Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга - Павел Рудич

Вот так-то мы и подвешиваем жизнь больного на тонкую силиконовую трубочку.

III

У большинства таких больных шунты стоят как влитые и работают хорошо, без сбоев. Но у некоторых, таких как наши Андрей и Юля, они выходят из строя регулярно.

Андрею было шесть лет, когда у него обнаружили гидроцефалию, обусловленную опухолью третьего желудочка. Хрен его знает, что это за опухоль. За многие годы она почти не выросла. Специалисты различных медучреждений в России и за рубежом судили-рядили, но так и не пришли к какому-нибудь определенному выводу. Только одно мнение было единодушным: удалять саму опухоль – безумие! Третий желудочек – очень скверная для вмешательства зона. Решено было так и вести Андрея: на шунте и под пристальным наблюдением с контрольными МРТ головного мозга.

Юлю мы первый раз прооперировали в пять лет. Удалили опухоль мозжечка. Но после этого нормальный отток ликвора от мозга не восстановился. Пришлось наложить все тот же шунт.

И пошла писать губерния! По разу в год, а то и чаще, стали эти ребята поступать к нам наперегонки с отказавшими шунтами! У Андрея каждый отказ шунта вызывал стремительное ухудшение. Час-другой головных болей, рвота – и он уже в коме!

У Юли симптомы отказа шунта были более «мягкими». Она вдруг становилась грустной и начинала часто плакать. Делалась сонливой: рано ложилась спать, с трудом просыпалась. Пять-шесть дней такого состояния – и утром ее уже не могли добудиться. При этом – никаких нарушений дыхания, судорог. Полное впечатление спокойно спящего человека. Но – не добудиться! Мама Юли впадала в панику от малейшего Юлькиного зевка во внеурочное время.

Родители девочки провезли ее по всем возможным клиникам России и зарубежья. Два раза ей полностью заменяли шунтирующие системы на более современные и дорогие, травили химией и облучали остатки опухоли в мозжечке. В конце концов с опухолью справились, но восстановить естественный отток ликвора так и не смогли. И всякий раз вернувшуюся из очередной флориды Юлю через некоторое время доставляли к нам в коме на заблеванном российском реамобиле.

Андрея врачи-родители за рубеж возить не могли и обходились отечественными средствами.

Так все это и тянулось на протяжении более десяти лет.

А потом Юля пропала на два года. Оптимисты говорили мне: «Значит, все хорошо! Иначе давно бы привезли со светомузыкой на „скорой“». Пессимисты, напротив, отводили глаза и говорили: «Может быть, огорчать не хотят…»

И вот в аккурат под Новый год – привезли к нам долгожданную!

Доставили точно так, как и предполагали оптимисты, – с сиреной, мигалками, грохотом и плачем Юлиной мамы. Срочно взяли Юлю в операционную. После операции говорю её зареванной матери:

– Вы, Людмила Петровна, чем дитя кормили? Она же на операционный стол вся не помещается! Ноги висят!

– Ой, и не говорите! Ей кто-то сказал, что, если она хочет хорошо выглядеть, надо или на десять килограммов похудеть, или на двадцать сантиметров подрасти. Так эта упертая решила сразу двух зайцев убить: есть совсем перестала, а в рост пошла – как на дрожжах. За два года на полметра выросла!

– Так у нас тоже есть такой Гулливер! Вы Андрея Нифонтова знаете? Снова у нас лежит с прошлой недели.

– Нет, не припомню что-то… А какой у него рост?

– Два метра восемнадцать сантиметров.

– А у Юльки моей – два ноль шесть! Ну вот и хорошо! Будет нам жених. А то от моей дылды все ребята шарахаются!

И ведь как в воду смотрела! Пришли эти субчики в сознание, увидели друг друга, как в первый раз, еще в реанимации, и приключилась с ними любовь. Как удивленные инопланетяне, бродили они парой по больнице, держась за руки. И головы их качались под самым потолком, как воздушные шарики на сквозняке. Нас, старых врачей, они терпели, молодых – игнорировали, на ретивых медсестер смотрели с изумлением.

Тут же больничная общественность разделилась на две враждующие фанатские группы. Одни говорили: «Совет им да любовь!» – а другие шипели: «Ох, беда! Это кого ж они нарожают?»

Отношения же Юли и Андрея достигли такого сердечного согласия, что даже шунты у них стали отказывать одновременно. Привезут Андрея, и мы уже знаем, что не сегодня, так завтра привезут Юлю. И наоборот.

Мамаши их стали смотреть на нас как на сводников. Оказалось, что ни потенциальная свекровь, ни возможная теща не желают иметь в родственниках больного человека с опухолью в голове и с краном на животе, как у самовара. Только бабка Андрея, заслуженная подпольщица-чекистка, хрипло рявкнула как-то на мамашек:

– Дайте детям в счастье пожить, курицы! Они ведь оба в любой момент помереть могут! Вот тогда-то они вам перечить и не будут. Дождетесь!

Вот и в последний раз они поступили к нам почти одновременно. Лежали в соседних палатах, дверь в дверь, через больничный коридор.

На третий день своего пребывания в больнице пришел ко мне очень злой Андрей:

– П. К.! Нам с Юлей предохраняться надо? Или – нет? У нее ведь и лучевая терапия была, и химия. Меня тоже облучали один раз.

– Вы что, прямо сейчас и здесь этим заняться хотите? Мне-то что, плодитесь и размножайтесь. Но я знаю людей, которые сочтут это нарушением больничного режима!

– Вы все шутите! А я вас серьезно спрашиваю! Мы ведь поженимся скоро.

– Во-первых, Андрей, я не специалист в этом деле…

– Но по опыту своему, вы ведь…

– …а во-вторых, будь я специалистом – все равно ничего бы тебе не сказал. Юле, когда это ее заинтересует, специалисты все расскажут. А уж там она сама решит, что тебе говорить, а что – нет.

– Тут нам сестры рассказали, что Наташа Залесова – родила! А у нее ведь такая же опухоль была, как у Юли. И лечили ее так же!

– Наташа нашего совета не спрашивала. Посоветовалась со священником в своей церкви и – вперед как в прорубь! Дуреха! Хорошо, что так все кончилось. Мы еще на свадьбе заметили, что беременная она. Кстати, Андрей, ты знаешь, что тебе вызов пришел из Москвы? Сделают тебе операцию, о которой я рассказывал. Если все гладко пройдет, сможешь жить без шунта!

– А Юля? Почему ее в Москву не направляете?

– Советовались мы с Москвой… Ей такую операцию делать бессмысленно.

– Ну так и я никуда не поеду!

Ушел грохнув дверью.

Ночью позвонил мне дежурный по отделению и сообщил, что Юля и Андрей исчезли. Начали искать. Налетели с воем родные обоих беглецов. Все службы города подняли на ноги. Но, как говорится, поиски по горячим следам успеха не принесли. А через сутки позвонила мне Андреева бабка-чекистка и захрипела в трубку:

– Дети у меня. Все хорошо. Не беспокойтесь…

Говорю:

– Клара Готфридовна! Спасибо вам, конечно, но тут, того гляди, уголовное дело откроют. Мне как свидетелю теперь какие показания давать? Может быть, вам стоило позвонить-таки родителям Андрея?

– Это исключено! – прорычала в трубку чекистка и грохнула трубку на черные рога телефона а-ля нарком.

Отчетливо дохнуло на меня из трубки табачным перегаром «Беломора».

Вскоре беглецов нашли. Как-то очень быстро мамаша Юлии увезла ее на самолете в далекую страну и пристроила в дорогую суперклинику.

Там-то Юля и умерла. Причина смерти, по рассказам матери, показалась мне необычайно нелепой. Возможно, Людмила Петровна что-то не так поняла.

– Похоронить Юльку дороже обошлось, чем прооперировать, – плакала безутешная мать. – Оформление, гроб дубовый, потом – цинк… Перевозка самолетом…

Хмурый папа возражал:

– Что уж ты, мать! Похороны все-таки – одни. А операций сколько было! И сколько бы их еще наделали, не помри Юля.

Не ведаю, как о смерти Юли узнал Андрей. Мы с ним об этом не говорили. Вскоре после смерти Юли его привезли к нам в коме с плохо определяемыми признаками жизни. Кома, судороги. Высокий мышечный тонус. Патологические рефлексы – во всю ивановскую. Шунт – не работает.

– Что ж, – говорю. – Готовьте операционную! И быстрее давайте!

Тут, кашлянув, вмешался Нифантий Мартемьянович:

– Постой! Ты что, ничего не видишь?

– А что тут особенно интересного можно увидеть, Нифантий?!

Тот хмыкнул и поддел что-то в черных волосках на животе у Андрея:

– Нитка! Он, мерзавец, дренажную трубку прошил и перевязал!

Точно! В том месте, где под кожей проходила трубочка ликворошунтирующей системы, был наложен грубый шов. Андрей хорошо знал свою болезнь и суть нашей операции! Перевязав дренажную трубку, он перекрыл отток ликвора из мозга. Нарастающее внутричерепное давление привело его к коме. Самоубийца чёртов!

Я срезал удавку. Тут же заработала клапанная система. Форсированно перекачали ликвор из головы в живот, и уже через двадцать минут Андрей стал подавать признаки сознания. Операцию отменили, и через сутки, проведенные в реанимации на ИВЛ, Андрей был практически здоров. По крайней мере так казалось всякому, кто не знал всей его истории.

Anamnesis vitae

Сейчас в медицине много магов и чародеев статистики. Например: бумаги можно оформить так, что на 60 койках отделения будут числиться 75–85 больных. Просто больных выписывают, а истории болезни продолжают вести так, словно больной продолжает лечиться: пишутся дневники, назначаются лекарства и процедуры.