Спрут 3 - Марко Незе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы излагаете мне? А с какой стати? Зачем?
— Я знаю, — продолжал Маттинера, — что решение должен принять я. Однако бывают моменты, когда я тоже нуждаюсь в чьей-то поддержке.
— Да о чем вы говорите? — ответил зычный голос, и разговор внезапно прервался. Собеседник Маттинеры повесил трубку.
Его оставили одного. И ему надо выкарабкиваться собственными силами. Он откинулся на спинку кресла и на мгновение прикрыл змеиные глазки.
— Выходит, профессор, придется вам действовать самому?
Молчавший до тех пор человек, который сидел напротив него у письменного стола, постарался, чтобы ответ прозвучал ободряюще.
— Выходит, так, дорогой Терразини. Эти документы совершенно необходимо получить обратно.
Терразини сделал жест, словно говоря: так в чем же дело? Это не так трудно.
— Мы готовы это сделать.
— Да, но нужно обойтись без лишнего шума. Аббат — слишком видная фигура. Если с его головы упадет хоть волосок, поднимется невероятный скандал.
— Там видно будет, — ответил Терразини, небрежно махнув рукой.
Как только Терразини ушел, Маттинера медленно снял очки и опустил голову на лежащие на столе руки. Нужно было время, чтобы успокоиться. Ему было не по себе — он только что предал своего бывшего учителя. Первым порывом было немедленно отправиться самому в монастырь, заставить аббата отдать документы, напугав до смерти, чтобы он держал язык за зубами.
Хорошенько поразмыслив, Маттинера пришел вот к какому выводу. Старый упрямец никогда ему этого не простит. И вместе с тем Маттинера не раскаивался, скорее, злился на аббата за то, что тот не способен его понять и оправдать.
Этот человек в монашеской рясе грозил стать для него олицетворением совести. У святых есть один недостаток: они не дают тебе спать спокойно. И тут у Маттинеры мелькнула мысль о том, что неплохо бы навсегда избавиться от него. И профессор не стал гнать от себя эту мысль — более того, она постепенно успокоила его, и настроение улучшилось.
Следующей ночью к монастырю в машине подъехали четверо. В то время как монахи крепко спали, они проникли внутрь монастыря и разделились на две пары. Двое проскользнули к келье аббата.
Они устремили луч карманного фонаря прямо в лицо спящего, и аббат сразу проснулся. Прежде чем он успел понять, что происходит, пуля, выпущенная из пистолета с глушителем, пригвоздила его к постели.
Не прошло и несколько секунд, как в проеме двери бесшумно появились двое других. Они волокли за руки безжизненное тело. Дотащив труп до постели аббата, бросили его рядом с монахом, лежавшим навзничь со скрещенными на груди руками и запрокинутой назад головой, устремив взгляд полуприкрытых глаз в вечность.
В свете карманного фонаря можно было различить, что это тело синьоры Анны. Убийцы придумали жуткую инсценировку: они хотели заставить поверить в невероятное, в любовное свидание аббата с синьорой Анной. В руку монаха они вложили пистолет, пусть думают, что аббат застрелил женщину, а потом обратил оружие против себя.
Бандит с фонариком непрерывно шарил лучом вокруг себя. В этой пляске тени и света временами казалось, что бездыханные тела убитых парят в воздухе. Другой бандит что-то лихорадочно искал. Распахнув дверцу стенного шкафа, он наконец обнаружил то, что надо: «дипломат» с документами. Схватив его, он вместе с сообщниками скрылся в темноте.
У Каттани не хватило мужества показать маленькой Грете мертвую мать. Он поручил девочку заботам монаха Бернардо. Грета с удивлением и восторгом попала в мирок глиняных ангелов и пастушков.
— Как красиво! — восклицала она, осторожно перебирая серые фигурки.
Потом опускала палец в баночку с краской и размазывала ее по поверхности статуэтки. Но то и дело приостанавливалась и задумывалась, готовая вот-вот расплакаться. Монах пытался ее отвлечь, Грета печально глядела на него и стонала:
— Мамочки больше нет…
С Сицилии на похороны приехала Джулия. На ней не было лица, девушка была просто раздавлена обрушившимся на нее новым горем. Она укрылась от всех в тени большого дерева на самом верху склона. Отсюда открывался широкий вид на раскинувшуюся внизу зеленую долину.
Джулия прислонилась к вековому стволу. У нее кружилась голова.
— Но почему? За что? — шептала она. — Что за проклятие преследует нашу семью?
Сзади к ней неслышно подошел Каттани. Пытаясь утешить, он обнял Джулию. Но та неожиданно для Коррадо оттолкнула его.
— Оставь меня! — крикнула она. — Оставь меня одну. Не хочу Тебя больше видеть! — И принялась колотить его по груди. — Это ты во всем виноват! Ты один! — Слезы застилали ей глаза, в Джулия продолжала осыпать его ударами вслепую. Они становились все слабее и слабее. — Ты погубил всю мою семью. Все по твоей вине!
Вконец обессилев, она упала в объятия Коррадо. Руки, которые его только что колотили, теперь нежно его обнимали.
— Боже мой! Что я говорю? Прости меня, дорогой, прости, — Она ласкала его, осыпала поцелуями лицо, грудь. — Я сама не знаю, что говорю, любовь моя. Я совсем обезумела. Не уходи от меня, ради бога, не оставляй меня одну.
Коррадо молча прижимал ее к себе. Он чувствовал, как она дрожит всем телом, и, чтобы успокоить, нежно гладил по голове.
— Может быть, для тебя было бы лучше, если после первой встречи мы бы больше не виделись. Но теперь это уже судьба.
Легко коснувшись его губами, она попросила:
— Пожалуйста, не надо больше говорить о печальном.
На похороны явились высокопоставленные лица. Приехал депутат Тарсони, старый друг аббата, человек опытный и гибкий, привыкший приспосабливаться к обстоятельствам.
— Мы с ним были друзья молодости, — сказал он Каттани. — И вместе проделали немалый путь в политике. Он меня очень удивил, когда решил все бросить. Я всегда его очень любил, да и он был ко мне привязан. Два дня назад, когда аббат пришел ко мне в палату депутатов, он мне показался очень озабоченным.
Каттани это заинтересовало.
— Скажите, а он посетил только вас? — спросил он.
— Нет, — ответил депутат, — он нанес еще один визит. Он был у профессора Маттинеры. Не знаю, знакомы ли вы с ним…
— Смутно припоминаю, — сказал Каттани, — Где-то, наверное, слышал эту фамилию.
— Да… Это персона очень важная… По-настоящему влиятельный человек. Я наверняка знаю, что аббат посетил профессора, — сам мне об этом сообщил. Сказал: «Ну вот, с тобой я повидался, теперь пойду к Маттинере, а потом вершусь в свою берлогу».
Любопытство Каттани все усиливалось.
— А этого Маттинеры здесь нет? Он не приехал на похороны?
— Нет, его здесь нет, — ответил депутат Тарсони. — Странно, наверное, у него какие-нибудь неотложные дела. Однако приехала его жена. Вон там она стоит.
Это была женщина лет сорока, немного полноватая. Когда она прижимала к глазам платок, поднявшийся рукав открывал запястье с массивным браслетом, украшенным крупным драгоценным камнем.
Кто он, этот профессор Маттинера? Почему, оставаясь в тени, он пользуется таким влиянием? Каттани подошел к Бернардо и спросил его, приезжал ли когда-нибудь Маттинера в монастырь навестить аббата.
— Да, иногда приезжал. Он привозил экземпляры своих новых книг, они хранятся в монастырской библиотеке. Пойдем, я тебе их покажу.
Монах проводил Каттани в библиотеку и показал несколько книг с автографами Маттинеры.
— Он специалист по римской истории, — пояснил монах. — У нас даже есть экземпляр его университетской дипломной работы.
Бернардо снял с полки переплетенную рукопись и протянул Каттани.
— Вот она. Аббат был научным руководителем Маттинеры.
Каттани откинул тяжелый переплет и не смог скрыть изумления. На первой странице он прочел название дипломной работы: «Агриппина, пример тайной власти в Римской империи».
Агриппина! То же самое имя, которое назвал сицилийский ювелир. Отец Джулии послал в подарок браслет с алмазом даме, скрывавшейся под именем Агриппины. Этот браслет он только что видел на руке жены Маттинеры. «Наконец-то я тебя нашел», — подумал про себя Каттани.
Внезапно он почувствовал, что его мускулы напряглись, и ощутил приток новых сил. Низенький монах увидел, как в глазах Каттани загорелись решимость в вызов. Комиссара разом покинули недавние усталое безразличие и примиренность с судьбой.
Коррадо вновь выглядел по-бойцовски. Он бросился в келью аббата и, отодвинув груду наваленных сверху книг, открыл небольшой ящик. В нем тоже были книги. Торопливо побросав их на пол, он достал со дна ящика свой пистолет. Не так давно Коррадо отдал его аббату с обещанием никогда больше им не пользоваться.
Он вставил в пистолет обойму и засунул его за пояс.
Профессор
— Что ты собираешься делать?