Юлия Остапенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да только, руку на сердце положа, – разве ж родной тут был дом?
Через пять недель показались на горизонте черные неродовские корабли. И словно заново я стоял на Устьевом холме и видел их вдалеке – призрак страшной тени Салхана, что к чужому берегу руку тянет... Год назад ринулся я бегом к берегу – а теперь повернулся и прочь пошел. Люд неродовский уже на пристань бежал, кричали все, суетились, толклись. А я не мог смотреть, как станут невольников новых на берег выгружать. Крепка моя память была... ох и крепка.
Пришел домой – вижу, Счастлива торопится куда-то от ворот. Надо же, думаю, какая, мужа пошла встречать... А она завидела меня и крикнула: «Май!» Она когда Маем меня звала, когда Лютом – я уж махнул на нее рукой, пусть зовет как хочет. Подошел ближе. Смотрю – она платком плечи обернула, будто на праздник какой.
– Ты куда, – спрашиваю, – собралась?
– Да как же! – сказала моя Счастлива, а очи ее так и горят огнем, ох, знаю я этот огонь! – Как же, ты разве не слышал? Господин наш Среблян домой идет! И с поживой богатой. Пойдем на берег, Май, поглядим, может, ребеночка себе возьмем...
И тут... не помню, что было. Будто захлестнуло меня снова черной волной. А очнулся – глядь, Счастлива сидит на земле и ревет в три ручья. И уж как редко она ревела – а тут пошла, не унять... На скуле у нее синячище расплывался, багровел уже.
Я сжимал кулак, и он ходуном у меня ходил, словно дергал кто меня за локоть.
– Май... ох, Май, не надо, не бей меня...
– Пожива? – прохрипел я, разом придя в себя и разозлившись, кажется, еще больше – хотя уж и не ведал, что можно сильнее злиться. – Поживу, говоришь, кнеж тебе привез? А помнишь ты, что сама год назад была такой вот поживой? Как смотрела на неродов, что на берегу сгрудились, за зад тебя хватали, – помнишь? Ребеночка ей!
– Но как же иначе... – всхлипнула Счастлива, прижав ладонь к лицу – щека у нее уже начала опухать. – Как же по-другому... хоть так...
Вот тут я пожалел про все. Вправду – пожалел, что не кинулся со скалы, что жилы себе не сгрыз в сыром трюме. Все, пропала моя Счастлива. Стала неродом. Так вот оно, значит, бывает. Ну что теперь, повернуться спиной к ней, прочь пойти? Так любил же я ее... вот хоть тресни, любил, себе на беду.
Присел перед ней, руку ее от лица отнял. Она вздрогнула, отшатнулась. Ох и успел же на нее страху нагнать Тягота... на гордую мою Счастливу... Или то не Тягота, то я, Лют?
– Не бойся, – пробормотал, бережно тронув синяк пальцами. – И не реви... что уж, пойдем.
На берегу уже выгружались. Еще не дойдя, я понял, что поспешила с радостью Счастлива: пожива в тот раз выдалась небогатой. Лишь в двух лодках везли пленников, баб и детей, совсем не было мужиков. И тут я заметил, что двух кораблей не хватает – ушло шесть, воротилось четыре. Оказалось – в лихую бурю попали по дороге нероды, едва уцелели, два судна потеряли, а на них как раз пленников везли. Мрачен был Среблян, сойдя на берег. Ясно было: снова в поход идти, новые корабли добывать, новых людей... Я ему поклонился. Он посмотрел на меня, будто не видя. Я вдруг увидел, что сам он уже немолод, не больно-то и рад в походы ходить. А и не ходил бы, кто ж ему велит... нет, не пожалел я его. Что заслужил, то имеет.
Вдруг услышал я звук странный, почти забытый – собачий лай! На Салхане собаки водились, да только мало их было, не то что на доброй земле, – часто дохли они, как и любая живая тварь, что попадала на Салхан. Оглянулся – и впрямь псы. Десяток щенят вывалился из лодки и вертелся на бережку, а местная детвора, в числе которых и кое-кто из наших устьевцев, визжала от восторга, копошась рядом. Там я увидел и мою Счастливу... встала на колени перед щенком, на руки взяла, он лицо ей принялся лизать. Она голову подняла, умоляюще на меня посмотрела. Я рукой махнул – а что там, бери! Щеня – оно и есть щеня...
Только тут я увидел детей, что сгрудились у другой лодки. Кнежьи воины ходили меж них, пересчитывали, одну девчонку к бабам кинули – та кричала и из рук рвалась, да что она против них... Глядел я – и ног под собой не чуял. Да как я могу смотреть на это? Как могу? Спрашивал себя – и ответа не знал, а все одно стоял на месте и смотрел.
Отчего-то, когда домой шли, не мог я глядеть на Счастливу. Та щенка к груди прижимала, гладила его, болтала ласково, ровно с дитем. Я подумал, что никогда ей так свое дитя к груди не прижать, – и едва не завыл в голос. Щенок нос ей лизнул, она засмеялась. Посмотрела на меня радостно, благодарно, будто я сам ей этого щенка принес и подарил.
А я глядел и думал: нет, взвою, Горьбога бы по мою душу, точно взвою сейчас!
Слов нет, как рад был, когда кнеж меня потребовал в свои палаты, в дружину назад, караул при нем держать.
* * *Едва сойдя на берег и кончив обниматься с женой и дочкой, кнеж скликал совет.
На совет тот явилась вся его дружина. Спрашивал он, правда, только командиров своих, остальные стояли вдоль стен, помалкивали, кнежьи слова на ус мотали. Озабочен был Среблян, по лицу его тучи ходили, в глазах молнии посверкивали. Сошлись на одном: в поход идти надо, причем скоро. На судах, что море себе в дань забрало, зерно везли – неровен час будет Салхан-град голодать. Полей, что меж городом и скалами лежат, все одно не хватит, чтобы и город, и рудники прокормить. Беда была в том, что и уцелевшие корабли сильно потрепало в буре, чинить их было надобно, на то требовалось много дерева, а где его взять? Порешили один корабль починить, на нем пойти к Даланайским берегам, напасть там на поселение, привезть все, что надобно... Слушал и хмурился кнеж. Я стоял близ его кресла, где мне теперь по уставу было место отведено, и больше на него смотрел, чем слушал, что люди его говорят. Не любо ему было то, что они говорили. Видел я, что не хочет он снова этим летом ходить в набег – не хочет, а надо. Любопытно, один ли я это заприметил или нет? До того Сребляна все это встревожило, что не усидел он на месте, встал и стал прохаживаться по горнице, пока люди его наперебой говорили, сильными пальцами рассеянно волосы назад убирал. И чудилось мне, будто мыслью он далеко...
Может, оттого и случилось то, что дальше было. Среблян, как я сказывал, был среди неродов лучшим воином, а как быстр он и как трудно его врасплох застать – то я по собственному опыту знал. Никто не мог обернуться на опасность быстрей него. Никто и не обернулся.
Я тоже не обернулся, куда мне в скорости со Сребляном тягаться? А только вдруг что-то екнуло во мне. Что-то кольнуло внутри, как было, когда с Могутой дрался. И как кольнуло – я выхватил меч. Сам не ведаю, для чего, – а вот почуял лихо, еще никем не замеченное, и выхватил.
Среблян, меряя горницу шагами, как раз до дверей дошел и спиной к ним повернулся. И в тот же миг в проходе появился человек. Я успел заметить только, что он лыс и ободран, увидел блеснувшее на свету лезвие – то ли нож, то ли копье... Возник он у Сребляна прямо за спиной. Бросился молча – никто ни крикнуть не успел, ни оружие выхватить. Да только я-то меч в руке уже держал. И бросил его вперед, метя клинком человеку в грудь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});