Москва нас больше не любит - Слава Сергеев

- И, - почти перебивая меня, продолжает свой рассказ Николай Н., - и, вы знаете, С., вы удивитесь, но мы с Машей М. потеряли нить нашего разговора о театре Михаила Чехова! Просто мгновенно! Будто ее и не было!… Резюмируя наши ощущения, скажу, что мы стояли, чувствуя себя немного испуганными и, я бы даже сказал, неуверенными в себе и в уместности своего нахождения с нашими разговорами в этой точке Нового Арбата, известной улицы древней столицы нашей родины города Москвы. И, почувствовав это, я недовольно вспоминаю, что я на минуточку - выпускник РАТИ, Российской академии театрального искусства, поклонник Антонена Арто, книжник, известный московским любителям театра молодой талантливый исполнитель, а моя спутница - серьезный специалист в области инновационных технологий, do you understand it?!

Вспомнив это, я начинаю сердиться еще больше и заставляю себя вспомнить еще ни больше, ни меньше, как об иерархии истинных ценностей, о приоритете вечного над временным, о том, что именно я и Мария М., а не эти нувориши в нелепых ретро-плащах, являемся коренными жителями и хозяевами нашего города - и этого, известного мне с детства, места.

И вдруг я вижу, и то, что я вижу, во второй раз сбивает меня с мысли и тем “Михаил Чехов и русский игровой театр” и “мы москвичи, и это звучит гордо”. И то, что меня второй раз сбивают с моей мысли, вместе с раздражением рождает какую-то, я бы даже сказал, растерянность.

- Но что же вы увидели, дорогой Н.? - спрашивает автор.

- Терпение и еще раз терпение, - усмехнувшись, отвечает автору Николай Н. и продолжает: -…Я не вижу, как говорится, ничего особенного, дорогой С., но вижу, как одевшие свои элегантные плащи брюнеты, не прерывая беседы на гортанном, возможно, живом восточном языке, наклоняются к автомобилю и плавным, почти не обращающим на себя внимания движением, таким движением обыкновенные люди достают из автомобиля пакеты с покупками, деловые сумки или портфели, - так вот, брюнеты наклоняются и достают из автомобиля… - угадайте, что?

Автор растерянно разводит руками:

- Не знаю. Огромный букет дорогих роз?

- Вы отстали от жизни… Цветы, как пел когда-то поэт и актер Владимир Высоцкий, растут теперь только на нейтральной полосе. Не буду вас томить - это были два весело блеснувших под весенним солнцем вороненых ствола! - заканчивает свою историю Николай Н. - И элегантно, очень элегантно, друг мой, бросив, правда, ничего не выражающий скользящий взгляд на нас (вы ничего не видели, да?), прячут их за пазуху, под одежду.

- Я не являюсь специалистом по стрелковому оружию, - добавляет Николай Н., - но я так понял, что это было что-то вроде короткоствольных карабинов.

Удивленный и немного опешивший автор качает головой:

- Странно, а вы уверены, что вам не показалось?…

- Мне ничего, к сожалению, не показалось, дорогой С., - говорит Николай Н., - увы и ах, а если и показалось, то это было коллективной галлюцинацией, так как вы забываете о Марии М., которая в не меньшем ох.ении, чем ваш покорный слуга, стояла рядом.

И - он заканчивает свой короткий и эмоциональный рассказ:

- Забрав из авто стволы и перекинув через руку что-то вроде портпледов, брюнеты элегантно удаляются в сторону кинотеатра “Декабрь” и близлежащих кафе, сами понимаете, мы не стали интересоваться, куда-куда именно они удалились; вместо этого мы с Марией, пережив что-то вроде небольшого эмоционального стресса, в растерянности побрели в сторону арбатских переулков и ее (вы не забыли?) только что отремонтированной двухкомнатной квартиры молодой московской красавицы Марии М.

И все пытались возобновить наш разговор об игровом театре, но разговор этот никак не клеился.

Было, знаете ли, странное ощущение, что все те привычные ценности - вроде занятий искусством и разговоров о нем, профессиональной карьеры и вытекающей из нее хорошей зарплаты, хорошей квартиры, поездок в отпуск за границу, хорошего автомобиля и т. д. и т. п. - все это потеряло на время смысл и стало каким-то зыбким, неопределенным, требующим не то, чтобы защиты, - но, наверное, переосмысления… В общем, в наш город прибыл чиновник из Петербурга и срочно требует всех к себе! - ни к селу, ни к городу почему-то шутит артист Николай Н., мы невесело смеемся и на некоторое время замолкаем, думая каждый о своем.

Ведь согласитесь, у всех нас, у всех нас в памяти хранятся похожие истории, причем присутствие в них оружия совсем необязательно, наоборот, оружие в каком-то смысле даже облегчило положение моих знакомых, как говорится, четко расставив все точки над “i”.

Кстати автор, как человек дотошный, выяснил позднее у Н. примерную дату его маленького приключения и потом посмотрел в Интернете хронику происшествий в эти дни. Знаете, странно, но ничего не было. Интернет молчал. В Багдаде, что называется, в тот день было все спокойно. Так что, может быть, зря я тут утрирую, - ну, пошли люди выпить кофе или посмотреть кино на Новый Арбат и на всякий случай взяли с собой легкое стрелковое оружие.

И что?

Мы же не знаем, кто это был!

Может быть, это были члены небольшого царствующего дома, путешествующие в Москве инкогнито, например, принц Флоризель и его друг и телохранитель, может быть, опять же друзья руководства одной из наших кавказских республик, - ведь у них столько врагов! - может быть, крупные торговцы наркотиками, а может быть, даже борцы за свободу своих небольших, но гордых народов.

Повторяю: мы же не знаем, кто это был!…

Москва нас больше не любит

Такая стройка идет по Москве - обалдеть. Я был в Театре Фоменко, в новом здании на набережной Шевченко, нас женой пригласил приятель, на пьесу “Носороги” Ионеско, и вот, по пути к театру мы просто приостановились, взглянуть на вечернюю Москву в районе третьего кольца, стряхнуть с себя заботы дня, сосредоточиться перед спектаклем. И вы знаете, так все супер, классно, все блестит - и новые небоскребы, как огромные военные корабли, возвышаются с той стороны набережной, и новая эстакада, и потоки машин, и огни, много огней, и подъемные краны в неоновых стрелах над будущим Москва-Сити, и огромный триколор над домом миллиардера Дерипаски… А я вдруг поймал себя на чувстве какого-то смущения или смущенного испуга. Это как будто не Москва, - подумал я вдруг. - Не моя Москва, если точнее.

Ничего себе, мысли, а? Ведь хорошо, что все так перестраивается, несется вверх, изменяется - эти здания делового центра, это синее стекло, зеркала и бетон, это ведь не то, что унылые, серые сталинские и брежневские дома, которых много в этом районе, или этот нелепый псевдоимперский стоэтажный жилой дом “Россия” на Соколе - который никак не могли сдать в эксплуатацию. Говорят, что он все время трескался, трещала по швам воссоздаваемая империя, не держали железобетонные скрепы, не хватало песка в бетоне, плохо была рассчитана конструкция, смухлевали не то подрядчики, не то строители, не то архитекторы, не то сам Господь был недоволен и подавал знак - не туда идете, господа-товарищи…

Но какой-то испуг у меня был. Испуг - довольно точное слово в данном случае. Не то, что, мол, “я не узнаю родной город” - это сейчас часто приходится слышать, а что, знаете, все время хотелось спросить:

- Это ко мне, писателю, москвичу в третьем поколении, мужчине прожившему в этом городе около сорока лет, и к моей жене, приехавшей в Москву двенадцать лет назад из большого волжского города Казани (где жили Лев Толстой и Лобачевский и другие известные люди), закончившей здесь университет и вышедшей за меня замуж, это все к нам - как относится? - думал я со смутным беспокойством, причем думал уже не в первый раз.

Хорошо, дружески (привет, как дела, заходите, если что, звоните, поможем), или - безразлично, холодно, не замечая, даже почти враждебно? (Если вздумаем мешать).

Только вот кому адресовать мой вопрос?

Жена сказала, что у нее бурное московское строительство вызывает разные ощущения. Иногда ей все это нравится: мощно, красиво, современно, “Россия вспряла ото сна”, - а иногда кажется, что эти сверкающие корабли-небоскребы относятся к ней с неприязнью или, как я говорю, - в лучшем случае, не замечая. И ей становится отчего-то неуютно.

В общем, ничего нового, впечатления маленького человека в Нью-Йорке, Бангкоке, Лос-Анджелесе, Шанхае, et cetera.

А иногда она вообще почему-то думает о своей казанской бабушке - ветеране Великой Отечественной войны (как сейчас говорят - “ВОВ”), живущей на 100 евро в месяц и считающей, что это очень-очень хорошо (жена слышала, как она сказала своей сестре по телефону: я сейчас живу, как в Кремле!), и считающей так потому, что она 70 из своих 80 лет жила на 5-15 евро в месяц и даже не думала, что это когда-нибудь изменится. И еще, что она, молодая, успешная 30-летняя женщина, социолог со стажем, гуманитарий, любитель и знаток театра, иногда немного комплексует и волнуется, глядя на эти громады. Особенно, если у нее проблемы на работе. То есть, выражаясь современным языком, “если она не вполне успешна”. Жена даже сказала, что иногда ей хочется нарисовать какой-нибудь плакатик, типа “первомайского”: “Сначала отдайте моей бабушке ее деньги!” - и встать с ним где-нибудь на набережной, через речку от этих громад. При этом она понимает, что это нелепо и даже глупо: причем тут ее бабушка, какие деньги?! Свои деньги ее бабушка может искать только в передаче “Поле чудес”.