Ночи Клеопатры. Магия любви - Татьяна Вяземская

А с «сицилийцем» понятно. Видимо, он был любовником девчонки, вот и дуется. Кстати, возможно, он и в самом деле сицилиец – какие-то слухи о любовнике Клеопатры, вернее, об одном из любовников, достигли и его ушей.

– Приветствую великого Цезаря.

Молодую женщину колотило: подрагивали руки, плечи, словно выточенные искусным скульптором, красивая упругая грудь. Но голос не дрогнул.

Цезарь сделал приглашающий жест в сторону обеденной кушетки.

Она кивнула и повернулась к своему спутнику. Вернее, носильщику.

– Аполлодор, ты можешь идти.

Тот продолжал обеспокоенно переступать с ноги на ногу, но залы не покидал.

– Аполлодор, я благодарю тебя, но – покинь нас.

Голос царицы стал ледяным. Юлий наблюдал с интересом, но не вмешивался. Парень, похоже, не слуга. Если нет, то он добровольно пошел на достаточно серьезный риск, вывезя юную царицу из месторасположения ее войск, провезя через враждебную территорию – а по-другому они сюда добраться не могли! – и доставив ее в расположение войск Цезаря. Интересно, ради чего он рисковал? Просто ради любовницы? На такое пойдет далеко не каждый…

Аполлодор… Знакомое имя. Ба! Аполлодор-сицилиец, один из советников Птолемея Авлета! Неужели это он?

Цезарь несколько раз видел его мельком при дворе египетского царя; пообщаться поближе не получалось – когда Цезарь гостил в Александрии, Аполлодор был посланником царя в Риме. Но был наслышан о царском любимце, как о человеке умном, решительном.

Неужели это именно он? Но, пожалуй, он слишком молод – около сорока, если судить по виду, а ведь Аполлодор был советником на протяжении двух десятков лет. Может, сын? Да, о том Аполлодоре говорили, будто его прирезали на улице, дома, в Сицилии…

Впрочем, Клеопатра доверилась бы скорее всего именно другу и соратнику отца.

– Аполлодор, я жду.

Аполлодор сжал смуглые кулаки, слишком крупные для человека такого роста; загорелые щеки его налились краской. Однако он все же послушался – неловко поклонился и покинул залу.

Интересно, любовники они или нет? Просто так он бы не потащил девушку сюда – разве что она уже стала его любовницей… или пообещала в качестве платы за риск.

Цезарь пошевелил пальцами, вынуждая охрану последовать примеру сицилийца. В конце концов уж с девчонкой-то он справится в любом случае.

Впрочем, охрана далеко и не уйдет – останется под дверью. Чтобы, в случае чего… Да ладно! В основном – для того, чтобы послушать, а если получится, то и посмотреть, что же будет делать известный ходок по бабам с молодой, красивой и полуголой девицей.

– Я пришла просить великого Цезаря о помощи.

Надо же, как напрямую! Впрочем, она еще слишком молода для политических интриг. В таком случае она выбрала верный тон – просто сказать правду.

– Со столь прекрасной женщиной трудно говорить о делах, – Юлий усмехнулся.

Девушка с трудом сглотнула, как будто у нее в горле что-то застряло.

Цезарь протянул ей кубок с вином. Он будет внимателен и галантен. В конце концов, даже если он и переспит с этой… царицей, это его вовсе ни к чему не обяжет. Поступит он все равно так, как сочтет наиболее выгодным для Рима.

Царица сделала маленький глоток и вернула кубок Юлию.

– Я предпочитаю решать вопросы на трезвую голову.

– Я предпочитаю решать вопросы в серьезной обстановке, – он усмехнулся. – А твой наряд, о моя царица, серьезности способствует мало.

Ну, давай, девочка, посмотрим, что ты ответишь. Ты оделась достаточно откровенно со вполне конкретными целями. Только ты забыла о том, что Цезарь прожил уже полвека. И голой женской грудью его смутить достаточно трудно.

– Я специально подбирала его, – вот сейчас ее голос действительно дрогнул. Кажется, и смуглые щеки залились краской? Правда, в зале не слишком светло…

– Я выбирала наряд, в котором я смогу… произвести наибольшее впечатление на великого Цезаря. Хорошее впечатление – залог того… что великий Цезарь хотя бы выслушает меня.

Кажется, он удивился. Смотрит на нее блестящими внимательными глазами. В глаза глядит, не на грудь. Впрочем, он уже старый, может, ему от женщин ничего и не надо… В таком случае один из ее расчетов не оправдался. Но есть и другой: надо объяснить Цезарю, что Риму выгоден союз именно с ней, а не с ее братцем, которым управляют все, кому не лень, и от которого можно ждать чего угодно.

Цезарь что-то говорил; Клеопатра автоматически отвечала, не особо вникая. Пока это – разговор ни о чем. Надо придумать, надо обязательно придумать, как правильно объяснить… Он, похоже, подсмеивается над ней, а заготовленная и выученная наизусть речь вылетела из головы.

Твердая рука опустилась ей на плечи. Какая горячая!

– Не трясись, – шепнули ей на ухо твердые губы; рука сжала ее плечо. – Выпей вина, царица.

Рука твердая и плечо у него, видимо, твердое. Хорошо бы уткнуться в такое лбом, как в детстве она утыкалась в плечо отца.

– Ты красива. Впрочем, ты об этом знаешь и сама.

Она не красавица – и знает об этом, но, похоже, первая часть ее плана все-таки срабатывает. Все-таки у нее есть молодость, гладкая кожа, хорошие волосы. Как приятно, что его рука перебирает ее волосы… Это успокаивает. Расслабиться полностью она, правда, не может, но все же так намного спокойнее.

Рука снова скользнула на плечи и вернулась к волосам.

Клеопатра закрыла глаза. Так все-таки менее страшно… И – не сдержалась, прислонилась-таки головой к твердому плечу.

Странная девочка. Кажется, она его боится. Таких женщин у него еще не было. Были покорные рабыни, трясущиеся от страха и готовые лизать ему ноги. Были веселые распутницы, согласные на любое приключение и на любое предложение, вне зависимости от того, от кого таковое поступало.

Были хищницы, выходившие на охоту за подходящим мужчиной и сами бравшие инициативу в свои руки. Были те, кто считал, что любит именно его, Юлия, и те, кому было приятно переспать хотя бы один раз со знаменитым Цезарем.

Эта – пришла добровольно. Сама. В платье, не оставляющем ни сомнения в целях ее посещения, ни места для воображения. При этом – боится. И старается спрятаться от своего страха у него же на груди… Она отвечает на поцелуи с жаром и вроде бы стыдится этого.

Впрочем, он будет разгадывать эту загадку попозже. Если к тому времени у него не пропадет интерес. А сейчас пора переходить от поцелуев к более серьезным вещам, пока этого ему на самом деле хочется.

Его рука соскользнула ниже. У нее и ноги дрожат…

Он рывком приподнялся на руках. Первое движение – и сдавленный вскрик; после этого она закусывает губу. Сильно закусывает – тонкая оболочка лопается, и к уголку рта течет вишневая струйка. До него доходит не сразу, хотя с девственницами он сталкивается не впервые. Не сразу, потому что девице уже как минимум восемнадцать. Не сразу, потому что она пришла к нему сама, в весьма откровенном платье и с весьма недвусмысленными намерениями.