Невиновен - Харлан Кобен

– Так вы коп?

– Да, – улыбнулась Лорен. – Вообще-то не совсем. Я следователь из отдела по особо тяжким преступлениям окружной прокуратуры. Это все равно что офицер полиции.

– А пушка у вас есть? – не унимался мальчик.

– Итон! – одернула его мать.

Лорен уже собиралась ответить ему и даже показать пушку, но подумала, что Марше Хантер это не понравится. Матери, как правило, пугаются таких вещей. Лорен понимала их – они стремились оградить самое ценное, что у них есть – детей, – от всего связанного с насилием. Однако и отрицать, что находится при оружии, Лорен не стала.

– А это Кайра, – сказала Марша Хантер. – Помогает присматривать за детьми.

Кайра прошла через комнату, наклонилась, подняла какую-то игрушку. Лорен махнула рукой:

– Кайра, вы не могли бы вывести мальчиков погулять? Ненадолго?

– Конечно. – Кайра обернулась к братьям: – Как насчет того, чтобы погонять мяч?

– Только, чур, я бросаю первым!

– Нет, ты в прошлый раз был первым! Теперь моя очередь!

И они направились к двери, споря, кто будет бросать первым. Марша обернулась к Лорен:

– Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего.

– Тогда зачем вы здесь?

– Просто небольшая проверка, уточнение деталей по одному делу, которое мы расследуем. – Ответ был неопределенным, но по опыту Лорен знала, люди воспринимают его нормально и сразу успокаиваются.

– Какое расследование?

– Миссис Хантер…

– Можете называть меня Марша.

– Извините. Хорошо. Скажите, Марша, вы католичка?

– Простите, не поняла.

– Я не хочу вмешиваться и затрагивать ваши религиозные чувства. Да и религия здесь, в общем, ни при чем. Пытаюсь понять, не связаны ли вы с монастырской школой или приходской церковью Святой Маргариты в Ист-Ориндже.

– Святой Маргариты?

– Да. Вы их прихожанка?

– Нет. Мы ходим в церковь Святой Филомены в Ливингстоне. Но почему вы спрашиваете?

– Ну, тогда, может, связаны с приходом каким-то иным образом?

– Нет, – ответила она и после паузы спросила: – И вообще, что значит «связаны»?

Но Лорен не ответила, а продолжила задавать вопросы:

– Кого-нибудь из учеников этой школы знаете?

– Школы Святой Маргариты? Нет.

– А преподавателей?

– Нет.

– А сестру Мэри Роуз?

– Кого?

– Есть у вас знакомые монахини в школе Святой Маргариты?

– Ни одной. Знаю нескольких из школы Святой Филомены.

– Значит, сестра Мэри Роуз вам не известна?

– Абсолютно нет. А в чем, собственно, дело?

Лорен не сводила глаз с лица женщины, словно гипнотизировала ее, пыталась внушить: «Скажи, ну скажи же!» Лицо оставалось непроницаемым.

– Вы с детьми живете здесь одни?

– Да. У Кайры есть комнатка над гаражом. Она не из нашего штата.

– Но живет-то здесь?

– Снимает комнату и помогает по хозяйству. Она студентка, учится в университете Уильяма Паттерсона.

– Вы разведены?

– Я вдова.

То, как произнесла эти два слова Марша Хантер, позволило Лорен вставить два мелких недостающих фрагмента в мозаику. Но общая картина по-прежнему оставалась неясной. Совсем неясной. Лорен отругала себя за то, что поленилась подготовиться к встрече, произвести хотя бы небольшую предварительную проверку.

Марша скрестила руки на груди.

– Так в чем же все-таки дело?

– Сестра Мэри Роуз недавно скончалась.

– Она работала в той школе?

– Да. Преподавала. В католической школе Святой Маргариты.

– И все же я не понимаю…

– Мы просматривали распечатки ее последних телефонных звонков. Ну и нашли там один, который никак не могли объяснить.

– Она звонила сюда?

– Да.

Марша Хантер растерялась.

– Когда?

– Три недели назад. Если точнее, второго июня.

Марша покачала головой:

– Вероятно, просто ошиблась номером.

– Но разговор длился шесть минут.

Марша задумалась.

– Напомните, когда это было.

– Второго июня. В восемь вечера.

– Если хотите, могу проверить по своему календарю.

– Спасибо. Окажите любезность.

– Это наверху. Сейчас вернусь. Но я уверена, никто из нас не общался с этой сестрой.

– «Никто из нас»?

– Простите?

– Вы сказали «нас». Кого имели в виду?

– Ну, я не знаю. Кого-либо из тех, кто мог находиться в доме.

Лорен не стала комментировать ее высказывание.

– Не возражаете, если я задам вашей няне несколько вопросов?

Марша Хантер колебалась.

– Думаю, это не проблема. – Она выдавила улыбку. – Вот только мальчикам не понравится, если вы при всех назовете ее няней. Они считают себя уже взрослыми.

– Ясно.

– Сейчас вернусь.

Лорен направилась через кухню к задней двери. Выглянула в окно. Кайра подавала мяч Итону. Он вскинул руки, но не поймал. Кайра шагнула вперед, наклонилась, бросила снова. На сей раз мяч оказался в ловушке.

Лорен отвернулась от окна. Она двинулась к двери, как вдруг ее что-то остановило.

Холодильник.

Лорен не была замужем, не имела детей, не росла в счастливом и дружном семействе, подобном этому. Но она видела похожие холодильники в домах друзей. На секунду ей даже стало больно – у нее не было такого холодильника. Лишь две кошки, и ни намека на настоящую семью, если не считать набегов эгоистичной и мелодраматичной матери.

Но в большинстве американских домов, если кто-нибудь хотел узнать о семье что-то личное, следовало прежде всего взглянуть на дверцу холодильника. Ее украшали дети. Там можно было увидеть отрывки из школьных сочинений, изукрашенных по полям звездочками, – это означало, что ребенок получил за него высший балл. Были открытки, приглашения на дни рождения или вечеринки, к примеру, последняя могла состояться в спортзале «Малыш Джим» или боулинг-клубе «Ист-Ганновер». Там можно было увидеть счета и билеты на экскурсию всем классом, премию за вакцинацию, за членство в спортивной лиге.

И разумеется, семейные фотографии.

Лорен была единственным ребенком и всегда при виде этих снимков, этой серии магнетических улыбок, замирала. Они казались ей нереальными, точно она смотрела какое-нибудь шоу по телевизору или читала старую поздравительную открытку.

Лорен шагнула к фотографии, привлекшей ее внимание. Хантер. Не столь распространенная фамилия, но и не очень редкая. Окинула взглядом остальные снимки и вновь вернулась к этому, первому. Он находился слева и сделан был, судя по всему, во время игры в бейсбол. Лорен еще смотрела на снимок, когда вернулась Марша.

– Все в порядке, инспектор Мьюз?

Лорен вздрогнула при звуке голоса и, пытаясь скрыть смущение, спросила:

– Нашли свой календарь?

– Да. Но только это не помогло. И я не помню, что делала в тот день.

Лорен кивнула и вновь обернулась к холодильнику.

– Этот человек, – она указала на фотографию, – Мэтт Хантер?

Лицо Марши окаменело.

– Миссис Хантер!

– Что вам надо?

Прежде в ее голосе слышались теплые нотки. Теперь – даже ни намека.

– Я его знаю, – промолвила Лорен. – Давний знакомый.

Молчание.

– Вместе учились в начальной школе. В Бернет-Хилл.

Марша скрестила руки на груди и сделала вид, будто ее это не интересует.

– Вы с ним родственники?

– Он брат моего покойного мужа, – произнесла она. – Очень хороший человек.

Ну да, конечно, подумала Лорен. Настоящий принц. Просто ангел во плоти. Она читала о его деле и приговоре. Мэтт Хантер отсидел срок в тюрьме строгого режима. Неожиданно Лорен вспомнила сложенные на кушетке простыню и плед.

– Наверное, Мэтт часто вас навещает? Он ведь доводится мальчикам дядей и…

– Инспектор Мьюз!

– Да?

– Я бы хотела, чтобы вы ушли. Прямо сейчас, немедленно.

– Почему?

– Мэтт Хантер не преступник. То был просто несчастный случай. И он уже расплатился за все сполна.

Лорен молчала, ожидая продолжения. Его не последовало. Вскоре она сообразила, что подобная линия допроса вряд ли к чему приведет. Лучше избрать более мягкую тактику.

– Он мне нравился, – улыбнулась Лорен.

– Что?

– Ну, когда мы были детьми. Мэтт был славным мальчиком.

Она не покривила душой. Мэтт Хантер был действительно очень хорошим парнем, типичным добропорядочным обитателем Ливингстона, причем не прикладывая к тому особых стараний.

– Я ухожу, – сказала Лорен.

– Спасибо.

– Если вдруг вспомните или узнаете что-либо о телефонном звонке второго июня…

– Непременно сообщу вам.

– Не возражаете, если я побеседую с няней?

Марша вздохнула, пожав плечами.

– Спасибо, – кивнула Лорен и направилась к двери.

– Можно спросить? – бросила вслед Марша.

Лорен обернулась.

– Эту монахиню… убили?

– Почему вы спрашиваете?