Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Православный рай показался Владимиру чище магометанского, добрее латинского, а целомудрие с нестяжанием - наилучшими средствами достижения вечного блаженства.

«Добро стоящим одесную, - заметил он, - и горе грешным на левой стороне». - «Крестись, - отвечал инок, - и будешь в раю с праведными». Тогда, вероятно, и пожелал Владимир принять Святое Крещение, но всё равно сразу не решился, ибо не был достаточно укреплен в вере.

Разослав послов по разным странам, Великий Князь получил известия о скудости обрядов и убранства в мечетях и синагогах. Даже костелы католические не произвели особого впечатления на Русских. Зато о Византийском Богослужении послы отозвались восторженно. Они донесли Владимиру, что, стоя в Софийском Храме Царьграда, не знали где были, на небе или на земле. Так великолепны оказались там пение церковное, фимиам кадильный, росписи стен, красота икон, блеск золота и священнических облачений. «Всякий человек, - сказали послы, - вкусив сладкое, имеет уже отвращение от горького, так и мы, узнав Веру греков, не хотим иной». «Когда бы Закон греческий, - добавили князю бояре, - не был лучше других, то бабка твоя, Ольга, мудрейшая из всех людей, не вздумала бы принять его».

Конечно, соображения эти представлялись поверхностными. Внешнее впечатление не могло посеять глубокой веры. Князь Владимир одобрил выбор своих советников, отдал предпочтение Православию, но полностью преобразиться умом и сердцем, перенести духовное потрясение ему ещё предстояло. Ведь только ощутив подлинную потребность очистить душу покаянием, можно затем в Таинствах Церкви испытать радость и сладость соединения с Богом. Без этой полноты Христианского мироощущения креститься Владимиру было рано, и он попрежнему колебался.

Советники-бояре заключили, что неплохо бы обращение князя в новую веру совместить с выгодным для страны династическим браком, например, с женитьбой на Византийской царевне Анне, сестре императора Василия Багрянородного, правившего в Царьграде вместе с братом Константином. Владимиру предложение понравилось. О судьбе своих жён-рабынь он тогда ещё не задумывался. А вот принять крещение, породнившись с ромейскими Василевсами, было более лестно, чем кланяться им, как господам. Ведь несмотря на внешнее гостеприимство двора, Ольгу, ходившую креститься в Константинополь, там много раз унижали. Такого крещения молодой князь не желал, и он решил отправить послов к импреаторам с просьбой только о сватовстве. Ответ из Царьграда оказался кратким: «Не пристало Христианам отдавать жён за язычников. Если крестишься, то и её получишь, и Царство небесное восприимешь, и с нами единоверен будешь».

«Услышав это, - сообщает Нестор, - сказал Владимир посланным к нему от царей: "Скажите царям вашим так: я крещусь, ибо ещё прежде испытал Закон ваш и люба мне Вера ваша и Богослужение, о котором рассказали мне посланные нами мужи"». Однако невесту он всё-таки потребовал вперёд, на что получил повторный отказ. И тогда, недолго думая, собрал дружину и осадил подвластный Византии Корсунь.

Под Херсонесом Владимир, наверно, не раз пожалел о своем поспешном решении. Казалось, ему и вправду придется стоять здесь три года, как обещал, а выйдет ли толк из этого, было неизвестно. За три года до злополучной осады он воевал с болгарами на Каме, и тогда услышал совет умудренного опытом Добрыни Никитича. Глядя на пленных болгар, обутых в дорогие сапоги, Добрыня заметил: «Они не захотят быть нашими данниками; пойдем лучше искать лапотников!» Народ, имеющий достаток, всегда изыщет средства к отстаиванию своей свободы. Послушав дядю, молодой князь не стал требовать дани с побеждённых; удовлетворился богатой добычей и славой. Болгары такому миру были чрезвычайно рады и клялись Владимиру в вечной дружбе.

Теперь же за стенами Херсонеса Таврического сидели не болгары, и тем паче, не лапотники. Богатейший греческий полис, оснащённый всеми достижениями техники того времени, не удавалось взять ни приступом, ни осадой. Не только голода, но даже недостатка питьевой воды город не испытывал. При этом ни одна речка сквозь него не протекала. Откуда вода поступала в Корсунь, оставалось гадать, или молть Бога о вразумлении непросвещённых. Молиться князь Владимир ещё не умел, хотя, возможно, уже стремился к тому всей душой. Не зря же его томили сожаления о содеянных прежде грехах. И вот, на счастье Русских да и греков (как оказалось), в городе нашёлся человек именем Анастас (видимо, священник), который послал Владимиру стрелу с запиской: «За вами, к востоку, находятся колодези, дающие воду херсонцам через подземные трубы; вы можете отнять её». Следы тех труб доселе заметны на развалинах Херсонеса.

Прочтя записку Анастаса, князь, по преданию, взглянул на небо и дал слово: «Если сбудется - крещусь!»

Перекопав трубы, Русские лишили Корсунь воды, и жители города сдались на милость победителя. К своему удивлению, они действительно были помилованы. Ни грабежа, ни насилия воины не чинили. Позже, уже воцерковленный, князь Владимир проявил такое рвение к благочестию, что не хотел первое время ни с врагами воевать, ни казнить преступников. Иереям заново пришлось объяснять государю его обязанности перед народом: не только в милости, а и в строгости и в силе. Но то было потом. А тогда в Корсуне люди дивились необычайной перемене Русского князя.

Цари Византийские, узнав о сдаче города, сразу согласились на условия Владимира и тотчас отправили в Херсонес сестру свою Анну. Взамен от нового союзника они получили часть его дружины для подавления внутреннего мятежа (восстания Склира и Фоки). Сам же Владимир в ожидании невесты внезапно заболел глазами.

Когда Анна, превозмогая страх перед встречей с "необузданным язычником", готовая принести себя в жертву отечеству и послужить к "просвещению варваров", прибыла в Корсунь, её жених окончательно ослеп и в сокрушении сердечном оплакивал свои прежние заблуждения. Полная Христианского сострадания и заботы, Анна стала молить суженного своего немедленно принять Святое Крещение, к чему Владимир и сам теперь стремился всей душой.

На Пасху 988 года в Церкви Святого Апостола Иакова епископ Херсонский возложил руки на погружаемого в купель князя и произнес: «Крещается раб Божий Василий!» (по имени его крёстного отца-императора). В это мгновение слепой прозрел. Вслед за телесным исцелением открылись его духовные очи, и Владимир (в крещении Василий), объятый неописуемой радостью, воскликнул: «Теперь я увидел Бога истинного!» Вера его возросла на столько, что никакие сомнения, никакие трудности и соблазны не могли свернуть прозревшую душу со святого пути. Так Русь получила Крестителя - мужественного, сильного духом, Великого, Благоверного, Равноапостольного.

Небесным покровителем князя Владимира стал святой Василий Парийский, во славу которого в Херсонесе был воздвигнут новый храм. Он появился на том возвышенном месте, что образовалось от земли, нанесённой греками через подкоп из недостроенного Русскими штурмового вала. Сразу же после крещения состоялись обручение и венчание молодых: князя Киевского и греческой царевны, отныне Великой Княгини Анны, единственной жены Великого Владимира.

Вступая в брак с Анной, Владимир навсегда оставлял свой прежний гарем, и это была его последняя "супружеская измена". Жёны - невольницы и наложницы - получили свободу. Всем полагалось достойное содержание и право избрать нового супруга. Сыновья Владимира наследовали княжеские уделы. Рогнеде в Изяславль Владимир послал сказать: «Я теперь Христианин и должен иметь одну жену... Если хочешь, выбери себе мужа между боярами». Замечателен её ответ: «Я природная княжна. Ужели тебе одному дорого Царствие небесное? И я хочу быть невестой Христовой». С именем Анастасии Рогнеда-Гореслава постриглась в монахини. Возможно, так же поступили и остальные, точных сведений о том не сохранилось.

Из Корсуня вместо пленников победитель Владимир вывел только несколько священников, включая Анастаса, который помог ему овладеть городом. Вместо военной добычи князь взял с благословления епископа, церковные сосуды, честную главу Святого Климента (папы Римского), пострадавшего в Херсонесе в I веке, и часть мощей ученика его Святого Фивы. То были первые святыни, доставленные в стольный Киев вместе с иконами и сосудами для Богослужения. Уступив завоеванный Корсунь греческим императорам, Владимир взял с них за это всего две бронзовые статуи да четырех медных коней, которых из любви к художествам увёз для украшения своей столицы. На площади старого Киева перед Десятинной Богородичной церковью медные кони стояли ещё при жизни Преподобного Нестора Летописца. В этом же храме, построенном и содержавшемся за счёт десятой доли доходов князя (десятины), были похоронены потом сам Владимир и его супруга Анна. А место для храма Креститель Руси избрал то, на котором в 983 году пострадали первые мученики Киевские Святые Феодор и отрок Иоанн.