Битва за Рунет: Как власть манипулирует информацией и следит за каждым из нас - Андрей Солдатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шендерович решил выступить первым: «Товарищи мои – люди серьезные, а я со своим шутовским амплуа могу себе позволить чуть больше остальных». Шендерович спросил Путина, готов ли тот говорить откровенно, или они будут оставаться в рамках взаимного пиара. «Какой пиар? – спросил Путин. – Я в этом ничего не понимаю…» – и внимательно посмотрел на Шендеровича. Тогда тот попросил Путина отпустить заложника – финансового директора НТВ Антона Титова. Путин ответил, что как президент он не может вмешиваться в дела Генеральной прокуратуры.
Встреча была настоящей катастрофой. В самом начале Сорокина передала Шендеровичу бумажку, на которой было два слова: «Все бесполезно». Но Шендерович и другие журналисты продолжали задавать вопросы, и на каждый Путин давал вежливые, но пустые ответы. Он сказал, что не может поговорить с генеральным прокурором, потому что прокуратура в России является независимым институтом. Он утверждал, что не назначал генпрокурора, потому что это в компетенции Совета Федерации, – президент только представляет кандидатуру на рассмотрение. «Этот фокус (подмену сути дела его формальной стороной) президент за время беседы успел показать нам еще несколько раз», – вспоминал Шендерович.
Но журналисты прекрасно понимали, насколько далеки слова Путина от реальности. «Как поступает человек, которому раз за разом лгут в лицо? – вспоминал потом Шендерович. – В самом тихом случае – он просто встает и уходит. Наверное, так и надо было сделать, но никто не решился (все-таки президент России!), и мы просидели три с половиной часа». Главный редактор НТВ Евгений Киселев считал, что Путин хотел их завербовать, рисуя им прекрасное будущее, если они откажутся от критики Кремля. «Когда он понял, что мы на это не пойдем, он сразу стал очень враждебен и перешел к угрозам. Он сказал мне: "А вы, господин Киселев, мы знаем все о ваших часовых телефонных разговорах с Гусинским", – вспоминает Киселев. – Я спросил его: "Значит ли это, что вы прослушиваете мой телефон?" Но он сделал вид, что не расслышал, и отвернулся».
Три месяца сотрудники НТВ провели в тревожном ожидании, пока ночью с 13-го на 14 апреля журналистов не выгнали из редакции телеканала на восьмом этаже телецентра «Останкино».
Со старым НТВ было покончено. Через два дня закрыли газету «Сегодня». Из редакции журнала «Итоги», где главным редактором был Пархоменко, выставили 74 сотрудника. Крупнейшая независимая от Кремля медиаимперия была разгромлена.
Журналисты «Медиа-Моста» боролись отчаянно, но практически в одиночку. Журналистское сообщество не проявило солидарности и не поддержало их. Мы в то время работали в «Известиях», и, хотя Ирина могла свободно писать репортажи про давление на «Медиа-Мост», большая часть редакции равнодушно отнеслась к делу НТВ, а некоторые даже испытывали чувство тайного удовлетворения.
Журналистов НТВ уважали за профессионализм, но многие считали их высокомерными. К тому же им платили лучше, чем на других каналах. Многие российские журналисты отказывались верить НТВшникам, говорившим, что цель Кремля – уничтожить единственный в стране независимый телеканал. Они считали, что Гусинский ввязался в большую политику и проиграл. Они не рассматривали войну против СМИ Гусинского как атаку на них самих или на свободу слова в целом.
Тем временем общество стало отворачиваться от журналистов. Поток компромата в конце 1990-х и войны между телеканалами в 1999-м скомпрометировали саму идею репортерского расследования. Некоторые известные репортеры, сделавшие имя в 1990-х, оказались коррумпированными и брались публиковать заказухи, если им хорошо платили{102}.
Журналистика утратила безоговорочное доверие, завоеванное в перестроечные годы. Кроме того, пресса стала ассоциироваться с западными либеральными ценностями, которые появились в России после распада СССР. Многие озлобились на Запад после финансового кризиса 1998 года, решив, что свободный рынок и демократия – идеи, заимствованные на Западе, – не дали ничего, кроме хаоса.
Тем временем репортеры стали терять не только доверие публики, но и работу. За семь лет авторы этой книги сменили пять мест работы: отдел политики «Известий» разогнали, главного редактора газеты «Версия» уволили, «Московские новости» закрыли, после чего коллектив газеты пытался запустить политический журнал, а потом сайт, но и они долго не продержались. В 2006-м мы присоединились к команде «Новой газеты», но через два года ее руководство решило резко сократить освещение деятельности спецслужб, и нас уволили. И в такой ситуации оказались очень многие репортеры.
В начале и середине 2000-х московские газеты и журналы часто меняли владельцев, в конце концов оседая в руках лояльных Кремлю олигархов. Но для публики этот процесс проходил практически незаметно. 6 октября 2006 года в центре Москвы была убита Анна Политковская – самая известная в стране независимая журналистка, занимавшаяся расследованиями военных преступлений. В Париже почтить ее память собралось больше людей, чем в Москве. Заказчики преступления не найдены до сих пор.
Пока Кремль ставил под контроль телеканалы и газеты, олигархи обратили внимание на интернет. В 1999–2000 годах были запущены самые заметные российские интернет-ресурсы – в частности, «НТВ.ру» Гусинского (переименованный в 2002-м в Newsru.com) и Grani.ru Березовского. Gazeta.ru еще в сентябре 1999-го Павловский продал олигарху Михаилу Ходорковскому.
«Фонд эффективной политики» Павловского, продолжавший играть на стороне Путина, запускал один за другим амбициозные проекты вроде онлайн-газет Lenta.ru и Vesti.ru или национальной службы новостей Strana.ru – как утверждалось, медиа-ресурса нового поколения, публиковавшего не только текстовые, но и видео– и аудиоматериалы. Редактором Strana.ru стала заместитель Павловского Марина Литвинович – та самая, что пришла с Артемием Лебедевым на встречу Путина с интернет-деятелями в декабре 1999 года{103}.
Все эти ресурсы обходились минимумом штатных корреспондентов, будучи прежде всего новостными агрегаторами. Лишь у сайта Gazeta.ru была полноценная редакция с корреспондентами, имевшими опыт работы в печатных изданиях, – перезапуск проекта был сделан бывшими репортерами «Коммерсанта». Но это делало его и самым затратным: новостные агрегаторы обходились командой редакторов, в чьи задачи входило как можно быстрее перелицовывать новости из агентств и газет. Подача и внешний вид были важнее проверки фактов. Все понимали: наступила новая эпоха.
23 октября 2002 года группа вооруженных чеченских террористов захватила здание театрального центра на Дубровке в Москве, когда на сцене шел мюзикл «Норд-Ост». Кошмар длился три дня. В субботу, 26 октября, спецназ ФСБ взял здание штурмом. По официальным данным, погибли 130 человек, большинство из которых отравились газом, содержащим фентанил, наркотическое вещество с анестезирующим эффектом. Его использовали, надеясь усыпить террористов. Во время и после штурма поток новостей и комментариев, критикующих операцию по освобождению заложников, затопил Рунет. Свидетельства очевидцев, фотографии отравленных людей в автобусах циркулировали по всем новостным агрегаторам. К этому Кремль был явно не готов.
В то время мы работали в еженедельнике «Версия». В воскресенье, 27 октября, на следующий день после штурма, мы поняли, что не можем ждать неделю до выхода свежего номера. У нас был репортаж о том, какой катастрофой закончился штурм, но нужно было найти, где его опубликовать. Мы поставили материал на собственный сайт Agentura.ru, который при поддержке «Релкома»{104} запустили за два года до того для освещения деятельности российских спецслужб. Репортаж был тут же перепечатан ведущей итальянской газетой La Stampa.
В пятницу, 1 ноября, когда новая «Версия» наконец должна была уйти в печать с нашей статьей, в редакцию пришла группа сотрудников ФСБ. Они хотели задержать номер, но, к счастью, опоздали: номер уже отправился в типографию. Тем не менее несколько компьютеров, включая редакционный сервер и компьютер Андрея, сотрудники ФСБ унесли с собой{105}. Рейд шел уже несколько часов, и главный редактор, опасаясь, что нас могут арестовать, запретил нам появляться в редакции. Мы нашли небольшое кафе на Старом Арбате, где и решили дождаться развития событий. Через некоторое время двери распахнулись, и внутрь влетели наши коллеги, с которыми мы работали еще в конце 1990-х в отделе происшествий газеты «Сегодня». Сразу же стало весело, ребята подшучивали над нашим положением. Посыпались десятки идей, как можно организовать для нас общественную поддержку. Увы, многие из них были чистой воды фантазиями. Мы слишком хорошо знали, что на этот раз все иначе. Было очевидно, что издания, в которых теперь работали наши друзья, не готовы поддерживать опальных журналистов. Ставки были слишком высоки.
Шли недели, и ФСБ продолжала давить на «Версию». Журналистов еженедельника, включая нас, вызывали на допросы, и по некоторым вопросам следователей мы поняли, что нам грозит обвинение в разглашении государственной тайны.