Белый тапир и другие ручные животные - Ян Линдблат

Представьте себе старую женщину, травмированную осознанной или неосознанной жестокостью людей, которая предпочла уединиться в лесу, завела себе черную кошку, дружит с ушастой совой, или потчует молоком ужей, или кормит мухами жаб… Естественно, в стародавние времена столь необычное поведение пугало людей, и старушку ставили в один ряд со всякой лесной нечистью. «Не нашего роду — прикончить, убить» — психология, которая недалеко ушла от так называемой звериной. И так ли уж далеки от этой стадии люди, когда они представляют какую-нибудь неорганизованную толпу?..

Чтобы реабилитировать тех, с кем водились колдуны и ведьмы, расскажу еще о таких симпатичных тварях, как жабы и летучие мыши. К паукам у меня никогда не лежала душа, хотя мне известно, что крупные южноамериканские пауки поддаются приручению. Я, например, даже помыслить не могу, чтобы по моей ноге или руке ползал паук. А вот в институте Бутантан в Сан-Паулу есть девушка, которая разрешает прогуливаться по своим голым рукам чудовищу длиной около четверти метра (вместе с конечностями). Главное — победить в себе страх к необычной твари. Ведь и человек в глазах паука, всех восьми, тоже необычен…

В тот день, когда мне удалось заполучить паука-птицеяда, прибывшего к нам в ящике с бананами, я, разумеется, обрадовался такому объекту исследований. Первым делом надо было его сфотографировать, и, надо полагать, нервы моей многотерпеливой мамы были натянуты как струна, когда я наконец уговорил ее подержать ветку, по которой медленно передвигалось это славное существо. Теплые лучи фотоламп подбодрили короля тропиков, и он спланировал вниз на длинной паутинке. Достигнув пола, птицеяд вприпрыжку стремительно направился к маминой спальне. И вновь квартира огласилась звуками восхитительного сопрано; боюсь, к маме не скоро вернулся нормальный сон.

Летом возле нашей дачи на островке можно было видеть здоровенную жабу. Мы знали ее как Марточку; происхождение этой клички сейчас затрудняюсь установить, а подлинное имя нам, понятно, не было известно. Эта рохля принимала предлагаемых ей дождевых червей с радостью, если слово «радость» подходит к существу, которое обозревало мир совершенно безучастно. Вечерами мы вносили ее в дом для съемок, днем таскали с места на место — она все воспринимала с такой апатией, что глядя на нее хотелось спать. Но стоило предложить ей что-нибудь вкусненькое, как она тут же превращалась в скоростника, не хуже удава. Поведет головой, нацеливаясь на личинку, или жука, или что там ей предложили, на миг задумается, словно решает — быть или не быть ей стройной и изящной, затем молниеносно выбрасывает свой липкий язык необычной конструкции, забавно подмигнет, глотая добычу, — и все, кушанье съедено. Мы по-настоящему привязались к нашей надменной тучной Марточке и каждое лето радовались ее вечерним визитам. И она всегда положительно относилась к нам и к даровому угощению, хотя ее «лицо» ровным счетом ничего не выражало.

Зато мордочка летучей мыши так подвижна и до того выразительна, что вид ее вызывает озноб у большинства людей. Летучих мышей можно найти на запущенных чердаках, где они обычно висят вниз головой. Потревожьте одну из них — и она оскалит зубы в дьявольской улыбке. Грозной репутацией пользуются американские вампиры, и, наверное, страх перед ними — главная причина популярности фильмов-ужасов про кровопийцу Дракулу и его не менее кровожадную дочь. Страх перед укусами вампиров вполне обоснован, правда, в основном опасность состоит не в потере крови, а в том, что эти летучие мыши распространяют бешенство, нередко приводящее к смертельному исходу. Вампир может за один раз высосать около шестидесяти граммов, и подвергшаяся ночному нападению жертва подчас изрядно обрызгана кровью. На сравнительно небольшом острове Тринидад водится 58 видов летучих мышей, из них два вампира, а остальные — насекомоядные (как наши, шведские), нектароядные, есть даже рыболовы. Не удивительно, что Нью-Йоркское зоологическое общество организовало на Тринидаде широкое изучение летучих мышей. В некоторых пещерах скапливаются десятки тысяч рукокрылых, и воздух там отнюдь не здоровый, тем более что все покрыто толстым слоем помета, которым питаются полчища тараканов и прочей мелюзги. Говорят, достаточно подышать затхлым воздухом такой пещеры, чтобы схватить грибковую болезнь легких, которая изнуряет организм и трудно излечивается. Насколько мне известно, шведские летучие мыши не распространяют опасных для человека болезней. Красивыми их не назовешь, но они очень интересны.

Однажды мне передали случайно найденную крупную летучую мышь. Холодная, окоченевшая — непосвященный решил бы, что она при последнем издыхании. Я заготовил мучных червей и предложил ей. Под вечер она, как и положено летучим мышам, оживилась и обнаружила отменный аппетит. Моя гостья принадлежала к самому крупному из наших северных видов — это была рыжая вечерница (Nyctalus noctula), мы же не совсем последовательно прозвали ее Пипистреллой (Pipistrellus, нетопырь — родовое название самого мелкого северного вида).

Пипистрелла доказала свою принадлежность к женскому полу, произведя на свет через две недели двух крепеньких малышей. До чего же трогательно было видеть, как крохотное чудовище, челюсти которого потрясли бы даже сочинителя страшных повестей, ухаживало за своим потомством! Моя мама души не чаяла в Пипистрелле и всячески заботилась о ней. Малыши росли не по дням, а по часам, и мы с нетерпением ждали, когда они поднимутся на крыло. Увы, на третий месяц оба по какой-то неведомой причине вдруг умерли, хотя до тех пор чувствовали себя превосходно. Быть может, у Пипистреллы рано кончилось молоко? К тому же в отличие от сородичей ей не надо было постоянно летать за насекомыми, а малышам от природы, возможно, следует гораздо раньше отвыкать от материнского молока и самим вылетать на охоту.

Я собирался выпустить Пипистреллу на островке, где уже много лет в двух дуплистых осинах обитали летучие мыши; кстати, большую часть лета колонии самцов и самок живут раздельно. К моему удивлению, мама воспротивилась, и Пипистрелла всю зиму провела у нас дома в Стокгольме.

Вечернее пробуждение Пипистреллы всегда сопровождалось одним и тем же забавным ритуалом. Периодически до меня доносился громкий смех — маму неизменно потешала мимика Пипистреллы во время «разминки». Мы не измеряли температуру нашего зверька, но я полагаю, что какой-нибудь исследователь сделал это без нас. Днем Пипистрелла была на ощупь холодная, словно кусок мяса из холодильника, и почти не шевелилась. Мама согревала ее в ладонях. Наконец спящая красавица открывала свои глазки-бусинки и принималась медленно крутить головой, разевая ротик. Ни дать ни взять — изображение кричащего зверька в немом кино! Она и впрямь кричала, да только сигналы, служащие летучей мыши для ориентации, нашему слуху недоступны. Нормальное человеческое ухо воспринимает от силы двадцать тысяч колебаний в секунду, а сигналы летучей мыши приходятся на диапазон от тридцати до ста тысяч! Как известно, летучая мышь оснащена «эхолотом», ее мощные ультразвуки, отражаясь от предметов, позволяют не только оценить расстояние до того или иного препятствия — дерева, стены, — но и точно определить местоположение мечущегося в воздухе насекомого. По вечерам на Тринидаде я вижу, как сотни непревзойденных «мухоловок» носятся в сумеречном воздухе, бросаются в сторону — и хватают добычу. Особый прибор, преображающий беззвучные сигналы летучих мышей в потрескивание, позволяет исследователям подслушивать, что происходит в бархатном мраке тропической ночи. Ухо и глаз человека ничего не замечают, а прибор свидетельствует, что воздушный океан полон звуков.