Дело о рубинах царицы Савской - Катерина Врублевская

Мы, согнувшись, бросились за камни и притаились.

Ждать пришлось недолго. Неожиданно раздалось шуршание, потом треск, словно кто-то перекатывал горошины в сухом стручке.

— Факелы, — шепнул Головнин, и тут же Сапаров с товарищем зажгли два факела из промасленной пакли, намотанной на крепкие ветки.

По полю бегали какие-то круглые существа, похожие на огромных ежей, длиной в аршин. Увидев огонь, они остановились, встопорщили иголки, стали трясти ими. Иголки разлетались в разные стороны.

— Осторожно! — закричал Головнин, прицелился и выстрелил. Одно существо осталось лежать, остальные заметались по полю.

— Сеть! Сеть набрасывай! — закричал Аршинов. — В норы уйдут!

Двое его подручных изловчились и набросили взятую с собой сеть на клубки острых иголок. Те бешено заворочались, пытаясь выбраться, но от этого запутывались все более и более, пока совсем не затихли.

— Кто это? — спросил Малькамо. — Демоны?

— Да какие там демоны? — засмеялся Головнин. — Дикобразы. Правда, довольно большие и упитанные, я такой вид раньше не видел. Поменьше попадались, когда охотился в Индии. Давайте, служивые, беритесь за сетку, только осторожно, не пораньтесь об иголки.

— Они ядовитые? — спросила я.

— Насколько я знаю, нет, но все может быть, так что держитесь подальше, Аполлинария Лазаревна, — предупредил Головнин.

Вернувшись, мои спутники сделали нечто вроде загончика из обломков скал, оставив дикобразов в сети. Я вернулась в свою палатку.

— Барыня! А я уж так боялась, так боялась! — Аграфена приподнялась со своей кошмы.

— Не волнуйся, все обошлось.

— Чем вы демонов-то повергли? Крестным знамением?

— Ружьем и сетью. Не демоны это, дикобразы.

— Ох! Это что за напасть такая? Дикие образом?

— Зверьки, похожие на больших ежей. С иголками. Давай спать.

Наутро вокруг загона собралось все население городка. Люди жались друг к другу и вскрикивали, когда пойманные дикобразы шевелились или топорщили иголки. В загоне сидел Нестеров. Он налил животным воды в глиняную плошку и попросил у местных жителей пару бататов.

— Вы уже здесь, Арсений Михайлович, — улыбнулась я.

— О да! С рассвета! Получаю неизъяснимое наслаждение! Ути, моя цыпочка, — он предложил дикобразу плошку с водой. — Это же африканский гребенчатый дикобраз, Аполлинария Лазаревна, я о таких только читал, и не думал, что доведется живьем увидеть! Редкое животное.

— На ежей похожи.

— Смотрите, какая у них грива из гибких шипов и острых игл. Не сомневаюсь, что они поворачивались к вам хвостом и нападали, стараясь уколоть.

— Не знаю, их Григорий с Георгием ловили. Я в засаде сидела. Кстати, и много у них игл? Они ими так стреляли!

— Нет, — рассмеялся Нестеров, — они не могут стрелять. Это легенда.

— Но я сама видела! — возразила я.

— Дело в том, что иголки у этого животного держатся очень непрочно. Когда на дикобраза нападает враг, он начинает трясти иглами. При этом они отрываются и летят во все стороны, куда попало. Именно из-за этого вы и решили, что дикобраз стреляет иглами. А их у животного около тридцати тысяч.

— Невероятно! Откуда же они взялись?

— Иглы? Выросли.

— Нет, я о самих животных. Откуда они пришли?

— Судя по тому, что местные жители их никогда не видели и приняли за демонов, дикобразы пришли издалека. Их что-то спугнуло, или кто-то спугнул, — ответил подошедший Аршинов.

— Причем шли они под землей — они выкапывают длинные норы и ведут ночной образ жизни, — добавил Нестеров.

— Не нравится мне все это, — посерьезнел Аршинов. — Когда звери трогаются с места, это обозначает катастрофу не менее, чем лесной пожар.

— Может быть, на них охотились? — спросил Нестеров. — Все же в культуре народов многих стран принято украшать себя иголками дикобразов.

— Не помню, чтобы эфиопы украшали себя подобным. Нет, дело не в погоне за иголками. Что-то происходит буквально в нескольких верстах отсюда.

Дикобразы тем временем поели и залезли в тень отдохнуть.

— Что будем с ними делать? — спросила я.

— Надо отнести их в монастырь, — сказал Малькамо. — Там их никто не тронет, на монастырских землях какие только животные не водятся.

— Предложи это старосте, — согласился с его доводами Аршинов.

— А я пока снова займусь ранеными, — Нестеров оторвался от своих любимцев.

Жители городка опять стали свидетелями возливания розово-фиолетовой воды на раны больных, которые уже подсохли и больше не гноились. Приветственными криками они встретили такое лечение, а больные стали героями дня.

Аршинов договорился со старостой, что дикобразов отнесут в монастырь Дебре-Маркос и там отпустят на волю.

Мы неуклонно продвигались к озеру Тана. Уже с севера стало тянуть влажностью, ночью сырели наши бурнусы, а в воздухе появилось больше птиц.

Аршинов сказал, что перед тем, как добраться до озера, мы переночуем в монастыре Дебре-Табор. Он старался выбирать для ночевок монастыри, так как там были каменные полати, на которые можно было бросить бурнусы, и столы, а в хижинах эфиопов нас кусали злые насекомые. Уж лучше на твердом камне, чем с кровососами. Я так скучала по обычным гостиницам с кроватью и кувшином горячей воды. Но делать было нечего — я поклялась, что пройду путем моего незабвенного мужа Владимира Гавриловича.

Уже на подступах к монастырю мы заметили нечто необычное: многочисленные струйки дыма устремлялись ввысь, ржали кони, кричали ослы, ревели верблюды. Перед монастырем обосновался самый настоящий бивак.

— Малькамо, спрячь лицо! — приказал Николай Иванович. — Кажется, это войска негуса.

Нас заметили. Навстречу нам скакал отряд эфиопской армии. Мы остановились.

Воины приблизились. Их командир что-то отрывисто произнес. Я разобрала слово «итальяно».

Аршинов перевел:

— Это ямато алака — начальник сотни, по-вашему штабс-капитан. Видишь у него на плече львиная лапа. Он спрашивает, кто мы и не итальянцы ли мы. А еще приказывает нам следовать за ним, в лагерь, расположенный в монастыре.

Аршинов ответил согласием и снова повернулся к нам:

— Вот что, господа, оказывается, недалеко отсюда идут жестокие бои с итальянцами. В нас подозревают лазутчиков, поэтому мы сейчас поедем в лагерь и там я попробую объясниться с более высоким начальством. За мной!

В огромном монастырском дворе мы спешились и пошли, держа под узды своих лошадей. Нас обступили эфиопы, цокали языками, переговаривались, некоторые даже дотрагивались, особенно до меня и Агриппины, но наши спутники быстро обступили нас так, что мы оказались в середине процессии.

Много было раненых. Они лежали прямо на земле, окровавленные, над ними хлопотали монахи.

Поручив лошадей и припасы монахам, так как наших людей нам не разрешили оставить во дворе, мы вошли в монастырь. Штабс-капитан показывал дорогу, а сзади нас шли несколько воинов, готовых тут же выстрелить, если мы вдруг предпримем попытку к бегству.

Нас привели в светлую комнату с высокими потолками, и выстроили вдоль стены. Чтобы немного успокоиться, я стала рассматривать предметы, которыми были уставлены длинные полки. Это были различные церемониальные кресты, литые и из витой проволоки, резные деревянные, украшенные эмалью или просто раскрашенные яркими красками. В углу небольшой латунный аналой старинной работы, а на нем бронзовое панно с вырезанными архаичными фигурками Христа, архангелов и апостолов.

Особенно хороши были потолочные панели. На них вырезаны, как живые, слон, козел и корова, кормящая теленка. Скорее всего, эти панели не имели ничего общего с христианством, а представляли собой отражение местных языческих верований.

За столом посреди комнаты сидел молодой офицер в богатом наряде. Было видно, что он, несмотря на молодость, старший по званию, потому что все остальные воины, находящиеся в комнате, относились к нему с почтением, кланялись и выслушивали указания. Офицер внимательно смотрел на нас, медленно переводя взгляд с одного на другого. Увидев Малькамо, закрывающего лицо краем шаммы, он кивнул стражникам, те подскочили и отдернули одежды. Малькамо закрыл лицо руками.

Офицер сделал знак, чтобы стражники отошли в сторону, и что-то отрывисто спросил высоким звенящим голосом. Малькамо отнял руки от лица, выпрямился и произнес гордо несколько слов, из которых я только и поняла, что "Малькамо, негус, Иоанн".

Завязался ожесточенный спор. Я все равно ничего не понимала, поэтому просто следила за лицами. Молодой офицер вызывал смутные воспоминания. Ну, конечно! Он был один из тех, кто стоял возле царского трона, на котором восседал Менелик. И он не волок нас в тюрьму, это сделали его поручные, рангом пониже.

Все это не внушало особенной надежды на будущее. Хотя Менелик и отнесся ко мне благосклонно, но с нами путешествовал его враг, которого он собирался предать казни. А этот молодой офицер, без сомнения, предан ему донельзя, и поэтому нас ожидает плен и отправка в Аддис-Абебу.