Человек дождя - Леонора Флейшер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маститый, аккуратно подстриженный и очень хорошо одетый, доктор Шиллинг выглядел весьма профессиональным врачом. Но в его глазах таилось нечто, не внушавшее Чарли доверия, и голос его был чересчур уж вкрадчивым.
— Рэймонд, тебе нравятся рыбки? — спросил он.
— Бедняжки, — отозвался Рэймонд, не отрываясь от записей.
— Рэй…
Но психиатр быстрым жестом прервал Чарли. Пусть Рэй говорит то, что хочет. Что бы ни пришло ему в голову. Иначе зачем они здесь?
— И чем я могу вам помочь? — Врач обращался к Чарли, но взгляд его был направлен на Рэймонда.
Глаза Чарли сузились, он на мгновение задумался. Насколько он должен быть откровенен? Видимо, больше, чем ему хотелось бы.
— Мой адвокат сказал, что все эти дела об опекунстве… короче, все зависит от того, что некий психиатр рекомендует суду.
Чарли старался выглядеть, как заблудившийся в лесу ребенок, юный и очаровательный, невинный и безобидный.
Мгновенно все поняв, Шиллинг кивнул. Вряд ли речь идет о братской любви. Здесь замешаны деньги, возможно, очень большие деньги.
— Ну и?.
— Я заплачу вам. За консультацию.
— За консультацию, — повторил психиатр, пристально глядя на Чарли ничего не выражающим взглядом.
— Да. — Чарли решил идти ва-банк, даже если это плохо кончится. — Скажите, о чем его будет спрашивать эксперт, чего следует избегать?
Доктор Шиллинг пожал плечами и улыбнулся:
— Откуда мне знать?
— А о чем бы вы его спросили? — настаивал Чарли.
— Нравятся ли ему рыбки?
— И что это вам даст?
— Он их жалеет… Послушайте, здесь нет готовых рецептов, мистер Бэббит. Что вы еще хотите узнать?
Чарли глубоко вздохнул и решился. Он выложит карты на стол.
— Как выиграть процесс?
— Ты веришь в чудеса, сынок? — мягко спросил психиатр.
Это было совсем не то, чего ждал Чарли Бэббит.
— Послушайте, время дорого. И оно уходит.
Доктор Шиллинг кивнул и улыбнулся, но улыбка его не была ни теплой, ни дружелюбной.
— Да, у вашего брата бывают эти… проявления беспокойства. Вроде того, что вы сейчас делаете со своими ногтями.
Чарли немедленно отдернул руку. Он опять, забывшись, начал грызть ногти и чувствовал себя неловко из-за того, что вновь попался на этом. Он ненавидел эту идиотскую привычку, разрушающую его тщательно создаваемый имидж супермена.
— Его блокноты, игра в бейсбол, все эти ритуалы… Все это защищает его от приступов страха…
— Это я знаю, — раздраженно перебил Чарли. — Что дальше?
— Только в том случае, если он избавится от этих проявлений, эксперт может признать, что его состояние улучшилось. И решить, что…
— … я хорошо на него влияю, — задумчиво закончил Чарли.
Врач снова кивнул:
— Вам надо доказать, что он стал более здоровым, нормальным и счастливым вне клиники. С вами.
— Значит, надо заставить его избавиться от этих дурацких штучек, да? — Задача не показалась Чарли такой уж сложной.
Психиатр язвительно рассмеялся.
— Если вам это удастся, — сказал он, — если вы за пару дней избавите его хотя бы от одного синдрома, я выдвину вас на соискание Нобелевской премии.
Чарли было ощетинился, но решил не обращать внимания на колкости врача. У него не было на это времени.
— Ладно. Я попробую.
— Ну что ж, как будет угодно, — мягко согласился доктор. — Начните с простого. Пусть он хотя бы вставит… стержень.
Сексуальная метафора совершенно сбила Чарли с толку. Вставит? Рэймонд?! Шокированный, он оглянулся на Рэймонда. Его брат все еще увлеченно писал, не отрывая глаз от аквариума. Но страница оставалась чистой — в его ручке кончился стержень.
— Вы никогда не поверите, что мне пришло в голову, — улыбнулся Чарли психиатру.
Но доктор Шиллинг понял.
— Вы имеете в виду секс? — спросил он, скупо усмехнувшись. — Это представляет наибольшую сложность.
* * *На долгом, утомительном пути от Талсы до мотеля в Техасе, где они в конце концов остановились, — по шоссе номер сорок четыре до Оклахома-Сити и по сороковому до Амарильо, — Чарли вновь и вновь обдумывал возникшую перед ним проблему. Дано: аутист Рэймонд. Требуется: изменить глубоко укоренившиеся в нем модели поведения. На первый взгляд не так уж страшно, но как вы будете менять то, чего не понимаете? У него было уже некоторое представление о том, как его брат реагирует на определенные ситуации, и он уже начал распознавать некоторые из ситуаций, вызывающих у Рэймонда психотическое состояние, но Чарли не имел ни малейшего понятия о том, почему Рэймонд ведет себя именно так.
Он припомнил, что рассказывал ему в Воллбруке доктор Брунер. Нет контакта. Вы не можете воздействовать на Рэймонда, потому что не имеете с ним связи. Механизмы, необходимые для формирования контактов с окружающими, у Рэймонда просто отсутствовали. Теперь Чарли начинал понимать, что все это значит. А если у вас с человеком нет элементарного контакта, как вы можете влиять на него?
День выдался долгим, утомительным даже для Рэймонда, который по пути частенько задремывал, да и вообще никогда не казался усталым.
Рэймонд даже сам выключил телевизор, не дожидаясь сеанса для полуночников, и собрался спать. Он чистил зубы в ванной комнате, когда Чарли вошел туда же, собираясь принять ванну — в этом дешевом мотеле не было даже душа.
Рэймонд извел уже полтюбика пасты, и пена капала с его рта, как у бешеной собаки. Но он продолжал взбивать, взбивать, взбивать пену щеткой, пока она не покрыла все вокруг. Его лицо, уши, даже брови скрылись под толстым белым слоем. Пена покрыла ручку зубной щетки, залила раковину, пятна пасты расплывались по полу у его ног. Рэймонд смотрел в зеркало, получая несомненное удовольствие от зрелища растекающейся, пузырящейся пены.
— Рэй, — запротестовал Чарли, почувствовав, как его желудок выворачивается наизнанку.
Но Рэймонд не обращал внимания. Он выдавил очередную порцию пасты и принялся орудовать щеткой с еще большим остервенением.
— Тебе нравится чистить зубы, — заметил Чарли, встряхивая головой.
Никакой реакции. Рэймонд с головой ушел в свое занятие.
Это было больше, чем Чарли мог вынести. Длинный, трудный день за рулем, жирный гамбургер, который он съел за обедом, да еще это отвратительное зрелище. Чарли стало дурно.
— Прекрати, пожалуйста, — не выдержал он, — ты выглядишь как законченный психопат. Если эксперт в Калифорнии увидит это, он запрет тебя в дурдом и выбросит ключ.
Но Рэймонд лишь увеличил темп.
— Я сказал, прекрати! — злобно заорал Чарли. — Ты что, не понял?
Рэймонд не остановился, но промямлил что-то набитым пастой ртом. Чарли с трудом разобрал слова.
— Тебе это нравится, Чарли Бэббит.
— Черта с два!
— Ты говоришь: «Смешной Рэйн Мэн… Смешные зубы».
Чарли похолодел. Неужели он не ослышался? Смешной Рэйн Мен… Смешные зубы… Рэйн Мен? Человек Дождя?!
— Что ты сказал? — настойчиво спросил он, пристально глядя на Рэймонда.
— Смешной, — мямлил Чарли сквозь слой пены.
— Ага, кто смешной?
— Смешные зубы.
— Нет, — твердо сказал Чарли, — не зубы. То, что перед этим.
Но внимание Рэймонда уже переключилось на его собственные зубы. Он снова разглядывал себя в зеркале, взбивая и взбивая пену. Чарли подошел к раковине, нашел в аптечке пару неизбежных «гигиенических» стаканчиков, распечатал упаковку одного из них, наполнил его водой и протянул Рэймонду:
— Держи.
Рэймонд посмотрел на него так, словно в жизни не видел стакана с водой.
— Прополощи! — скомандовал Чарли. — И сплюнь!
Всучив стакан Рэймонду, он отобрал у него перепачканную зубную щетку. Рэймонд стоял, сжимая стакан, как врага, который может в любую минуту вырваться.
— Ну! — рявкнул Чарли.
Судорожно хлебнув воды, Рэймонд с трудом проглотил ее и посмотрел на Чарли, ожидая одобрения. Не зная, плакать ему или смеяться, Чарли кивнул. Это лучше, чем ничего. Рэймонд снова глотнул. Его рот и подбородок стали чистыми, хотя остальное лицо было по-прежнему в пасте.
Очень осторожно Чарли отобрал у Рэймонда стакан и аккуратно поставил его на край раковины. Он не хотел пугать брата, во всяком случае сейчас.
— Мне нравится… когда ты чистишь зубы, — подсказал он. — Я говорю…
Но Рэймонд не подхватил реплику. Он молчал.
— Смешной Рэймонд — почти прошептал Чарли, не отрывая взгляда от его лица.
— Ты не умеешь говорить Рэймонд. — Его брат произнес это, как нечто само собой разумеющееся. — Ты еще маленький. Ты говоришь Рэйн Мен. Смешной Рэйн Мен.
Воспоминания захлестнули Чарли Бэббита. Воспоминания не о происшествиях и событиях, а о чувствах и ощущениях, давно забытых ощущениях. Ощущениях любви и душевного комфорта, которых он не испытывал вот уже более двадцати лет. Он стоял в ванной, оглушенный как обухом по голове.