Короткое время бородатых - Борис Екимов

- Они на рождении у меня были...

- Кто они?

- Ну, ребятки вот эти... А може, и не они. Хорошо выпили, посидели. Сашка с Федором к девкам собираются. А Китыч над ними подсмеялся. Говорит, сидите, не рыпайтесь. Там уже студенты места заняли. Они грамотные, девки на них кидаются. Вот уедут, тогда все будут ваши. Вот он так подсмеялся. Это я слыхал. А ребятки пьяные... И я выпивши недопонял. Шутка да шутка... А, может, эта шутка боком обернулась. А може, и не они. Тут дело такое. Скажи на человека, а он невиноватый. Вот я когда за жинкой своей бегал, она добрая была девка. И вот, надо же, тоже получилась такая история...

Степановым разговорам, верно, не было бы конца. Но пришла Рита на своего пациента поглядеть и гостя спровадила.

После обеда в комнату необычно робко заглянула Зоя и спросила:

- К тебе можно?

- Чего это ты!?. - рассмеялся Андрей. - Вроде я помираю.

Вздох облегчения был ему ответом.

- Я вчера-то все проспала. А утром девчонки такого понарассказывали... Я к вам заглянула, а ты спишь. Лицо... страшное, черное. И мне не по себе как-то стало. Честное слово.

Она постояла еще возле Андреевой кровати, а потом присела у окна на корточки и, ясно глянув на Андрея снизу вверх, сказала:

- А я знаю, кто тебя бил. Это Иван и его два друга.

- Шерлок Холмс, - усмехнулся Андрей.

- Не смейся, правда. Он сам мне сказал. Я его еще утром встретила. Поздоровались, а он меня остановил и сказал: "Андрея мы били. Я и ...". Ну, тех двоих имена назвал. "За что же вы... - спрашиваю. - Что он вам сделал плохого-то?" А он помялся так, отвечает: "Да вроде не хотели, думали просто попугать, а потом так получилось, пьяные были". Я с ним и не стала больше разговаривать.

- Значит, Иван? Погоди, погоди, - поднялся с кровати Андрей, - а чего это он с тобой откровенничать вздумал? Пьяный, что ли, опять?

- Не знаю... Может, просто на дороге попалась. А может... Мы же тогда с ним от вас ушли и еще долго сидели на кухне, разговаривали. Детство у него было трудное, без отца, без матери. Про колонию рассказывал. И как будет дальше жить. У него сестра где-то, и он хочет ее найти. Мне было жалко его, наверное, потому, что вокруг меня всегда были слишком благополучные люди. Мне казалось, что он искренен. И знаешь, если бы кто сказал, что случится вот это... я бы не поверила, - покачала она головой. - Ни за что. Как это так можно...

- Ну, ладно, - поднялась она на ноги, - пойду. Тебе, может, нужно что?

- Брось ты, - отмахнулся Андрей.

- Тогда пойду. А глаз у тебя, - спросила она уже в дверях, - не поврежден?

- Да нормально.

Зоя ушла. Андрей же, закутавшись в одеяло, уселся возле окна. Он понимал, что Григорий сделал правильно, вызвав милицию. Нельзя же пойти и побить этих парней вот сейчас, когда первая горячка позади. Нельзя и оставить безнаказно.

Андрей успокаивал себя, рассуждая таким образом, но что-то точило его изнутри, и не приходило спасительное, ясное ощущение собственной правоты. "Виноват во всем, конечно, Китыч. Это он натравил парней, из-за Наташи. Сознательно натравил. А сам останется чистеньким".

Эта несправедливость и невозможность исправить ее мучала Андрея. Он, конечно же, не испытывал даже малейшего расположения к этим людям - это было естественно. Ничто не могло смягчить его сегодняшнего к ним отношения. Но все же он не был уверен в правоте своей, "Может быть, они неплохие парни, думал он, - а их подначил Китыч, разгорячила водка. Да и везде ли считается преступлением набить морду из-за девушки".

Наконец, до головной боли устав от своих мыслей, Андрей поднялся и вышел на улицу.

Словно понимая, что выходной день кончился и нельзя мешать людям в их и без того тяжелой работе, дождь перестал. На востоке обнажился и рос кусок чистого неба, тесня просветлевшие жидкие тучи.

Андрей побрел к Наташиному дому, и от крыльца его двинулся назад, медленно, обшаривая все вокруг глазами. Но ночной дождь разгладил землю, и лишь свежие следы сегодня прошедших людей понапрасну тревожили глаз.

Бросив последний, уже рассеянный взгляд вокруг, Андрей зашагал прочь.

Спустя десять минут он уже стучался в дверь, за которой позвенькивала гитара и скулил хрипловатый тенорок.

Гитара сбилась с голоса и замолкла. Иван вскочил с растерзанной постели, замер, испуганный взгляд его устремился Андрею за спину, в раскрытую дверь, и, вернувшись успокоенно назад, быстро обежал измятые постели, загаженный объедками стол, стены, с которых во множестве смотрели журнальные красавицы.

- Чего пришел? - пробурчал он.

- Поговорить.

- На очной ставке поговорим.

- У меня сейчас дело есть.

- Ну, выкладывай.

- Сейчас я тебя буду спрашивать - ты отвечать. Ясно? Начнешь дурачка строить - повернусь и уйду, уж тогда действительно в следующий раз встретимся на очной ставке.

Иван бросил на Андрея короткий взгляд, словно прицениваясь к его словам: правда или нет. Но промолчал.

Андрей спросил прямо:

- За что били?

- А то сам не знаешь? За девку! Что? Не имеем права, если к чужой девке лезешь?

- Если мне она чужая, то родная кому? Тебе? Твоим дружкам? И потом, вот ты недавно с Зоей сидел до петухов. Имеем мы полное право избить тебя за то, что к чужой девке, как ты говоришь, лезешь? Ну, скажи по-честному, имеем?

- Да что я, - замялся Иван. - Я же просто так, разговор один. Разве не имею права поговорить?

- Почему же можно тебе, если нельзя мне.

- Да, знаешь, - пробубнил Иван, - вроде попугать хотели. Не трогать. А там по пьянке вышло.

- Не ври... У нас сидел тогда, наверное, как на разведке. Меня рассматривал. Чтоб не спутать.

- Не! - вскочил Иван с кровати, разворачивая во весь рост худое нескладное тело и отмахиваясь растопыренной пятерней, словно открещиваясь. Не! И не подумай. И в голове такого не держал! Я те, парень, честно говорю, век свободы не видать, - и закричал, захлебываясь: - Да я что, дурак меченый?! Год всего на бесконвойке живу, ни забот, ни горя! И на такое дело полезу?! Какая от этого прибыль!? Опять балоху через проволоку видеть?! Не-ет, - лицо Ивана скривилось, длиннопалой рукой расстегнул он рывком ворот рубахи, потер грудь, - не имел я на тебя никакой злобы... А водка вот... от нее все. Все от нее, проклятой. Выпили, и так получилось.

Андрей почувствовал бессмысленность своего прихода и даже улыбнулся.

- Смеешься, - скрипнул зубами Иван. - Смеешься, думаешь, я дурачка строю.

- Брось ты...

- Ладно, не привыкать. На то и Ваней зовусь, чтобы в дурачках ходить.

- Ну, брось, говорю, - поморщился Андрей. - А с милицией, ладно, я постараюсь уладить дело. Только ты меньше водку ешь, а то напьешься и опять тебя на подвиги потянет.

Иван вскочил - лицо его оскалилось в робкой, заискивающей улыбке - и засуетился, принялся смахивать на пол объедки, очищая угол стола, выхватил из-под кровати бутылку.

- Садись... Садись... Не, я тебя так не отпущу. Выпьем мировую. Я знал, что ты парень-гвоздь. Садись. Иначе буду думать, что ты брезгуешь. Не обижай... по-человечески...

Андрей и в самом деле с трудом сдерживался, его подташнивало от одного вида этого стола, покрытого липкой, нечистой клеенкой, на которой в лужицах томатного соуса, пролитого из консервных банок, лежали крупно нарезанная селедка, замусоленные черствые огрызки хлеба, ломтики желтого застаревшего сала, и обсосанные мундштуки папирос торчали там и здесь, вонзившись в селедку и в хлеб, и в сало, точно кто-то обстреливал ими стол, не разбирая, куда попадет. Да и сам хозяин комнаты внушал отвращение ничуть не меньшее: заискивающая улыбка скользила по его лицу, он метался между столом и Андреем на нетвердых ногах, и казалось, что старается он уменьшиться в росте, чтобы глядеть на Андрея снизу вверх, с собачьей умильной преданностью.

- Спасибо, кореш. Век не забуду. Это конечно. Надо по-человечьи. Чего по пьянке не случается? Сами разберемся.

Андрей хотел уйти, но Иван уже тащил его за рукав к столу.

- Нет. Я пить не стану. Ты же знаешь, у нас не пьют.

- Ничего, ничего, - пригибаясь к столу и торопливо разливая остатки водки по стаканам, говорил Иван и приглушал голос до шепота, оглядываясь по сторонам. - Все будет между нами. Мертвое дело. Мировую можно. Сам бог велел.

- Нет, - твердо сказал Андрей.

- Ну, лады, лады, - испугавшись, успокоил его Иван. - Нельзя, значит, нельзя. Закон есть закон. Понимаю. Посиди со мной, только чокнись.

Он перелил водку в свой стакан.

- За твое здоровье. Чтоб жизнь у тебя была слаще сахара.

Выпив, Иван еще больше опьянел, снова начал жаловаться и ругать кого-то, кому-то грозил большим костлявым кулаком.

- Ну, мне пора, - поднялся Андрей, взглянув на часы.

- Да что ты, посиди... Не-е... Я не отпущу.

- Мне пора, - повторил Андрей и быстро вышел во двор.

Иван выбежал за ним и, тревожно заглядывая в глаза, спросил:

- А это железно? Что ты говорил...

- Сказал, значит, все, - и быстро пошел прочь, низко нагнув голову, а во рту стояла горечь, и пальцы были липкими, будто измазал он их о клеенку, что покрывала стол в Ивановой комнате.