Песнь мятежной любви (СИ) - Райль Регина

Но я уже дико устала от его пронзительной красоты и скрытой заботы. Просить Вселенную ограничить его влияния на меня и расширить публичную зону доступа, было бесполезно — она намеренно оставалась слепоглухонема к моим мольбам.

— Осторожнее будь, — Влад мягко отстранил меня и добавил уже с хмурым лицом: — В следующий раз.

Так, понятно. Значит, когда я буду падать снова, на тот раз он останется в стороне и со злорадным удовольствием понаблюдает, как я братаюсь с асфальтом.

— Влад, я… — в последнее время лепетать становилось проще, чем говорить. Я шагнула к другу и вцепилась ему в предплечье так крепко, словно преждевременно смазала ладонь суперклеем. — Хотела тебе сказать…

— Не надо, Майя, — суперклей оказался хреновый — Влад легко убрал мои пальцы. — Знаю, слова благодарности даются тебе ещё тяжелее, чем извинения и признания своей вины, так что просто опустим этот фрагмент беседы, — закончил он, отходя.

Его слова сочились сарказмом, отравляя меня ядом. Всё правильно, так и должно быть, можно было даже хлеще сказать — заслужила. Но это было больно. И видимо я не скрыла своих чувств, потому что Влад вдруг остановился и вздохнул.

— Слушай, давай всё быстренько разрулим прямо сейчас и закроем тему, окей? Не парься, я не буду, как Эми, таить на тебя злобу неделями. Тем более, ничего страшного не случилось. Мне просто было неприятно, но всё прошло. Мир? — он протянул мне руку.

Вроде примирение предложил, а снова уколол упоминанием об Эми. Ещё один друг, который на меня в обиде, ещё один человек, который так часто делал первый шаг ко мне, гордячке. И вот Влад. Но ведь я хотела помириться сама, хотела…

Моя реакция оказалась непредсказуемой даже для меня. Вместо того чтобы пожать ему руку и сухо сказать: «Мир», чёрным растрепанным облаком я кинулась ему на шею, чуть ли не в слезах. Не знаю, откуда взялась эта чёртова сентиментальщина, но мне стало всё равно, что подумают ребята, пресловутый Родион, прохожие.

Каким же незначимым становился окружающий мир, когда решалось что-то важное для тебя. Мне было важно показать Владу, что я переживала, что хотела мира. И пусть не могла сказать словами, я с лихвой показала действиями.

Парень оторопел. Я почувствовала это по тому, как он напрягся, будто ждал, что за объятьем последует подлый удар под дых, стоит только расслабиться и дать слабину. Его безмолвие и неподвижность заставляли меня сомневаться в содеянном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Может, нужно было и дальше строить из себя обижульку? Может, разомкнуть объятие, отстраниться, пробурчать что-нибудь безэмоциональное, невнятное, врезать побольнее, как он и ждал? Но тогда обратного пути не будет — я потеряю Влада окончательно. Поэтому я лишь крепче стискивала его плечи, пока, наконец, он не догадался обнять меня в ответ. В его голосе поселилась растерянность, но, помимо этого, сквозняком прошлось странное довольство и радость:

— Я тоже скучал по тебе, Майя.

И я поняла, что поддаваться порывам — не всегда плохо.

Я старалась ни на кого не смотреть, но заметила, как Саша мне подмигнул. Значит, исподтишка наблюдал за нашей ссорой. И видимо, не только он. Хотя это и ссорой-то не назовёшь, просто Влад обиделся, и сам же отошёл. Я как бы и не при делах оказалась.

Добрались быстро, прошли досмотр и оказались внутри довольно симпатичного рокерского бара — нас встречали развешанные плакаты звёзд, от монстров металл-сцены до новичков. Народу в баре отдыхало не так много, мы даже нашли свободный столик. Над головами разместился широкий постер группы «Radiohead». Я не любила их, но лучше уж смотреть на Тома Йорка, чем на Родиона.

Никогда прежде я не обращала внимания на рассадку за столом, но после недавних событий начала строго за этим следить. Аллилуйя! Я уселась между Владом и Симой — старым и новым другом.

К девушке я ощущала странную симпатию. Может, жалела её за отношения с упырём? Да не, это я по привычке язвила. Не так уж плох Антон, и, если мне он никак, не значит, что другие тоже нос воротили. Симона выглядела довольной и счастливой. Она оказалась весёлой, но едкой и саркастичной девушкой — великолепная смесь, как раз по мне. От некоторых её реплик я ухахатывалась.

Пока сцена пустовала, мы заказали выпивку. Пива не хотелось, чего-то крепкого — тоже, и я остановилась на паре «шотов». В помещении работали кондиционеры, но мы не мёрзли в тёплой компании, разговоры в которой становились всё жарче, а смех с каждым новым глотком — всё громче. Иногда алкоголь оказывается очень кстати и, хотя я особо не любитель, порой грех не расслабиться. Стеснение и неловкость от недавних знакомств окончательно прошла, и даже Лизу я больше не воспринимала серой мышкой.

Запретный объект сидел чуть наискось и, осмелев, я позволяла себе иногда смотреть на него. Но каждый раз, как я это делала, хмель выветривался из головы. Когда наши взгляды случайно встречались, мне требовалась новая порция коктейля до очередного смелого выпада.

Проклятье! Я усиленно противилась, но эти сумрачно-серые глаза влекли меня как магнитом. Примерно так машут куском колбасы перед мордой ротвейлера на поводке. Моя удавка, кстати сказать, была сплетена из двух нитей: алкоголя и самообладания. Правда, одна обрывалась, а вторая опасно трещала. Страшно представить, что случится, если я потеряю контроль. Поэтому я запретила себе оборачиваться на Родиона, дабы не переводить выпивку и деньги. Зачем мне антидот? Я хочу пьянеть и наслаждаться вечером.

Словно мне в угоду группа, наконец, начала выступать.

Наша компания не собирались идти к сцене всем составом. Антон с Симой остались дожидаться песни пободрее, Родион о чём-то курлыкал с Лизой своим рокочущим баритоном, Влад исчез из поля зрения по зову природы. Так что смотреть со мной концерт отправился только Саша. Я уходила, не оглядываясь, чувствуя, как с каждый шагом поднималось настроение. От предвкушения музыкальной паузы, само собой.

Как много в последнее время в твоей жизни стало самообмана, Майя.

Мы встали в середине. Протолкаться вперёд не составило бы труда, но мне хотелось сначала увидеть, достойна ли группа того, чтобы переживать давку и колбаситься в первых рядах. Как выяснилось позже, мы заняли правильную позицию.

Пятеро участников, юных и полных энтузиазма, рассредоточились по относительно небольшой сцене, быстренько настроились и заиграли первую композицию.

По обыкновению сначала я обратила внимание на басистку — служебный интерес не искоренить. Не то что бы я сравнивала, просто любопытствовала техниками игры, скоростью, согласованностью ритм-секции, поведением музыканта, в общем, выискивала «фишки». Иногда случалось нарваться на интересные экземпляры. Но в этот раз коптиться от зависти не пришлось.

Плотная и низкорослая девушка с длинным торчащим грифом смотрелась неуклюже. Инструмент она держала крепко, в ноты попадала, но двигалась как неживая, будто всего месяц назад взяла в руки бас. Моё чутье на музыкантов что-то такое и подсказывало. Группа играла классический хард-рок, но с такими умениями басистке только фьюнерал дум играть по одной ноте в минуту, а не гнаться за скоростью стиля.

Так испоганить красивейшую партию надо постараться. Я чуть лоб фейспалмами не расшибла. Пару лажовых моментов я могла списать на волнение, но остальное… Неужели согруппники так же тугоухи? Да-а-а, беда с этими выдающимися гениями рок-сцены! Ей ещё тренироваться нужно, и много.

Я посмотрела на Сашу и по выражению его лица поняла, что он со мной солидарен. Мы вынесли однозначный вердикт: потенциал у группы имелся, музыка была неплоха и только улучшилась бы при смене музыканта. Ох, и жестокие люди, басисты!

Когда кто-то в толпе тронул меня за плечо, я не испугалась — касаться меня лишний раз так беспардонно Мистер Дружелюбие не стал бы.

— Развлекаешься? — прокричал мне в ухо Влад.

Он притащил с собой Родиона. Обернувшись, я первым делом увидела свою беду, а уже потом перевела взгляд на друга. Перевела — это мягко сказано, я отдирала его с усилием, а он растягивался, будто резиновый. Родион смотрел не на сцену, а на меня. Моё сердце замерло, как в той песне «Сплина». Парень видимо только что касался головы, потому что пряди у лица распушились. Разноцветные лучи прожекторов добавили его глазам причудливый блеск, что-то неземное, музыкальное. Или скорее проявили суть, сделали явной эту привлекательную частичку его души.