Любовь в мегаполисе. 3. Мы не подходим друг другу (СИ) - Князева Марина

Мое сердце колотилось, как бешеное. Как будто я не мужу звоню, а как минимум президенту. Я даже сжала одеяло кулаками, чтобы немного успокоиться.

- Алло.

- Привет, - почему-то получилось шепотом.

- Привет, - так же шепотом ответил Яроцкий.

- Ты занят? Если не можешь говорить, я перезвоню.

- Насть, что случилось? – теперь в его голосе слышалась усталость.

- Ничего. Я просто хотела узнать, как у вас дела.

В ответ тишина. И я понимаю, что не нужна Яроцкому ни моя поддержка, ни мое сострадание. И я полная дура, раз решила позвонить человеку, которому плевать на меня.

- Да хреново все.

Его ответ застает меня врасплох. Я на самом деле уже была готова сбросить звонок.

- Почему?

- Хочешь послушать мое нытье? – язвит Яроцкий.

- С мамой все в порядке?

- Да. С мамой все хорошо.

Я облегченно выдыхаю. И понимаю, что если не найду тему для разговора, то на этом все. Мне придется вежливо попрощаться. И просто иду ва-банк.

- А что тогда? Кофе в больнице невкусный? Или медсестры страшненькие?

- Нет, все не так плохо, - я даже вижу, как он улыбается. Потому что голос у него стал другой. Словно он рад меня слышать.

- Даже боюсь представить.

- Ну вот и не надо.

- Ой, рыжий, только вот не надо быть мужиком. Давай, побудь сопливой девчонкой и расскажи, что там тебя не устраивает.

- Да нормально все, - и пауза, которую я боюсь нарушить.

И мы молчим, словно оба хотим сказать что-то важное друг другу, но не решаемся.

- Домой хочу, - признается Даня, а я слышу, что не домой, а ко мне.

Я знаю, что все это мои выдумки, но не могу по-другому. Я слишком скучаю по этому парню. Но никогда в жизни ему в этом не признаюсь.

- Еще немного осталось. Что врачи говорят? Какие прогнозы?

- Еще недели две-три. А потом реабилитация дома.

- Ну отлично же.

- Вот и я говорю, что все нормально. Просто… я целый день с мамой, а ночевать приезжаю в квартиру. Кризис миновал, и теперь в клинике ночевать не разрешают. А вечером здесь одному тоскливо. Да еще и гребаный немецкий, который я не понимаю от слова совсем.

Яроцкий открыл мне частичку себя, а я не знаю, что ему сказать. Как помочь? В моем воображении Яроцкий один в квартире, где не хватает меня. Поэтому все мои предложения слишком пошлые и откровенные, что я ерзаю на кровати с бока на бок. Девочки не должны о таком думать.

- Здесь тоже не очень весело. Три дня были дожди. Правда, Маргарита Павловна не дает унывать. У нее всегда хорошее настроение и какие-нибудь вкусняшки с утра, - стараюсь отвлечься от своих мыслей об одиноком Дане и слава богу, он меня поддерживает.

- Да уж! С ней не соскучишься! Она - как телевизор, болтает без остановки, - Даня смеется, и мне так становиться так тепло, - а ты почему так долго не спишь?

И я говорю ему правду. Нет, не про то, как не могла решиться ему позвонить. А про то, что мне не спится. А потом про погоду, про то, как провожу свои будни. А Яроцкий рассказывает мне, чем он занимается весь день в клинике. Сначала говорить тяжело, нас обоих сковывает легкая неловкость, а потом мы даже подшучиваем друг над другом, как старые добрые знакомые.

Я не знаю, сколько мы проговорили, но довольно долго. И засыпала я с улыбкой на губах, потому что мне определенно понравилось разговаривать со своим мужем, его голос, его шутки – если бы не вынужденный брак, то возможно между нами что-то бы и получилось.

В последующие дни я ждала звонка от Дани, но он так и не позвонил. Мне казалось, что мы на короткое время нашли общий язык, и можно было бы продолжить общение, но я не могла переступить через себя и позвонить ему снова. Я сделала первый шаг, теперь был его ход. И, к сожалению, он его не сделал. Что говорило о многом.

Май сменил июнь. Знойный, цветущий. А я не находила себе места. Я знала, что мой муж скоро вернется и не знала, что нас ждет.

Я боялась, что он вернется без предупреждения. Что однажды я выйду на кухню, а он там. И я не знала, что ему сказать, как смотреть на него.

Но все оказалось более прозаично. Мне позвонил свекр и предложил встретить маму Дани и его сына на вокзале. В связи с перенесенной операцией авиаперелеты свекрови запрещены, и они добирались до дома сухопутным путем. Шорты, майка, легкий макияж и я уже мчусь в город, где мы встретимся с отцом Дани.

Поезд из Москвы задерживается. И я начинаю нервничать.

Во-первых, мы на вокзале не одни. Отец Даньки привез помощников. Потому что Анна Дмитриевна еще слаба и нуждается в посторонней помощи. И я как бы не против того, что ей сейчас помогут, но я и так боюсь своей встречи с мужем, а тут еще куча свидетелей. Надеюсь, им будет не до нас. А, во-вторых, внутренний трепет, который охватил меня с ног до головы уже на вокзале. Я летела сюда, не думая не о чем. Для меня главным было приехать вовремя. А когда я успела, и теперь осталось только выйти на перрон, у меня началась паника. Все мои страхи и мысли прямо сейчас заставляли мое тело дрожать, и я нервно мерила шагами здание вокзала. Мое состояние никто вроде не замечал, потому что все были во взвинченном состоянии, и это немного успокаивало.

Полчаса ожидания мне показались вечностью. И вот когда мы уже стоим на перроне напротив нужного вагона, я изо всех сил стараюсь казаться равнодушной.

Первой я вижу свою свекровь. До выхода ее сопровождает медсестра и медбрат. А дальше ее подхватывают под руки два крепких парня, приглашенных отцом Дани. Она бледна, но все равно хоть и вымученно, но улыбается. Я обнимаю ее. Ее движения замедлены, и она с трудом держится на ногах.

Дани нет.

Спросить где он, я не решаюсь. И хорошо. Потому что через несколько мгновений я вижу в тамбуре своего мужа. В джинсовых шортах и белой футболке с сумкой, перекинутой через плечо. Он спрыгивает на землю и оказывается лицом к лицу со мной. Его глаза изучает мое лицо и в итоге останавливаются на губах, а у меня во рту все пересохло и ноги, кажется, одеревенели. Я не могу произнести ни звука, не то, что слово. Я тону в его глазах. Я не слышу звуков и никого не вижу.

Неожиданно Даня склоняется ко мне и шепчет:

- И я рад тебя видеть, ведьма. Но нас все смотрят.

Он легко касается губами моего лба, скользнув свободной рукой по талии, и я таю от его внимания. И я не понимаю, как я могла забыть насколько сладки его прикосновения. Думала, что помню все до последней мурашки. Но реальность намного круче.

Следом за Данькой краем глаза вижу двух девчонок в ультракоротких шортиках и суперобтягивающих маечках, что их сиськи не меньше четвертого размера, вот-вот вывалятся из этих маечек. Они обе призывно улыбаются и просят Даню помочь с чемоданами. Даня в ответ улыбается им, и конечно, кидается им на помощь. Я не вижу, цепляют ли его их прелести, но если я их заметила, то Яроцкий по-любому обратит внимание. Я бросаю взгляд на свою скромную футболку, и вот у меня никогда не было проблем с самооценкой, мне всегда было плевать кто и что подумает обо мне, но сейчас поджав губы, я разворачиваюсь и иду к машине.

Анну Дмитриевну уже давно увели, а Данька найдет меня, если хочет вернуться со мной. А если нет, то приедет на такси. Но Яроцкий догоняет меня на полпути.

- Ты куда свалила, ведьма?

- Домой. Здесь жарко, - отвечаю на ходу и не сбавляя шаг.

Я иду быстро, но Даня несмотря на свою сумку и длинную дорогу, не отстает. Мы молча доходим до парковки, садимся в мою машину. Яроцкий смотрит на меня с каким-то сожалением, и я не понимаю в чем дело. И продолжаю молчать.

- Какая муха тебя укусила?

Хочется ответить, что с большими сиськами, но я молчу, и осознав свой ответ, я понимаю, что ревную. Вот так легко и просто.

- Говорю же жарко, - а у самой голос дрожит от своего открытия. Или от его присутствия. Он опять так близко. Но ведет себя прилично. Даже не язвит и не ухмыляется, как обычно.

- Ладно, дома поговорим.

Яроцкий включает музыку, прибавляет громкость, и мы выезжаем в сторону дома под Мари Краймбрери. Даня откидывается назад и закрывает глаза, а у меня теперь есть возможность рассмотреть его без зазрений совести. У него темные круги под глазами, и мне кажется, что он немного похудел. Этот месяц был для него совсем нелегким. Он все-таки не как я – загорал в Доминикане.