Толкин русскими глазами - Марк Хукер

— Говорят, искусство гномов в руках, а не в речах, — молвила она, но к Гимли это не относится. Никто доселе не высказывал мне просьбы столь дерзкой, но и столь учтивой. И как могу я отказать, коли сама приказала ему говорить? Но скажите, как поступите вы с таким подарком?

— Буду беречь, как сокровище. Владычица, — ответил тот, — в память о ваших словах, сказанных мне при первой встрече. И если я когда-нибудь вернусь к золотых дел мастерам моей родины, то оправлю его в нетленный хрусталь, дабы стал он наследием моего дома, залогом доброй воли между Горами и Лесом до конца дней (F.487).

Уманский не восстановил ни одну из пропущенных фраз, а оставил весь кусок в точности таким, как он был представлен у Бобырь (У II. 444).

Используя совершенно разные формулировки, все остальные переводчики правильно передали смысл. Лучшим был Грузберг, поскольку его вариант ближе всего к оригиналу, хоть и не слишком литературен, и в нем сохранен повтор слова «золото», в то время как остальные переводчики второй раз использовали местоимение.

— Пусть слова мои пойдут вместе с подарком, — сказала она. — (…) Гимли, сын Глойна, пусть ваши руки будут полны золотом, но золото не будет иметь над вами власти.

Пожелание Галадриэли в сущности завершает искупление вины гномов, которое начато было еще в «Хоббите», и освобождает их сердца от власти золота. В XVIII главе ("Обратный путь"), в которой на смертном одре Торин мирится с Бильбо, Толкин показывает, насколько изменились взгляды Торина. Он говорит:

Коли среди нас побольше было бы тех, кто ценит вкусные яства, веселье и песни превыше накопленного золота, то и мир был бы радостнее (Н.273).

Толкин поменял эту фразу во втором издании (1951 г.). В первом она гласила: "Коли бы больше людей…" (АН.328). Это серьезное изменение, поскольку люди — намного более узкое понятие, чем мы. Мы может включать и людей, и гномов, и хоббитов. Новая версия Толкина придает комментарию Торина более широкий спектр значений. Часть переводчиков сузила его. Торин у ВАМ ограничился "моими соплеменниками" (ВАМ Х1990.228, X2000.348). Торин Каменкович обращался исключительно к гномам (Км Х.292). У Яхнина та же самая идея, но его вариант был более многословным. Его Торин говорит: "если бы гномы, подобно вам, хоббитам" (Я Х.342). У Рахмановой и Каминской Торин говорит: "наш брат" (Р Х.240; Кск Х.127). Торин Грузберга думал, что "мы тоже" должны ценить еду, веселье и песни больше золотых сокровищ, и в такой формулировке также дается сравнение гномов и хоббитов (Гр Х.271). В анонимном переводе слова Торина "кое-кто из нас" почти соответствуют оригиналу. Торин у Бобырь, Уманского и Королева несколько преувеличил, говоря "большинство из нас" (Б Х1994.331; У Х.180) и "все мы" (Кр Х.327).

Во второй части предложения с конструкцией "если… то" все прошло гладко — большинство переводчиков проголосовали за слово веселее. Королев и Яхнин выделяются и тут. У Королева Торин сказал, что мир будет "гораздо приятнее" (Кр Х.327), а Яхнин написал, что мир был бы "намного светлее и радостнее" (Я Х.342). Анонимный переводчик, однако, решил, что "мир бы был лучше", и при этом был абсолютно прав с философской точки зрения, но только не с лингвистической.

Другой эпизод из того же самого диалога дает представление о ценности золота и серебра в загробном мире гномов. Прощаясь с Бильбо, Торин говорит:

Я ухожу в чертоги ожидания к моим праотцам до той поры, когда мир обновится. Сейчас я оставляю все золото и серебро, поскольку там, куда ухожу, оно немногого стоит. Я хочу проститься с тобой по-дружески и взять обратно свои слова, произнесенные у Врат, и загладить свои поступки (Н.272).

В первом предложении диалога о примирении Торина с Бильбо рассказывается, куда Торин отправится после смерти и как долго будет оставаться там. Это предельно сжатый философский трактат о загробной жизни гномов, и любое искажение тщательно подобранных Толкином слов серьезно повредит философской системе, которую Толкин намеревался развернуть перед читателем.

Взгляд Яхнина на будущую загробную жизнь Торина наиболее далек от концепции Толкина. У Яхнина Торин уходит "в страну молчания", где он будет ждать вместе с предками обновления мира (Я Х.341). Леденящая душу концепция, и целиком в стиле Яхнина. Чертоги ожидания Толкина, скорее всего, скопированы с Вальгаллы89 (Valhalla — Val + Holl) — чертогов павших в бою храбрых воинов (эйнхериев) во дворце Одина из скандинавского мифа. Там павшие герои пируют с богами в ожидании Рагнарёка. Довольно сложно представить себе молчаливый пир викингов.

В своем варианте "Далекие Дворцы" Уманский уловил ощущение великолепия Вальгаллы, но такое название в этой истории кажется инородным (У X.I 80).

При переводе слова halls большинство голосов было отдано варианту чертог. Его использовали анонимный переводчик, Рахманова, Каменкович и Каминская, подразумевая при этом величественный, роскошно обставленный зал. Царским чертогом называется зал коронаций русских царей в Успенском соборе Московского Кремля. Чертог — также слово, используемое в "Советском энциклопедическом словаре" (СЭС, с. 192) в статье о Вальгалле.

Королев выбрал другое помпезное слово — палата, но в данном контексте чертог смотрится лучше. ВДМ и Грузберг использовали современный, буквалистский перевод: зал. Бобырь, как ни странно, остановилась на архаичном слове обитель. Это то же самое слово, которое анонимный переводчик и Королев ("Хоббит"), а также М&К, Каменкович и Волковский (ВК) используют при переводе The Last Homely House (H.60; F.296). В своем переводе «Хоббита», однако, для The Last Homely House Бобырь употребила выражение "последнее убежище" (Б Х1994-62; У Х.42), что верно в контексте истории, но само словосочетание лишено британской сдержанности толкиновского названия. Абзац из ВК, где упоминается The Last Homely House, пропущен и у Бобырь, и у Уманского (Б.47; У II.358).

В современном языке английское слово hall растеряло большую часть былого великолепия. "Оксфордский американский словарь" определяет его так: "большая комната или здание для собраний, банкетов, концертов и т. д.". Именно этот смысл ВДМ и Грузберг точно передают в своем переводе залы (Гр Х.270; ВАМ Х1990.228, X2ooo.348). Однако при употреблении этого слова возникает проблема, связанная с распространенным русским словосочетанием. Зал ожидания — вариант Грузберга — наводит на мысль о вокзалах и аэропортах. Такая ассоциация вызывает в воображении русского читателя достаточно прозаический образ, и поэтому ее следует избегать.

ВАМ постаралась обойти эту ассоциацию, добавив к залам определение. По ее версии, это были "Залы Долгого Ожидания", где каждое слово начиналось с прописной буквы, как в заголовке. Однако наиболее интересный вариант придумал анонимный переводчик. Он назвал их "чертогами безвременья", что намного лучше, чем версия ВАМ. Он не только употребляет чертоги, вместо залов, но и самое долгое ожидание надоест меньше, если будет длиться в безвременье, где тысяча или десять тысяч лет пролетают как одно мгновение. Я предпочел бы ждать в "чертогах безвременья", чем в "Залах Долгого Ожидания".

Ни один другой вариант, использованный для перевода hall, не может сравниться с образом, вызываемым употреблением слова чертог — ассоциацией с царским, неземным великолепием. Для русского читателя оно гораздо бесспорнее и яснее сохраняет связь с Вальгаллой, нежели формулировка Толкина — для английских читателей, которые давно не перечитывали скандинавские мифы или забыли, что halls — это обиталище богов. Последнее хорошо иллюстрирует нижеприведенная цитата из "Скандинавских мифов"90:

Чертоги имеют и прочие боги. Первый из них — Идалир — имя месту в тисовых долинах, где Улль палаты построил. Второй зовется Альвхейм, "жилище альвов". Был Фрейром получен от богов на первый зубок. Третий — чертог, с крышей, серебром украшенной богами благими; Валаскьяльв, "Чертог павших", дворец тот, он асом воздвигнут в древнее время. Четвертый — то Сёкквабекк, "погруженная скамья" — плещут над ним холодные волны, там Один и Сага пьют каждый день из чаш златокованых. Гладсхейм, "жилище радости", — то пятый, поблизости там, как золото, пышно Вальгалла блещет, (…) Пять сотен дверей и сорок еще в Вальгалле самой, верно; когда настанет час схватки с Фенриром, восемьсот воинов выйдут из каждой. (…) Двенадцатый — Види, Видара край, покрытый кустами и высокими травами91.

Скандинавские саги вполне соответствуют словам Торина о чертогах ожидания, как месте, где "золото и серебро (…) немногого стоит". В приведенной выше короткой цитате из "Скандинавских мифов" содержатся два упоминания о золоте и серебре: крыша Валаскьядьва, "Чертога павших", покрыта серебром, и "Один и Сага пьют каждый день из чаш златокованых", Золото и серебро используются самым прозаическим образом. Серебро в самом деле не представляет особой ценности, если им можно покрыть крышу огромного чертога. Несмотря на то, что купола русских храмов обычно покрывались сусальным золотом, параллели с малой ценностью серебра, используемого для покрытия крыш в чертогах богов, здесь не просматривается. На земле это демонстрация роскоши, гигантские денежные пожертвования Богу в надежде на Его милость, заслужить которую и призваны золотые купола и роскошное убранство храмов. В Чертогах богов — а богам не требуется прибегать ни к каким уловкам, чтобы произвести на кого-то впечатление, — ценность определяется в иных терминах.