Великая Белая Бездна - Бэзил Коппер

но дело оказалось безнадежным. Это были ужасающие места. У меня была тысяча ярдов бечевки, и я сдался, когда она закончилась. Если сотни боковых туннелей, которые я видел, такие же разветвленные, там можно блуждать годами.

Смысл замечаний профессора с трудом укладывался у меня в голове.

— Тогда эту пещерную систему можно считать городом, а туннель — его главной артерией, — сказал я.

Скарсдейл кивнул.

— Превосходно, Плоурайт, — сказал он. — Я и сам пришел почти к такому же выводу.

Он повернулся ко мне в голубоватом полусвете приборной панели.

— Мы, конечно, до сих пор не имели возможности провести детальные пешие наблюдения, но могу сказать, что в точках пересечения туннелей я обнаружил любопытные символы. Как ни странно, они были вырезаны очень высоко на стенах. Вместе с тем, я не нашел ни следа каких-либо приспособлений для освещения туннелей — например, факелов или светильников. Все это заставило меня предположить, что прежние обитатели этого места были слепыми и передвигались по галереям на ощупь.

Боюсь, вездеход № 1 сильно накренился, такой неприятный подтекст несли в себе слова профессора и обстоятельства, при которых они были произнесены. Не дожидаясь предупреждения Скарсдейла, я исправил свою ошибку. Подобное предположение не приходило мне на ум и породило настолько яркую гамму образов, что я даже пожалел о непрошеном откровении профессора. И я довольно-таки трусливо обрадовался при мысли о том, что на следующий день, когда мы надеялись выехать к подземному озеру, во главе нашей маленькой колонны пойдет машина Ван Дамма.

Мы не планировали покрыть слишком большое расстояние в первый же день, так как хотели более тщательно подготовиться к ночлегу. Мы, разумеется, не смогли бы развести костер, даже если бы нашли какие-нибудь коряги, и не было никакого смысла оставаться вне вездеходов, когда мы могли ночевать под охраной их стенок. С обеда я приберег бутерброд, так как мало ел из-за возбуждения, вызванного нашим окружением, и теперь несколько вольно жонглировал рычагами управления, жуя консервированную ветчину и время от времени подкрепляясь горячим чаем из термоса, который мы всегда наполняли за завтраком.

В те минуты, когда профессор не изучал туннель, он погружался в некоторые из своих наиболее загадочных книг и документов. Я снова обратил внимание на машинописную копию древней и кощунственной «Этики Югора» и на крайне запутанного содержания бумаги, которые Ван Дамм назвал «Тронными таблицами». Все эти шифры, листы и книги, усеивавшие навигационный столик, выходили далеко за пределы моих познаний о подобных вещах. Возможно, профессор выбрал меня в качестве своего компаньона по вездеходу именно потому, что я был в этой области профаном и он мог иногда высказывать свои мысли и проверять мои зачастую банальные реакции. С Ван Даммом ему пришлось бы чаще всего вступать в словесные баталии, в которых эти два выдающихся ума были примерно равны.

Теперь он сидел, положив подбитые кожей рукава на стол и сгорбив широкие плечи. Изучая цифры, он время от времени подергивался, как будто был раздражен сверх всякой меры. Наконец, он отложил карандаш и выпрямился в кресле, повернувшись ко мне.

— Я думаю, на сегодня нам вполне хватит, Плоурайт, — сказал он. — Вы, должно быть, утомились — в конце концов, до сих пор вы выполняли большую часть черной работы.

Я бросил быстрый взгляд на индикатор пробега и удивленно покачал головой. В общей сложности за день, даже при том, после обеда мы передвигались со скоростью улитки, экспедиция прошла не менее семидесяти одной мили. Мысленно я подсчитал, что это расстояние в девять или десять раз превышает длину самой протяженной улицы в мире (по распространенному мнению, она находится где-то в России). Я просто не мог себе представить, какая сложная инженерия и оборудование понадобились бы для создания такой конструкции на заре времен, но отбросил дальнейшие тривиальные размышления, поскольку Скарсдейл снова заговорил.

— Пожалуйста, подайте сигнал.

Я нажал на кнопку, и электрический клаксон на крыше вездехода огласил туннель душераздирающим хрипом. Скарсдейл настаивал на его использовании в качестве сигнала остановки как на поверхности, так и под землей. Сам я считал, что мы прекрасно могли обойтись без клаксона, ведь радиосвязь была бы столь же эффективна. Но экспедицией руководил Скарсдейл, и он возвел эту процедуру в правило. Никто ему не перечил. Через несколько секунд из динамика раздался голос Холдена:

— Сигнал принят. Каковы ваши инструкции?

— Через пять минут мы остановимся на ночь, — ответил Скарсдейл. — Прошу приступить ко всем необходимым приготовлениям.

Черные стены туннеля с зиявшими время от времени отверстиями коридоров продолжали скользить мимо в желтом свете наших прожекторов. Мне начало казаться, что мы едем уже несколько дней, все время строго на север. Скарсдейл ответил кривой улыбкой, когда я заметил, что название экспедиции, возможно, кажется теперь чуть более уместным. Теплый ветер дул с прежней силой — хотя, к счастью, это все еще был не более чем бриз; воздух оставался сухим; скала скрипела под шуршащей поступью вездеходов.

Скарсдейл уже передвигался по кабине, включая генераторы для перезарядки батарей, проверяя электрические схемы и уровень пресной воды в баках, разыскивая консервы для ужина и занимаясь прочими повседневными вещами, от которых зависело наше выживание. Было около шести часов вечера.

2

Я сбросил газ. Мои предплечья слегка дрожали, как обычно, после долгих часов за рычагами, ноги болели от постоянного нажатия на педали. Какими бы сложными ни были эти огромные машины и как бы хитро Скарсдейл и Ван Дамм ни спроектировали механизмы трансмиссии, управлять вездеходами, несомненно, было утомительно, хотя передвижение по туннелям (я почему-то упорно называл широкое шоссе, по которому мы ехали, «туннелями» во множественном числе) не было и близко таким трудным, как по пустыне.

Но там над нами было милое небо, а не эта лунная чернота, которая, казалось, безмерно угнетала дух, пусть мы и путешествовали под горами меньше суток; вспомнить только, что мы считали небо пустыни жестоким!

Внезапное восклицание Скарсдейла вырвало меня из задумчивости. Он стоял в напряженной позе перед ветровым стеклом, его рука застыла на одном из переключателей. Такое необычное для него поведение сильно удивило меня, но я уже начал останавливать вездеход и автоматически продолжал свое занятие.

Гусеницы вращались все медленнее, и пронзительный вой сменился еле слышным рокотом; затем я заглушил мотор и почувствовал слабое дуновение теплого ветерка, создававшего в туннеле мягкий шум, похожий на звук отдаленного прибоя.

Звук мотора задней машины врезался в мое сознание. В зеркале я увидел вездеход Ван Дамма,