Наградная медаль. В 2-х томах. Том 1 (1701-1917) - Чепурнов Николай Иванович

Первым под огонь турецкой артиллерии попал корабль «Европа», после повреждения вышедший из строя. Но на смену ему на авангард противника двинулся «Св. Евстафий». Без единого выстрела, с оркестровой маршевой музыкой, он подошёл к турецкому флагману «Реал Мустафа» на расстояние мушкетного выстрела и только тогда, развернувшись бортом, ударил по противнику из орудий. Турецкий корабль запылал. Среди грохота пушек, в пороховом дыму не сразу заметили, как два флагманских корабля сблизились. Музыка была прервана, начался абордажный бой, во время которого горящая мачта «Реал Мустафы» рухнула на «Св. Евстафия», огонь попал в крюйт-камеру, раздался оглушительный взрыв и вся надводная часть корабля взлетела на воздух. Погибло 34 офицера и 437 матросов. Адмирал Г. А. Спиридов, обер-прокурор Сената Фёдор Орлов, младший брат командующего, вместе со штабом были переправлены на другой корабль в самом начале абордажного боя. И тем были спасены.

У шедшего за «Св. Евстафием» корабля «Три святителя» от взрыва было нарушено управление, и он оказался в окружении вражеских боевых судов. Но несмотря на это, наносил с близкого расстояния по врагу сокрушительный огонь с обоих бортов. Проходя «сквозь строй», корабль «Три святителя» успел выпалить по турецким судам более 600 орудийных выстрелов, а команда тем временем починила мачту, и русский корабль сумел вырваться из окружения, продолжая вести бой.

«Свист ядер летающих и разные опасности представляющиеся, и самая смерть, смертных ужасающая, не были довольно сильны произвести робость в сердцах сражавшихся со врагом россиян, истинных сынов отечества», — писал об этом сражении А. Орлов.[216]

Сражение продолжалось с большим упорством около двух часов. Оглушительный гром канонады сотрясал окрестности, весь пролив заволокло пороховым дымом. Турки не выдержали такого сокрушительного огня, начали рубить якорные канаты и отходить в Чесменскую гавань.

Бухта Чесмы была тесной для многочисленного турецкого флота. У русского командования зародилась мысль — сжечь его. Для этого был сформирован особый отряд кораблей с четырьмя брандерами, на который возлагалась комплексная задача: войти в бухту, начать бомбардировку турецкого флота и, используя отвлекающий маневр, атаковать брандерами сосредоточенные в тесноте вражеские корабли. Командование операцией было возложено на контр-адмирала С. К. Грейга.

Четыре греческих судна были переоборудованы в брандеры. Накануне операции они были начинены горючими материалами и взрывчатыми веществами.

25 июля в 23 часа 30 минут русская эскадра заняла позицию у входа в Чесменскую бухту. Линейный корабль «Европа» приблизился к турецким кораблям и открыл артиллерийскую стрельбу. Вскоре к нему примкнуло бомбардирское судно «Гром», и объединёнными усилиями им удалось зажечь один из турецких кораблей. К этому времени стали подходить суда особого отряда, подключаясь к обстрелу турок. Воспользовавшись отвлекающим манёвром, Грейг выпустил первый брандер под командованием капитан-лейтенанта Дугделя, но его перехватили две турецкие галеры и потопили. Второй брандер под командованием Макензи (будущего адмирала) тоже не достиг цели. Он держался ближе к берегу и сел на мель. Макензи был вынужден сжечь его вхолостую. Брандер князя Гагарина сгорел, сцепившись с уже горевшим турецким кораблем. Так и осталось невыясненным, как это случилось. Но брандер лейтенанта Л. С. Ильина, умело лавируя в сложной обстановке боя, сумел подойти к большому линейному кораблю, сцепился с ним и запылал факелом, охватив пламенем рядом находившиеся турецкие суда. Впоследствии на эскадре долгое время пересказывали о том, как Ильин «…подошёл к турецкому кораблю с полным экипажем находящемуся; в глазах их положил брандскугель в корабль, и зажегши брандер возвратился без всякой торопливости с присутствием духа, как и прочие назад».[217]

Тем временем русские корабли продолжали бомбардировать турецкий флот, не давая возможности вражеским экипажам тушить пожары. И под этот гром русских корабельных орудий наступила «навеки» памятная ночь с 25 на 26 июля 1770 года. Турецкие корабли пылали, рангоут и такелаж соседних кораблей вспыхивали как серные спички, летели искры, горящие паруса, головёшки; в бухте сплошной стеной бушевала огненная стихия, языки пламени среди чёрного дыма взметались в небо, слышались оглушительные взрывы…

Вот как писал об этом адмирал Грейг в «Собственноручном журнале»: «Пожар турецкого флота сделался общим к трём часам утра. Легче вообразить, чем описать, ужас, остолбенение и замешательство, овладевшие неприятелем. Турки прекратили всякое сопротивление, даже на тех судах, которые ещё не загорелись; большая часть гребных судов или затонули или опрокинулись от множества людей, бросавшихся в них. Целые команды в страхе и отчаянии кидались в воду; поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством несчастных, спасавшихся и топивших один другого. Немного достигли берега… цели отчаянных людей. Командир снова приказал прекратить пальбу с намерением дать спастись по крайней мере тем из них, у кого было довольно силы, чтобы доплыть до берега. Страх турок был до того велик, что они оставляли не только суда, ещё не загоревшиеся, и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».[218]

Весь турецкий флот сгорел без остатка. И только один из двух уцелевших турецких кораблей, которые были взяты в плен, — «Радос» — был благополучно выведен из пожарища на буксире и вошёл в состав русской эскадры. Второй же загорелся в пути от попавших на него головёшек.

В четвёртом часу утра всё было кончено. Корабли спецотряда возвращались на свои места в эскадре. Команда во главе с полковником Обуховым сошла на берег для занятия и обследования Чесменской крепости, где уже не было ни гарнизона, ни жителей города. А вдоль и поперёк бухты всё ещё сновали мелкие вёсельные суда — русские моряки, проявляя гуманность к поверженному врагу, спасали оставшихся в живых турок. По приказу командующего, «…дабы флот имел себе более славы», снимались «с прогоревших неприятельских днищ» турецкие медные пушки.[219]

Бухта представляла собой печальное зрелище. Среди горевших обломков кораблей и разного мусора плавало множество растерзанных взрывами мёртвых тел, встречались и живые, которых Орлов приказал собрать и «…привезти на корабль для перевязывания ран и подания возможной помощи».[220]

В этом бою турки потеряли 15 линейных кораблей, 6 фрегатов и более сорока мелких судов: погибло в бою и утонуло 11 тысяч человек. Русский же флот понёс небольшие потери, в основном пострадало парусное оснащение, по которому вели артиллерийский огонь турки, пытаясь парализовать управление судами.

В своём донесении Адмиралтейств-коллегии Г. А. Спиридов докладывал в манере суворовских реляций — коротко и ясно: «Честь всероссийскому флагу! С 25 по 26 неприятельский военный флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили и в пепел обратили… а сами стали быть во главе архипелага… господствующими».[221]

В результате свершившейся победы русский флот стал полновластным хозяином Эгейского моря. Пролив Дарданеллы был блокирован русскими кораблями.

В память о Чесменском сражении Екатерина II приказала воздвигнуть ростральную колонну на озере Екатерининского парка в Царском Селе (ныне г. Пушкин). Постройка её велась архитектором А. Ринальди и была закончена в 1778 году. Возвысилась эта колонна над водой на 22 метра. На пьедестале её помещена пространная надпись, прославляющая подвиги русского флота в Средиземном море.