Хозяйство света - Дженет Уинтерсон

Он выпустил конька. Он простер руки.

Какую историю?

Вот эту.

Группа туристов послушно спускалась по ступеням. Экскурсовод оглянулся, все ли мы идем следом, а когда отвернулся, я вынула серебряный ключик и открыла дверь в нашу кухню.

Потом бесшумно закрыла ее и заперлась изнутри. Вдалеке экскурсовод запирал маяк.

Нас впустили сюда одного за другим — в эту кухню-времянку, где мы с Пью съели целые стада сосисок. Помятый медный чайник стоял нечищенный на дровяной плите. Виндзорский стул со спинкой-гребешком, на котором всегда сидел Пью, — в углу. Мой табурет аккуратно притулился у стены.

— Это была трудная и одинокая жизнь, — сказал экскурсовод, — почти без удобств.

— Как же они готовили себе еду на этой штуковине? — спросил кто-то из туристов.

— Микроволновка — не пропуск к счастью, — раздраженно ответила я.

Все свирепо посмотрели на меня.

Но мне было все равно. Я уже составила план.

Маяк открывали для посетителей дважды в год. Наконец, сама не понимая, что делаю, я вернулась.

Теперь, слушая, как гудит дизель отъезжающего автобуса, я осталась одна. Я была почти уверена, что в комнату сейчас вбежит ПесДжим.

Я выдвинула табурет и села. Как тихо без тиканья часов. Я встала, выдвинула ящичек под циферблатом, достала ключ и завела пружину. Тик, тик, тик. Лучше — намного лучше. Время началось снова.

Плита проржавела вокруг дверцы. Я подергала за ручку и заглянула внутрь. Двадцать лет назад я выходила сюда по утрам и разводила огонь, потому что делала это всегда. Огонь туг еще оставался, незажженный, но есть. Я вытянула заслонку вьюшки жестяного дымохода. Вниз дождем просыпалась пыль и ржавчина, но по дуновению воздуха я поняла, что дымоход чист. Я поднесла спичку к сухим щепкам и бумаге. Огонь зарычал. Я взяла чайник, когда он уже стал запотевать. Прополоскала его, наполнила водой и приготовила себе чай двадцатилетней выдержки. «Самсон Крепкий».

Свет истончался, терял цвет, становился прозрачным. День стерся и выглянули звезды.

Я взяла чашку и стала карабкаться наверх, мимо комнаты Пью, в отсек управления и еще выше, на палубу, что кругом огибала Свет.

Прислонившись к перилам, я выглянула наверх. Каждые четыре минуты свет вспыхивал одиночным ясным лучом, видимый из-за моря — и моря времени тоже.

Я раньше часто видела этот свет. Для меня, замкнутой сушей, плывущей сквозь годы, неуверенной в своей точке на карте, этот свет был тем, что обещал мне Пью, — отметиной, ориентиром, утешением и предупреждением.

А потом я увидела его. Пью в синей лодке.

— Пью! Пью!

Он поднял руку, и я кинулась вниз по ступеням, на причал, где он уже привязывал трос, как делал всегда, а его бесформенная шляпа натянута на самые глаза.

— Я все думал, когда же ты наконец доберешься, — сказал он.

Пью: Единорог. Ртуть. Линзы. Рычаги. Истории. Свет.

На мысе Гнева всегда был Пью. Но не тот же самый Пью?

Мы говорили всю ночь, словно никогда и не уходили отсюда словно тот прерванный день навесили дверью на сегодняшний, и они сложились спина к спине, Пью и Сильвер, тогда и теперь.

— Расскажи мне историю, — сказал Пью.

— Книга, птица, остров, хижина, узкая постель, барсук, начало…

— Ты рассказала тому человеку то, что я рассказывал тебе? — спросил Пью.

— Когда любишь кого-нибудь, так и скажи.

— Верно, дитя.

— Я сказала, как ты учил меня.

— Так, так… Это хорошо.

— Я люблю тебя, Пью.

— Что такое, дитя?

— Я люблю тебя.

Он улыбнулся, глаза его — как далекий корабль.

— У меня тоже есть для тебя история.

— Что?

— Ты знаешь, ведь сиротой была мисс Скред.

— Мисс Скред!

— Никогда не была потомком Вавилона Мрака. Так и не смогла простить нам этого.

И я снова оказалась на Леерном проезде, под Одноуточным Одеялом с утиными перьями, утиными лапами, утиным клювом, остекленевшими утиными глазами и плоским утиным хвостом, я ждала рассвета.

Нам везет — даже худшим из нас, — потому что рассвет приходит.

Огонь догорал, и снаружи повисла какая-то странная тишина, словно море перестало двигаться. А потом мы услышали собачий лай.

— Это ПесДжим, — сказал Пью. — Слушай!

— Он все еще жив?

— Все еще гавкает.

Пью встал.

— Скоро день, Сильвер, пора уходить.

— Куда ты пойдешь?

Пью пожал плечами:

— Туда, сюда, не туда и не сюда, а по временам вообще в другие места.

— Я увижу тебя снова?

— На мысе Гнева всегда был Пью.

Я смотрела, как он садится в лодку и выравнивает руль. ПесДжим приподнялся на носу, виляя хвостом. Пью стал грести прочь от скал, и в этот момент вышло солнце и засияло прямо сквозь Пью и лодку. Свет был такой сильный, что мне пришлось ладонью прикрыть глаза, а когда я посмотрела снова, и лодка, и Пью исчезли.

Я осталась на маяке, пока день не сошел на нет. Когда я уходила, солнце садилось, и на другой стороне неба вставала полная луна. Я вытянула руки, держа палое солнце в одной, восходящую луну в другой, мои золото и серебро, мой дар от жизни. Мой дар жизни.

Моя жизнь — лишь сомнение во времени. Устье пещеры. Зазор для слова.

Это были мои истории — вспышки по-над временем.

Я позову тебя, мы зажжем огонь, выпьем вина и признаем друг друга здесь, в том месте, что принадлежит лишь нам. Не жди. Не затягивай с историей.

Жизнь так коротка. Эта полоска моря и песка, эта прогулка по берегу, пока прилив не скрыл все, что мы сделали.

Три самых трудных слова на свете.

Но что еще я могу сказать?

Примечания

1

Парафраз Ветхого Завета: «Взгляните на скалу, из которой вы иссечены, и в глубину рва, из которого вы извлечены» (Исайя, 51:1). — Здесь и далее прим. переводчика.

2

Роберт Фолкон Скотт (1868–1912) — английский исследователь Антарктиды. 18 февраля 1912 г. достиг Южного полюса (на 33 дня позже Амундсена). Погиб на обратном пути.

3

Коринф. 15:55.

4

Имеется в виду королева Виктория (1819–1901), царствовавшая с 1837 по 1901 гг.

5

Парафраз Быт. 9:13.

6

«Удержит ли якорь тебя» — церковный гимн, написан в 1882 г., слова Присциллы Джейн Оуэнс, музыка Уильяма Джеймса Киркпатрика.

7

Дарвин Ч. О происхождении видов путем естественного отбора или сохранении благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь. Сочинения, т. 3. Изд-во АН СССР, М., 1939.

8

Добрый день, Сильвер! (um.)

9

Нет нет нет! В этой птичке вся моя жизнь! (um.).

10

Да да да! Мой муж умер, мой сын в армии, и у меня только одна почка (um.).

11

Без этой птички и подписки на «Нэшнл Джиогрэфик» у меня не останется ничего (um.).

12

Ничего! (um., фр.).

13

Здесь и далее фрагменты повести Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» — в переводе И. Гуровой.

14

Добрый день (греч.).

15

Ущелье Айронбридж — местечко в графстве Шропшир, где расположено множество музеев, воссоздающий события и атмосферу времен Промышленного переворота — скачка в развитии производительных сил, перехода от мануфактуры к машинному производству. В Великобритании он охватил периоде 1760-х по 1910 — 20-е гг.