Смерти нет, я знаю! Правдивая история о том, что нас ждет за последней чертой - Лаура Джексон

Вернуть Эли в Детскую Службу было бы проще всего, наверное, это даже было бы мудро. Однако Мэри решила оставить Эли у себя дольше положенных двух недель. Вскоре социальные работники начали давить на Мэри, чтобы та удочерила Эли. Никак не удавалось найти семью, готовую ее взять. Но как же Мерайя? Могла ли Мэри помочь Эли, не навредив собственной дочери? Это казалось невозможным. Мэри неделями мучилась, не в силах решить.

Наконец соцработник сказал Мэри, что пора определяться.

– Нам срочно надо найти для Эли дом.

– Мне нужно еще время, – ответила Мэри.

– У нас нет больше времени. Нам надо пристроить ее сейчас.

– Ладно, делайте, что должны, – сказала Мэри, сдерживая слезы. – Присылайте другую семью.

На следующий день к Мэри приехала пара лет сорока, чтобы провести день с Эли. Мэри знала, что дать этой семье шанс удочерить Эли означает для нее потерять этот шанс для себя. С той самой минуты, когда Эли назвала ее мамой, Мэри чувствовала, как ее тянет к этому ребенку. Более того, она чувствовала себя ответственность за благополучие девочки. Но ей надо было думать о Мерайе.

Мэри посмотрела, как пара посадила Эли в машину и уехала. Тогда она ушла к себе в спальню, задернула занавески, легла на кровать и разрыдалась.

Спустя несколько часов Мэри услышала, как подъехала машина. Она с крыльца смотрела, как женщина вышла из машины с Эли на руках. Эли билась и размахивала руками и ногами и пыталась вырваться у женщины из рук. Мэри поняла, что происходит: Эли стремилась вернуться к ней.

Мэри спустилась с крыльца, и Эли бросилась к ней в объятия. В этот миг у Мэри в голове оформилась четкая и мощная мысль: «Это мой ребенок».

– Мы очень славно провели время, – сказала женщина. – Мы пошли в бассейн и все поплавали. Эли веселилась.

Но Мэри практически не слушала. Она знала, что делать. Эли крепко обхватила ее за ноги. Но это знание не сделало решение легче.

– Мам, почему мы хотим оставить Эли у себя? – спросила Мерайя. – Ты, папа и я – прекрасный треугольник.

– Да, – ответила Мэри, – но из нас может получиться отличный ромб.

Мэри никогда еще не была так уверена – и в то же время настолько не уверена – в принятом решении. Вот тогда-то она и позвонила мне.

– Та Сторона не может советовать тебе насчет Эли, – сказала я Мэри в ходе сеанса, – потому что это решение – часть проверки твоей души. И принимать его тебе. Суть в том, чтобы ты открыла свой истинный путь и цель в жизни. Тебе решать, что будет дальше.

Я знала, не это Мэри хотела услышать. Она надеялась на конкретное указание.

В ходе считывания и прежде, чем Мэри рассказала об этом, Та Сторона показала мне, что есть и другая семья, готовая взять Эли.

– У них нет собственных детей, и они могут взять ее, – сказала я Мэри. – Связь уже есть. Я вижу, что ты дала этой семье шанс. Ты решила отпустить Эли, и это было больно, потому что это лишь одна возможность из целого их веера. Эли могло бы занести куда-то еще. Для Эли много дверей, и не все из них добрые.

Для Мэри ответов не было, но Та Сторона старалась ее утешить, откликаясь на ее душевную боль.

– Тебе надо понять, что, независимо от дальнейшего развития событий, ты уже дала Эли очень много, – сказала я. – Ты уже оказала огромное влияние на ее жизнь.

– Но как же Мерайя? – спросила Мэри.

Я изо всех сил прислушалась, и из меня посыпались слова.

– Идя вперед, – заговорила я, – ты должна позволить любви вести тебя. Только один указатель ведет вперед, и это любовь. Принимая решения, руководствуйся любовью, а не страхом. Всегда руководствуйся любовью.

Сегодня, спустя почти десять лет после того сеанса, жизнь в пенсильванском доме Мэри суматошная как никогда.

Начиная с 2005 года она усыновила пятерых детей с особыми потребностями. Одна появилась на свет с врожденной наркоманией. Вторую усыновили, а потом отдали обратно. Третья пережила жестокое насилие. Все они годами мыкались в системе, их перекидывали из одной патронажной семьи в другую, пока они не встретили Мэри.

Когда Мэри говорит о них, то буквально лучится любовью и восхищением от того, как далеко они продвинулись. В момент появления у нее они были, по ее же словам, «худшими из худших».

– Не попади они сюда, скорее всего, оказались бы в больнице, или в тюрьме, или в психушке, а то и померли бы. По сравнению с ними у Эли вообще никаких проблем не было. Но я так их люблю. Учимся мы дома, у нас как бы собственная маленькая школа. Наша собственная маленькая утопия. Самая младшая рассердилась на что-то и крикнула: «Хочу уйти отсюда», – а я говорю: «Не надо отсюда уходить, ты же часть семьи. Это навсегда».

Мэри растит детей не в одиночку. С ней, разумеется, ее чудесный муж и Мерайя, которая выросла в красивую, чуткую, щедрую юную женщину, обожающую своих приемных сестер и помогающую их воспитывать.

А еще у Мэри есть совершенно исключительный помощник по дому. Это ее дочка Эли.

Тогда, в 2005 году, после сеанса Мэри решила удочерить Эли.

– Это было одно из самых трудных решений в моей жизни, но вместе с тем одно из лучших, – говорит она. – Эли превратилась в самое любящее существо. Ей с трудом дается артикуляция и другие вещи, но она усвоила то, чему мне было нужно ее научить, чтобы она чувствовала себя в жизни защищенной. Когда я получила ее, она не умела читать и даже говорить. Теперь она читает 130 слов в минуту и может выразить свои чувства. Сложит руки сердечком и говорит: «Мама, я тебя люблю». Обожает обниматься. Она одна из самых любящих людей, кого я когда-либо знала.

В одной из характеристик Эли социальный работник написал: «Сомневаюсь, что ей вообще можно помочь. Она слишком изломана». Но Мэри увидела то, что проглядели другие. «Я увидела в Эли легкость духа. Ее просто нужно было научить любить». Мэри с Эли прошли курс терапии, чтобы восстановить все важные связующие моменты, которых недоставало в жизни Эли.

– Однажды Эли подошла ко мне и спрашивает: «Мамочка, я у тебя из животика появилась, да?» – вспоминает Мэри. – А я говорю: «А ты как думаешь?» А Эли сказала: «Думаю, я появилась у тебя из животика». И я сказала: «Хорошо».

Вместе Мэри и Эли создали собственную историю мамы и дочки, и началась она с понимания Мэри, что ее жизненный путь не обязательно будет легким.

– Я знала, что хочу оставить Эли и что мне предназначено оставить ее, но не хотела оставлять ее, если это означало навредить Мерайе, – говорит Мэри. – Но удочерение Эли оказалось великим благом и для Мерайи.

– Благодаря Эли и сестрам вся моя жизнь изменилась, – говорит теперь Мерайя. – Я столькому научилась у них. Я вижу, как они меня любят, как чиста, безусловна и безгранична их любовь. И от этого мне хочется быть тем человеком, каким меня считают сестры. Мне хочется жить так, чтобы быть достойной их любви.

Мерайя собирается учиться на врача-реабилитолога, чтобы помогать детям вроде Эли.

Оглядываясь назад, Мэри Штеффи осознает, какие могучие силы пришли в действие, когда она принимала решение стать Эли матерью. Ключом к ее решению была любовь.

– Именно любовь помогла мне это все понять, – говорит она. – Не только моя любовь к Эли, но и любовь Эли ко мне. И любовь Эли к Мерайе. С тех пор как я приняла это решение, жизнь моя преисполнилась бесконечного благословения.

Вечная семья

На второй год моей преподавательской деятельности я устроилась в школу на Лонг-Айленде, где было порядка полутора тысяч учеников и которая устойчиво держала марку одной из лучших государственных школ в штате. Там имелось шестнадцать спортивных команд, две дюжины курсов углубленного изучения чего-нибудь и процветающие музыкальный и театральный клубы. Мне там очень понравилось, и я моментально почувствовала себя как дома.

В результате подскочила и моя уверенность в себе как в учителе. То же самое происходило с моими способностями – чем больше я над ними работала, тем сильнее я становилась. Прогресс на обоих фронтах был потрясающий. Я осознала, что два этих параллельных пути не так уж отдельны, как мне казалось.

Способности медиума-ясновидящей помогали мне расти как учителю. Дар помогал мне понимать важность уважения к связям между мной и учениками. Он давал мне интуитивное представление о том, каковы мои ученики и что им нужно.

Подобным же образом учительский опыт помогал прояснить и отточить мои способности. Он помог мне осознать, что цель моих сеансов – не столько получение ответов, сколько учение, постановка вопросов, исследование. В обеих ипостасях я преследовала одну и ту же цель – помочь людям достичь их подлинного потенциала.

При всем при этом я старательно разделяла эти две сферы своей жизни. Не то чтобы я стыдилась своей работы медиума-ясновидящей – я просто не хотела рисковать потерей работы учителя. Я не могла знать наверняка, как люди отреагируют, и беспокоилась, что, если об этом узнают мои ученики, это будет их отвлекать. Поэтому я позаботилась, чтобы никто в школе не знал о другой стороне моей личности – ни ученики, ни другие учителя и уж точно не директор.