Магистральный канал - Макар Последович

Было еще довольно рано. Седым горьковатым туманом отдавали глухие гнилые заводи. Лениво ползли над водой его влажные клочья, цепляясь за ярко-желтые колючки телореза, колыхались легкой пеленой над болотом. В одном месте лодку, которой правил Петька Гопанец, понесло в узкую заводь.

Вожатый вскочил и уперся веслом в берег. И ребята с ужасом увидели, что не лодка отошла от берега, а заколыхался и стал отползать берег от лодки. Протока сразу расширилась раза в два. Из черной взбаламученной глубины стали вылетать и с шумом лопаться на поверхности тысячи пузырей.

Все здесь плавало на воде, было чрезмерно насыщено болотной ржавчиной. Леньке никак не верилось, что найдутся сила и разум, способные спустить из этой страшно огромной и, казалось, бездонной чаши сотни тысяч, если не миллионы, тонн воды. Не верилось, что, как сказал колхозникам Степка Кардыман, на этом болоте можно будет не только ходить из края в край, но и собирать богатые урожаи хлеба.

Километра два лодки плыли меж густых зарослей лозняка. С кряканьем и шумом взлетали утки, пронзительно кричали встревоженными голосами пигалицы. Что-то тяжелое время от времени бултыхалось в воду на озерках. Река все еще заворачивала в левую сторону. Она лениво текла в низких, почти ровных с водою берегах. Порой можно было увидеть на дне огромные черные тени затопленных колод, фантастически кривые, окутанные текучей тиной лапы коряг.

Вдруг Петька Гопанец сразу утратил свой важный вид и совсем по-детски пронзительно запищал:

— Смотрите! Смотрите! Что за зверь?

Только один Ленька успел разглядеть плоскую головку, пытливые настороженные глаза, коричневую шерсть на вытянутом упругом теле зверя, который кинулся из-за куста в реку. Все остальные увидели, как что-то промелькнуло поперёк реки, вздымая над собой высокий гребень воды.

— Это выдра! — возбужденно крикнул Генька. — Нам дед Брыль рассказывал про них.

— А что я вам сказал? — придя наконец в себя, снова заговорил басом Петька Гопанец. — Ясное дело, это выдра.

— Сколько до пущи осталось? — спросил Ленька у учителя.

— Через час доберемся. Мы все еще топчемся на месте. Разве вы не заметили, как петляет речка? Скоро мы выберемся на чистое место, на луг, и тогда вы снова увидите Степана Никаноровича и его подручных.

Вскоре река повернула в правую сторону и, казалось, снова пошла назад. Чем дальше, тем больше редели кусты, и вдруг за одним из них ребята совсем близко увидели шляпу Кардымана, потом белую фуражку Захара Петровича.

— Куда, студенты, отправились? — весело крикнул председатель. — Вылезайте на берег, отдохните с нами.

— Где уж им отдыхать! — усмехнулся Кардыман. — Они же должны догнать тех разбойников, что завезли в пущу деда Брыля. Ну вот и все, Захар Петрович, — обратился он к председателю. — Можно складывать инструмент. Трасса готова… Рабочая сила прибыла, будем начинать канал…

— Эта рабочая сила только около мисок умеет воевать, — подхватил шутку Иван Сорока. — Или трубу новую с чердака стащить…

Ребята выскочили на берег и огляделись. И тут многим стало ясно без объяснений Кардымана, что он задумал сделать. От песчаной косы и дальше, почти к самой пуще, ровной линией устремились длинные тонкие колышки. Ребятам стало понятно, что инженер Кардыман решил выпрямить кривое русло, чтобы сократить дорогу воде, заставить ее бурные потоки уйти прочь из болота.

Сев на поле был уже закончен. Можно браться за осушку, но Кардымана и Захара Петровича беспокоило другое. Об этом они теперь и вели между собою негромкую беседу.

Дело в том, что нужно было без промедления понизить уровень воды в речке, чтобы можно было копать магистральный канал. Но это теперь зависело не от Захара Петровича, не от Степана Никаноровича Кардымана. Все зависело от этих толстопузых бобров, с которыми экспедиция Академии наук уже целую неделю возилась где-то в пуще. Один из представителей этих земноводных тварей в последнюю, решающую минуту одурачил старого колхозного сторожа и, выбравшись из хитро расставленной западни, бултыхнулся в реку и исчез в ее темных, казалось, бездонных глубинах.

— Дед Брыль говорит, что это был самый главный их атаман, — закончил свой рассказ Степан Никанорович. — Шерман чуть волосы на себе не рвал от досады. Ведь из-под самого носа улизнула такая добыча.

Захар Петрович, однако, не улыбнулся, услышав о неудаче сторожа. Голова у него была занята своими заботами. Хмуро поглядывая на затянутую голубой дымкой пущу, председатель жестко сказал:

— Мы не станем дожидаться, покуда они выловят всех бобров. Для науки это, может быть, и нужно, но у нас, у практиков, свои интересы. Я предлагаю, Степан Никанорович, взорвать бобровую плотину сегодня же. За ночь может много сойти воды. Как ты, Иван, смотришь на это? Ты ведь опытный землекоп? Наверно, весь марьинский массив обошел с лопатой, покуда был единоличником.

Иван Сорока энергично махнул рукой.

— Известно, Захар Петрович. Бобры — это что? Может, для науки они и имеют большое значение, только нам от ихней плотины — чистая беда. Посмотрел я вчера, когда аммонал и того, что по взрывной части, хлопца привез в пущу. Навалили чертовы зверюги деревьев, коряг натаскали, камней. Щели и дырки илом позамазывали. Чуть ли не целый Днепрогэс возвели. Ну, не ошибусь, ежели скажу, что эта плотина метра четыре будет в ширину. А длиной, так как вам сказать… — Сорока посмотрел вправо, потом влево и кивнул головой вдоль реки: — А длиной, чтоб не соврать, вон почти до того куста будет. Правильно я говорю, Захар Петрович? Вы ведь тоже осматривали звериную стройку.

— Правильно, — ответил Захар Петрович.

Иван Сорока уже заволновался:

— Так эти звери живут там, как у бога за пазухой, купают свои толстые животы в светленькой водичке, свеженькой корою лакомятся, а нам из-за них нечего скотине дать. Благородное создание — корову мы вынуждены кормить осокой. Да и ту покуда достанешь — по шею в трясине вываляешься… Правду, Захар Петрович, говоришь: аммонал есть, есть хлопец, который умеет его взрывать, так чего там церемониться? Они, зверобои эти, может, еще неделю тут будут сидеть. Ведь старый Брыль, наверно, еще не все свои байки им рассказал…

Иван Сорока начал разбирать теодолит и складывать аппарат в ящичек. Он не сдержался, чтобы не привести еще одного важного довода:

— Этому мастеру по взрывам мы платим и командировочные и квартирные. Он, конечно, тоже захочет посидеть в пуще подольше. Еще бы, такой дачи ищи не найдешь. Соловьи над самым ухом поют…

— Ну, это ты, Иван, глупости болтаешь, — сухо прервал Сороку председатель. — Мы сами пригласили товарища, он к нам не набивался. Хотел бы я посмотреть, как бы ты разбирал слежавшуюся за сотни лет плотину, когда через край начнет бить вода. Потом много еще лома и камней на дне останется. А так, взрывом, мы не только в один момент уничтожим плотину, но и русло речное в том месте углубим. Эту мысль мне подал Степан Никанорович, и я с ним вполне согласен. Так что, Степан Никанорович, будем сегодня взрывать?

Инженер что-то записывал в блокноте. Дописав, закрыл его и положил в полевую сумку.

— Рабочие завтра будут? — коротко спросил он.

— Хоть двести, хоть все триста человек.

— А как в других колхозах?

— Сегодня везде заканчивают сев. И колхоз «Шумные Липники», и «Большие Подволоки», и другие. Председатель «Новой Зари» сказал, что они тоже выйдут на магистральный канал, но только через два дня. Так что тянуть не следует. Не успеешь оглянуться, как подойдет сенокос, а там и жатва не за горами… И погода стоит хорошая. А потом могут и дожди пойти… Да и людей не надо размагничивать.

— Взрывать. Сегодня. Сейчас, — ответил инженер и, повернувшись к Ивану Сороке и к остальным колхозникам, проговорил: — Благодарю, товарищи, за помощь.

Иван Сорока возразил:

— Так за что благодаришь-то, Степан Никанорович? Это ж мы, сказать правду, для себя делаем, и вы нам помогаете, а не мы вам. Хорошенькое дело. Да тут многое надо в голове иметь, чтобы знать, в какую сторону повернуть это чертово болото. В этом деле я немного разбираюсь. Вот как-то раз и со мной было, когда на заработки землекопом ходил. Ведь хозяйство мое и отец ваш и вы сами хорошо знаете. Так вот, отправился я с лопатой в Луги. А там болото еще пострашнее нашего. Выйдешь, бывало, из барака ночью, и страх тебя охватит. Мигают в темноте зеленые огоньки. В одном, в другом месте. То загорятся, то снова потухнут.

— А что это были за огоньки? — будто всерьез спросил Кардыман.

— Что за огоньки? Да глаза волчьи. Их там, может, около сотни развелось. Работал там один инженер или техник, я уж не знаю, на кого он сдавал экзамены, так вот делал этот инженер разбивку. И такой вот аппарат, как у вас, и ящичек такой же для этого аппарата. И линию такую же магистральную провел от песчаных холмов. Только та линия с рекой не соединялась, а шла по чистому болоту и через озера. И я уж не знаю, где она кончалась. Только копаем мы одну неделю, копаем другую. Народу много сошлось, ну не ошибусь, если скажу, что тысяча человек. Известно, люди тогда в деревне всякие были: богатые, середняки, бедные. Тогда за копейкой приходилось немало погоняться. Ну, так копаем мы этот канал уже и третью неделю. От поля до озера дошли уже. Там небольшую перемычку оставили и давай копать с другой стороны озера. Как подумаешь, сколько денег ухлопали на эту работу — страх берет. Инженеры там сколько раз расписывались в ведомостях, расписывались техники, десятники. Ну и мы, землекопы, известное дело, получали, что положено по закону. И вот не успели дойти до какой-то реки, а тут один хлопец — техником он был, спокойный и очень тихий — командует: «Разрушай перемычки, пускай воду в канал». А у самого лицо страшное: губы дрожат, глаза, как молнии, сверкают. К нему инженер, десятник подбегают: «Успокойся, Вася. Василий Николаевич, что с вами?» Инженер даже велел связать этого Васю…