Бурная неделя Гидеона - Джон Кризи

Выходило, ему стоило доверять.

Гидеон прочитал… и скривился.

На полях жирным красным карандашом были проставлены две буквы NB<$F<|>NB — сокр. латинское "Nota bene" (Заметь хорошо"). Памятка, служащая для того, чтобы обратить внимание на какую-либо особо примечательную часть текста.> с тем, чтобы привлечь внимание читающего к параграфу, где излагалось жестокое заключение.

"В возрасте от шести до одиннадцати лет этот ребенок отличался темпераментом, склонным к крайностям и насилию. Его мать обращалась тогда ко мне с просьбой провести соответствующее лечение, но было очевидно, что данный случай выходил за рамки компетенции районного врача. Насколько я понял, этот мальчик успешно прошел курс, прописанный ему психиатром, и вновь обрел душевное равновесие. Впоследствии я не раз интересовался его состоянием у матери, и та меня неизменно заверяла, что приступы у него полностью прекратились".

Интересно, интересно! Значит, он склонен к насилию? А если копнуть глубже, выяснится, что молодой Роуз был подвержен частым кризам буйного помешательства. Обычно ведь мать ведет сына к доктору только тогда, когда приступы станут по-настоящему опасными. Так что нет ничего удивительного в том, что Смедд пометил это место в документе «NB». Намерение доктора проступало уж слишком явно, когда он настаивал на этой истории с психическим расстройством. Он совершенно очевидно опасался, не болел ли в действительности его молодой клиент, и не сомневался в том, что аргумент о припадках преходящего безумия повлияет определенным образом на чашу весов правосудия.

Гидеон подметил, что Смедд умолчал, как по вопросу о посещении им кино, так и об «утере» ножа.

В середине дня Гидеон велел привести к нему в кабинет некоего Лефти Блайта, содержавшегося в изоляторе временного задержания в ожидании суда, который должен будет состояться через неделю. Лефти уже оправился от потрясения, испытанного им при аресте, и явился беззаботно улыбающимся.

— Здравствуйте, начальник! Будете мораль мне читать, так что ли?

— Лефти, вы форменный идиот. Но, на мой взгляд, ваш случай абсолютно неизлечим. Кстати, не доводилось ли вам что-нибудь слышать в последние дни о Сиднее Бенсоне?

Как по мановению волшебной палочки улыбка тотчас же сползла с лица «медвежатника».

— Мистер Гидеон, да за все золото мира я бы не согласился работать в сговоре с этим типом!

— А что, если вы набросаете для нас список его друзей? Это зачтется вам на следующей неделе.

Маленькие бегающие глазки жулика сделались такими горестными и полными молчаливого укора, что способны были бы заставить покраснеть от стыда любого. Но не Гидеона.

— Неужели вы хотите, чтобы я настучал на него, мистер Гидеон? Вы же прекрасно знаете, что даже если бы я и знал его сотоварищей, то все равно не сказал бы о них вам!

Выходя после полудня из дому, молодой Сид Бенсон заметил Эббота, испепелил его гневным взглядом и отправился в школу. Эббот потянулся за ним. Ему впервые приходилось вот так следить за столь юным парнишкой, и только сейчас он начал понимать, насколько неблагодарным был этот труд. Когда сегодня утром тот вышел из школы, то чего только, куражась, не вытворял: еле волочил ноги на обратном пути, передразнивал и высмеивал вид и манеры своего ангела-хранителя, поносил в кругу друзей на чем свет стоит этих гнусных шпиков, легавых и всю собачью братию, короче, хорохорился самым бессовестным образом. Эббота поначалу все это сильно задевало, но потом он успокоился и воспринимал все выходки подопечного философски.

На полдороги к школе Сид придумал что-то новенькое и внезапно, сорвавшись с места, побежал. Эббот колебался всего какое-то мгновение и в свою очередь припустился за ним, рискуя потерять лицо. Прохожие тут же остановились, наблюдая за развернувшимся соревнованием. Молодой Сид опережал его на добрых метров пятьдесят, поскольку бегал стремительно, как заяц. Он даже счел возможным прежде чем завернуть за угол, пристроить развернутую пятерню к носу и подразнить своего преследователя. Улица взорвалась от хохота, тявканья собак и воплей других животных. Давненько так люди не смеялись!

Эббот, сжав зубы, побежал быстрее. Постепенно он нагонял мальчишку. Неожиданно какой-то велосипедист, насмешливо наблюдавший за разыгравшейся сценой, нарочно симулировал падение прямо под ноги полисмену, которому, чтобы самому не растянуться на тротуаре, пришлось его грубо оттолкнуть. Тот, завопив, рухнул на асфальт, но полицейский даже не обернулся. Однако все насмешки прохожих и визги животных как по волшебству вдруг смолкли.

Эббот свернул за угол. Парнишка оказался совсем рядом, преспокойно играя в шары с товарищами. В уголках его рта притаилась наглая успешка. Запыхавшийся инспектор чуть в сердцах не свернул ему шею, но сумел сдержаться. Какой-то полицейский в форме, издали учуяв неладное, двинулся к ним широкими шагами. То был констебль из районного участка, а людям такого рода не было ничего более приятного, чем увидеть своего коллегу из Ярда в нелепой и комичной ситуации.

К тому же Эббот рисковал навлечь на себя гнев толпы, и уж тогда этот чертов велосипедист не преминет закатить ему скандал. Так что лучше было выбросить из головы мысль о том, что он — такой же человек, как и все, и думать только о своем долге инспектора и о главной задаче — оградить от неприятностей этого парня, совсем ещё ребенка. А уж его коллега в форме пусть займется восстановлением порядка в толпе.

Какая-то женщина подошла к группе подростков и, ничуть не заботясь о том, что разбросала их шары, воздвигнулась перед молодым Сидом. Она была уже в возрасте, одета в платье из вискозы с ослепительными бликами на нем и в черной соломенной шляпке, украшенной красными вишенками. Ее глазки, словно два зернышка кофе, пылали гневом на багровом лице любительница пропустить рюмочку.

— Эй, послушай-ка меня, малыш Сид, — выкрикнула она на удивление зычным голосом. — Если бы ты был моим сыном, я давно бы уже тебя как следует взгрела, чтобы научить вести себя подобающим образом. Ты же видишь, что все, к чему стремится этот джентльмен, — это оказать тебе услугу, тебе, твоей матери и маленькой сестренке. Вот уж чего не скажешь о твоем отце! Если бы он зарабатывал на жизнь честным путем вместо того, чтобы путаться с недостойными женщинами, бросить твою мать и отправиться на отсидку, оставив её в одиночку заботиться о вас двоих, тогда бы он поступил правильно. Но у твоего отца в башке никогда не было здравого смысла ни на грош, и, по мне, так и ты собираешься потопать по той же дорожке. И не забывай, — закончила она, взвизгнув, — что этот джентльмен всего лишь исполняет свой долг и не желает ничего иного, как оказать тебе услугу.

Сид больше не смотрел в её сторону. Его столь живой голубизны глаза были устремлены на Эббота.

— А я не желаю никакой помощи от мерзкого легавого!

И молодой Сид поспешил улизнуть с места событий.

Он направился к школу, распаленный гневом против только что отчитавшей его женщины, против матери за её утреннюю выволочку. Его сердце пылало ненавистью к Гидеону. Но особенно глубоко его задевала враждебность, окружавшая отца. Рядом с ним вышагивал злоровенный дылда, некий Саймон, довольно безобидный бедняжка-полоумок с довольно редкими проблесками ума. Этот Саймон вообще-то посещал школу для умственно отсталых детей, но на переменах ему разрешали смешиваться с учащимися из соседней школы.

Эббот опасался, как бы Сид не решил прогулять уроки, но тот, напротив, решительно вошел в здание школы. Она имела два выхода — оба находились под наблюдением полиции. Инспектор начал осознавать, что скучать ему сегодня в послеобеденное время не придется.

Школьники, увлеченные бегом наперегонки, не обратили внимания на приход Сида в сопровождении Саймона, у которого с уголка губы стекала струйка слюны, когда он наблюдал за играми сверстников. Лишь один из них быстро подошел к Сиду и, раздуваясь от сознания собственной важности, шепнул ему:

— У меня послание для тебя.

— Можешь оставить его при себе, — язвительно и с горечью откликнулся Сид.

— Ладно, ладно, ты не очень-то задавайся! — воскликнул Чарли, отступая, однако, на всякий случай от товарища на добрый метр, так как тот легко пускал в ход кулаки. — Учти, послание — от моего отца и он мне сказал, что это — очень важно. Он и сам был бы непрочь сказать тебе это лично, но знает, что ты находишься под наблюдением фараонов.

В зло сузившихся глазах Сида промелькнул интерес.

— А, собственно, в чем дело-то?

— Мой отец хочет встретиться с тобой сегодня вечером, но так, чтобы легавые об этом не пронюхали. Ты сможешь от них отделаться?

— Эти мерзавцы-фараоны не отпускают меня от себя ни на шаг.

— Вот что просил передать тебе мой отец. Это вовсе нетрудно сделать. Достаточно перемахнуть через стену во двор соседнего предпринимателя. А там тебя будут ждать на грузовичке, и тебе останется только забраться в него. Отец сказал, что это — очень важно.