Богиня песков - Екатерина Смирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодняшний посетитель был не очень-то похож на столичного жителя. С первого взгляда, честно говоря, он был похож на средней руки купца, приехавшего в Аар-Дех с большими надеждами и успевшего познать несколько крупных неудач. Но осанка, осанка… У такого человека нет привычки кланяться, да и вертеться он не очень-то способен. Нечто нездешнее в облике читалось с первого раза. Откуда такой?
Ах, да… Лицо его с широкими скулами было темнее, чем большинство лиц, которые приходилось изменять, раскрашивать и портить хозяину лавки за всю его долгую жизнь. Странно, что это незаметно с первого раза. Отводит глаза? Тогда почему бы ему не сделать все самому?
– Проходите, уважаемый.
Гость вошел в дверь, осмотрел первую комнату, в которой были выставлены саваны и доски для погребения, и замешкался, стоя перед каменной стеной.
– У меня нет способностей к старому ремеслу, никар. Я всего лишь скромный гонец, старший брат, которому следует узнать вашу историю и донести ее нашим людям в целости и сохранности. Откройте.
Хозяин повел рукой, и в стене открылся дверной проем, в который и шагнул темнолицый, споткнувшись на пороге.
– Садитесь, я разрешаю. Давайте письмо. А теперь, не тратя времени, говорите, что вам нужно: изменить внешность? Отдать груз и свиток? Или то, третье?
Гость покачал головой.
– Моя внешность меня устраивает, благодарю вас, никар. Если я не захочу, никто не будет обращать на нее внимания, потому я к вам и приехал. – Говоря это, он незаметно расправлял плечи и, казалось, становился выше ростом. Выше, выше… И вот уже на месте купца-неудачника стоит большая хищная птица, сидит и разглядывает тебя, и хочет съесть. – А то, третье – это летающие лодки?
– Да, уважаемый. Так вы… из лесов? Любопытно. Я всегда мечтал узнать, как выглядит человек из дождевых лесов. Это ваш естественный вид или вы всегда ходите в одежде?
– А вы всегда работали гробовщиком? – невежливо огрызнулся гость. – И жили в доме со стенами толщиной в два чаха?
Хозяин в замешательстве огладил черную бородку.
– О, простите. Нет, конечно, но после указа о магах мне пришлось очень быстро сменить лицо, дом и работу. Лишь семья осталась неизменна… А теперь пойдем в комнату. У меня есть, что вам показать.
В комнате, на столе, стояла странная игрушка, похожая на лодку, к которой кто-то приметал грубыми нитками плавательный рыбий пузырь. Темнолицый взял ее в руки и повертел, приглядываясь. Хозяин обернулся к полкам, доставая какие-то свернутые в рулоны листы желтоватой бумаги, и продолжал:
– Если уж говорить о лодках, то с самого начала в них не было ничего страшного. Раньше это казалось кощунством, но ведь и предки наши были птицами, а когда пошли слухи о кораблях с другой стороны неба, с которыми сотрудничают жрецы, ученые решили, что и нам это под силу. В конце концов, как-то предки этих, на кораблях, попали на другую сторону неба! Если у них есть корабли, они не крылаты.
– Да, я помню. Но, если я не ошибаюсь, первую летающую лодку сделал мастер, который даже не был магом.
– Нет, что вы. Был. Он жил в башне, недалеко от Марисхе. Но он был так неосторожен, что рискнул показывать свое изобретение всем подряд, и его прибрали.
Темнолицый вздохнул. Прибрать человека – раз плюнуть. А через несколько лет с такой летающей лодки можно разбрасывать яд, или погрузить в нее десятка два человек с ружьями, которые выжигают с воздуха лес, и никто не сможет ничего сделать – ни маги, ни люди.
– Вы узнали, почему эта нелепая штука недоступна для магии?
– Пока нет – развел руками хозяин. – Если бы знали, сами были бы очень довольны. Но ни один маг ее убить не может. Сбить ее в воздухе – отличная идея, проткнуть пузырь – тем более, но пока что их удается убить только на земле. Как только эта дрянь взлетает, вокруг нее возникает какое-то искажение. Снаряды летят мимо, ружья бессильны… Если пузырь поднялся, его не достать. Такое впечатление, что они живые.
Фигурка выплыла из рук темнолицего и повисла в воздухе. Он зачарованно наблюдал за ней. Живая картина медленно разворачивалась вокруг: лодка плыла над бобовым полем, и вокруг нее полыхали молнии, и темная туча висела над ней, но лодка оставалась цела. Медленно вращались плавники. В борт ударил камень: она покачнулась.
Войско вышло на поле, топча посевы. Арбалетчики дали залп, но стрелы по неизвестной причине не попадали в цель: горящая стрела из лука отклонялась или не долетала: камень не мог ударить с нужной силой.
Лодка поднялась чуть повыше, и огненный снаряд не причинил ей вреда.
Картина изменилась: лодка качалась у причальной мачты, и к ней по лесенке карабкались люди. Кто-то проткнул пузырь и поднес факел: полыхнул взрыв.
– Чем они наполняют свои пузыри?
– Водородом. Этот газ так называется, потому что, если он загорится, образуется вода. Взорвать его легче легкого. Еще во времена Войны люди знали, что некий газ получается, если травить металл кислотой. Только они называли это «неведомым воздухом». Приручить обычный воздух нельзя. Пузырьки этого газа легче самого воздуха, и никто не может им дышать. Надувать шары, несущие небесные лодки, можно было бы и горячим воздухом. Но газ, полученный с помощью молний, выходит обильнее, его можно хранить под давлением, он гораздо легче, лучше… и это соответствует духовной вертикали! Понимаете, дорогой собрат? Чем святее, тем лучше.
– Нда… – покачал собеседник головой. – Печальное зрелище. Им нужно не только убить нас, им нужно еще и оказаться при этом святее всего святого. Если бы можно было хотя бы сделать им ловушку из ветра, если бы можно было забросать их камнями… Но стоит им подняться чуть повыше, и они неуязвимы. Неужели с этой грубой, примитивной машины они способны охотиться на магов, как на крыс? Вы тоже пострадали…
– Не в этом суть – нахмурился хозяин. – С ветром у нас плохо получается. Помните трактат о ремесле? Никто из людей не способен летать, ни колдовским способом, ни обычным. Это не заложено в человеческой природе.
– Почему?
– Да что с вами, уважаемый? Ваша страна слишком полагается на силу лесов, могучих корней, силу земли, которая вас носит, силу зверей. Потому и магов у вас немного – лес вас слишком балует. Вы способны запутать эту нелепую конструкцию в лианах или загнать в крону банххи. Но никто и никогда на наших равнинах не мог удержать ветер. Если только спросить у драгоценных наших собратьев, живущих у моря. И то им приходится заклинать и удерживать воду, а не воздух. Все, кроме воздуха, понимаете? А создать в воздухе такой разряд, чтобы убить летающую лодку, способен только тэи. Покажите мне сейчас хоть одного. Одного живого тэи. Одного тэи, не погибшего во время облавы. Пусть он будет на нашей стороне.
– Н-да…
И только тут они замолчали.
15
Поэт Четвертый, неожиданно воскресший посреди шумного города, в этот раз чувствовал себя не так уж плохо.
Город был маленький, но разделенный на четыре части, и одной стороной выходил к морю.
Одна часть была шумной, там, где круглые окна глядели в море, портовый квартал уходил вниз и корабли растворялись в синих полосах тумана, вторая – каменной, где почти не росли цветы, но люди жили за высокими стенами и укачивали детей, сидя на пороге, третья – обычная, разноцветная, как многие города; там кричали о новостях, продавали и покупали – а в той, зеленой, где редкие особняки благородных господ прятались в пышных садах, стоял ничей, полуразрушенный дом, и поэт поселился там, где никто не знал его. Собственно, и он никого не знал.
Он это помнил точно, хотя не мог сказать, умирал он здесь или просто – жил.
В прежние два года поэт любил бывать там, где можно было нарваться на нож, потому что жить в десятый и двадцатый раз было невыносимо, но теперь все больше и больше времени требовалось для того, чтобы вспомнить, кто он и откуда он взялся. Если бы удалось прожить хотя бы год или полтора, чтобы память не казалась сказкой и не таяла в тумане…
Местность за пределами города была ему незнакома. Казалось, что кто-то, воскрешая, успел мазнуть по холсту, одним пятном создав облик – маленький человек, мощеная улица, дома из разноцветного тесаного камня, буйство зелени, горы… Художник был очень талантлив, но не успел сделать больше одного мазка. Города, в которых он оживал, казались ему точками на карте. Остальное было белым пятном.
Поэт задавался вопросом, почему он не оживает в пустых городах, в лесах Зеленого пояса, в середине пустыни. Очевидно, в этом была виновата сила, воскрешавшая его. Сила притягивала его к похожим людям, как тот-камень притягивает железо. Он отвечал этой силе, стоя на краю смерти, и все больше слов просилось наружу. Чаще всего они вспыхивали, как маяк, в последний миг, когда он уже был мертв, но продолжал тянуться к свету, и, воскресая, он продолжал разговор с самим собой.