Убийцу скрывает тень - Мэттью Хансен

Карильо этот очкастый юноша не понравился. Он, может, и жутко башковитый, но изображать из себя крутого ему не стоит. Ну, блистал в баскетболе или прилежно занимался гимнастикой — вот и все его подвиги. А бывал ли он хоть раз в по-настоящему серьезных переплетах, когда на кону твоя жизнь? Сомнительно. Навстречу опасности он прет с такой легкостью только потому, что никогда с близкого расстояния не нюхал смерти.

Карильо скривил рот и повернулся на каблуках.

— Ладно, дружок, топайте прямиком в могилу. У нас действительно нет юридического права останавливать дураков.

Мак знал, что Карильо на дух не выносит богатых интеллектуалов, считает их надменными задаваками. Наденут туфли за пятьсот долларов и часы за пять тысяч — и гордятся собой. А на поверку — слабаки слабаками.

Сам Мак никому не завидовал и никого не презирал. И решимость юристов ему импонировала. Хотя и он считал ночные поиски бессмысленной авантюрой.

— Напрасно вы хорохоритесь, — сказал он примирительным тоном. — Я сам только что прошел несколько сот ярдов по этой тропе. Фонарь мало помогает. Тропа скользкая, с крутыми поворотами, местами идти приходится по карнизу. Если все-таки надумаете идти — смотрите в оба. Эта тропа хороша исключительно в дневное время.

Кинер сухо кивнул и спросил:

— Есть какие-либо предположения, что случилось и где они могут быть?

— К сожалению, никаких зацепок, — сказал Мак. — Единственное — нашли на земле ключи от «Чероки». Но всем полицейским патрулям вокруг велено быть начеку — не исключено, что ваши коллеги спустились с горы в каком-то непредсказуемом месте и могут соответственно объявиться там, где их никто не ждет. Ну а мы с напарником и бригадой спасателей возобновим поиски с первыми лучами солнца.

— Ладно, и на том спасибо, — сказал Олинк, фамильярно хлопнув Мака по плечу. — Не забудьте с утра прихватить термосок кофе для нас.

После этого вся четверка двинула по тропе, а Мак и Карильо направились к своей машине.

По дороге Мак несколько раз удрученно оглядывался и видел, как свет мощных фонарей мечется между деревьями. Но когда он садился в машину, густой подлесок уже съел промельки света, да и голосов Кинера и его друзей не было больше слышно.

Севший за руль Карильо рвал и метал.

— Теперь нам спасать задницы еще и этих козлов!

— Не исключено. Хотя я думаю, с ними ничего страшного не случится. Не совсем ведь дураки…

Карильо яростно надавил на педаль сцепления, и гравий полетел из-под колес рванувшейся вперед машины.

— Жалкие придурки! — бесновался Карильо. — Надеюсь, сдохнут в лесу. Буду счастлив выше крыши застегнуть молнию мешка с этой шибко умной очкастой паскудой.

Мак покосился на Карильо. В сердцах чего не скажешь, но есть же предел!

— Надеюсь, Карл, ты это не всерьез, — сказал он. — За такие слова на том свете по головке не погладят. Дурная карма и все такое.

Карильо вырулил машину на шоссе и бросил на коллегу свирепый взгляд:

— Да пошел ты со своей кармой! Еще один умник!

Глава четырнадцатая

С чем бы ни работал Рассел Тардиф — с алюминием в цехах «Боинга» или с деревом в сарайчике-мастерской, — он умел предельно сосредотачиваться на своем деле. В этот момент для него не существовало ничего вокруг: мозг следил лишь за четкостью и точностью движений его рук, и сам Рассел как бы превращался в приложение к станку или электропиле. Всякие «высокоумные» занятия типа чтения он презирал, зато был, можно сказать, поэт в своей профессии: обожал сам процесс превращения сырой заготовки в готовое изделие — безупречное произведение его искусства.

Вот и сейчас — не успел Рассел вернуться к работе, как телевизионное сообщение о пропавших туристах напрочь вылетело из его головы. Его нисколько не беспокоило, что было почти два часа ночи. Этим утром он мог спать сколько угодно: не только воскресенье, но и первый день его двухнедельного отпуска.

Рассел закончил обрезку для соединения в ус, приложил заготовки друг к другу и остался доволен результатом. Как всегда у него — тютелька в тютельку. Откладывая заготовки в сторону, он краем глаза заметил какое-то движение за одним из окон. Озадаченный, он быстро повернулся в сторону маленького оконца с двойными рамами, которые он в свое время лично изготовил и установил. Но снаружи была лишь кромешная тьма. Ручейки дождя на стеклах поблескивали в свете из мастерской. Не желая ломать голову, Рассел списал загадочное движение за окном на бурю: небось пролетел отломленный ветром кедровый сук. А что нынешний дождь лил при полном штиле — это как-то не вспомнилось. Рассел вернулся к прерванной работе.

В голове того двуножки, что был в деревянной пещере, было так мало мыслей, что они почти не улавливались с расстояния. Осторожно заглянув внутрь пещеры, он определил, что двуножка производит бесконечный визг с помощью чего-то похожего на круглый камень, только диковинно блестящий. Сразу же обнаружить себя и насмерть напугать двуножку было неинтересно. Надо, чтоб его тревога нарастала постепенно. Чтоб сначала он был сбит с толку, потом заволновался, затем запаниковал — и наконец ощутил смертельный ужас, неспешное нарастание исходящих из его мозга волн страха будет так приятно просмаковать! От этого венчающее дело убийство будет еще более сладостным.

Расселу не случалось переживать землетрясение. И поэтому на протяжении нескольких секунд он ломал голову, что же происходит. Неужели землетрясение?

Весь сарайчик вдруг ходуном заходил.

Не слишком сильно. Однако достаточно, чтобы Рассел почувствовал неладное и прервал работу.

Висящие по стенам инструменты странно подрагивали. Нет, на землетрясение не похоже: пол под ногами вроде бы неподвижен. Неужели… неужели река таки подмыла берег и мастерская сейчас обрушится вниз? Вот ужас-то! Подобная гибель мастерской, со всем дорогим оборудованием, была его давнишним кошмаром — и, похоже, теперь придется пережить его наяву. Рассел кинулся к двери…

Но тут к почти неслышному сотрясению добавился звук.

Не успел Рассел и пары шагов сделать, как снаружи словно включилась гигантская фреза для обработки огромных листов алюминия. Накаты этого жуткого звука совпадали с раскачиваниями сарайчика. Рассел с ужасом понял: прямо за дверью его ожидает тот, кто способен… издавать такие звуки!

Пульс Рассела в одну секунду зашкалило. В панике он очумело шарил глазами по оконцам — стараясь высмотреть за ними того, кто этак вот проказит… В то же время вопреки очевидности он надеялся, что снаружи все-таки никого нет. Нутром Рассел угадывал, что виновник происходящего не землетрясение, не падающее дерево, не оползающий берег, не падение метеорита, не какие-то сверхсекретные испытания военной техники… Тут беснуется какое-то живое существо.

Он лихорадочно соображал, как можно защититься. В мастерской был пистолет… но Рассел решительно не помнил, куда он его сунул. Лежит где-то в завалах инструментов и заготовок… А тем временем звук фрезы превратился во вполне однозначный животный рык. Рассел лесные звуки знал. Это не медведь и не пума. А тиграм или орангутанам тут неоткуда взяться. Получалось, что леденящий душу рык не мог принадлежать ни одному известному живому существу.

Тут за окном мелькнул наконец сам нападающий. Рассел знал, что окно заканчивается в шести футах и десяти дюймах от земли — на уровне макушки какого-нибудь баскетболиста-переростка. Тем не менее в темноте он разглядел только нижнюю часть торса, покрытую рыжевато-черной шерстью. Ни плеч, ни головы нападающего видно не было. Это какого же роста должен быть зверь, чтоб его плечи еще и не начинались на высоте шести футов и десяти дюймов! Из глаз Рассела брызнули слезы животного ужаса. Его мутило. Поганец, который раскачивал его мастерскую, был некий неизвестный монстр — однозначно агрессивный и чудовищно, небывало огромный. Чтобы не рехнуться от страха, Рассел стал убеждать себя: нет, это все-таки медведь! Огромный, волосатый и ревет оглушающе. Конечно, медведь. Расселу вспомнился какой-то фильм, в котором мужчина убегает от медведя-убийцы. В фильме все кончилось хорошо. И если Рассел не станет рыпаться из мастерской, медведь рано или поздно отвяжется.

Но тут в окне вдруг появилась голова нападающего. И глаза Рассела уперлись в его глаза.

Головища зверя заполняла почти весь просвет двухфутового окна.

Какой там медведь!.. Уж теперь яснее ясного, что это не медведь.

Растерянный до невменяемости и парализованный страхом, Рассел, словно загипнотизированный, неотрывно смотрел в глаза за окном. Рожи кошмарнее он не видел даже в фильмах ужасов. И страшнее всего было не то, что эта морда была исполинская, невиданной и странной формы, а то, что эта морда, при всем своем безобразии и необычности, определенно напоминала человеческое лицо. И сердце каменело как раз от этого сходства с человеком.