Автобиография - Маргарет Тэтчер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Созданные мной лозунги выигрывали своей прямотой, хоть и не могли похвастаться изяществом: «Голосуй за правых, и что осталось, не уйдет налево». И еще более по существу: «Останови упадок – приведи страну в порядок!»
Я почувствовала, что наш тяжелый труд себя оправдал, когда услышала результаты подсчета голосов в местной классической школе. Я подрезала лейбористское большинство на 6000. На приеме «Дэйли Телеграф», принадлежавшей лорду Камроузу, в отеле «Савой», куда в те дни приглашались все – кандидаты, члены парламента, министры, деятели оппозиции и сановники, – я испытала ту же горькую радость, узнав общенациональный результат: консерваторы свели преимущество лейбористов со 146 до 5 мест. Но победой это не было.
Я должна упомянуть, однако, один эксцентричный эпизод, приключившийся со мной, когда я была кандидатом от Дартфорда. Меня попросили открыть празднество партии консерваторов в Орпингтоне и против моего желания убедили погадать на будущее. Некоторые предсказатели предпочитают хрустальный шар, но эта выбрала бижутерию. Мне было велено снять жемчужные бусы, так чтобы их можно было потрогать и потереть как источник сверхъестественного вдохновения. Полученное послание было несомненно оптимистичным: «Ты будешь великой – великой, как Черчилль». Многие политики склонны к суеверности, но все равно это заявление поразило меня своей нелепостью. И все же удача так заманчива, что все, что обещает принести хоть чуточку ее, всегда желанно. С тех пор я считала свои бусы талисманом удачи. И в конце концов они, кажется, это оправдали.
Как я сказала, результаты выборов 1950 года были неубедительными. После того как первая радость улетучивается, такие результаты оставляют у всех ощущение подавленности. Не было сомнений, что лейбористы были смертельно поражены и что «coup de grаce» (последний удар) очень скоро будет нанесен на вторых парламентских выборах. В то же время была сильная неуверенность с общенациональной точки зрения, и, если я собиралась продвигать свою политическую карьеру, мне нужно было найти округ, в котором реально было бы победить. Но я чувствовала себя морально обязанной снова бороться за Дартфорд. Было бы неправильно оставить их и вынудить искать нового кандидата в столь короткий срок. Кроме того, было трудно представить, что я смогу вложить столько же усилий во вторую кампанию, как в ту, что только что закончилась. Я была ужасно измотана, и хотя ни один человек с политической жилкой не чуждается предвыборного волнения, еще одна кампания в ближайшее время не была для меня приятной перспективой.
Также я решила переехать в Лондон. Я нашла очень маленькую квартиру на Сейнт Джордж Сквер Мьюз в Пимлико. Мистер Совард (старший) приехал из Дартфорда, чтобы помочь мне сделать ремонт. Я теперь могла чаще видеться с Дэнисом и в более непринужденной обстановке, чем в гаме политической активности Дартфорда.
Кроме того, я научилась водить и обрела свой первый автомобиль. У моей сестры Мюриел был предвоенный «Форд Префект», который отец купил ей за 129 фунтов, и я теперь его унаследовала. Мой «Форд Префект» стал хорошо известен всему Дартфорду, где я была снова выдвинута в кандидаты, и прекрасно служил мне, пока я не продала его примерно за ту же сумму, после того как вышла замуж.
Парламентские выборы прошли в октябре 1951 года. В этот раз я срезала еще 1000 голосов с большинства Нормана Доддса и была чрезвычайно счастлива узнать, что Консервативная партия теперь захватила абсолютное большинство с преимуществом в семнадцать голосов.
Во время работы в Дартфорде я продолжала расширять круг знакомств среди крупных фигур Консервативной партии. Я произнесла благодарственную речь в адрес Энтони Идена (с которым впервые познакомилась в Оксфорде), когда он выступал на длинном и полном энтузиазма митинге на Дартфордском футбольном поле в 1949 году. На следующий год я выступила в поддержку движения, приветствуя лидерство Черчилля и Эдена, на съезде женщин-консерваторов в «Альберт-холле», где сам Черчилль произнес речь в классическом стиле. Для меня это было большим событием – лично познакомиться и пообщаться с лидером, чьи слова так меня вдохновляли, когда вместе со своей семьей я сидела возле радиоприемника в Грэнтеме. В 1950 году я была назначена представителем АКПВОУ для участия в работе Исполнительного комитета Национального союза Консервативной партии, что позволило мне впервые оказаться в партийной организации общенационального уровня.
Крупнейшими светскими мероприятими в моем ежедневнике были приемы накануне парламентской сессии, которые сэр Альфред Боссом, член парламента от Мэйдстоуна, организовывал в своем великолепном доме № 5 на Карлтон Гарденс.
Устанавливалось несколько шатров, залитых ярким светом и хорошо прогретых, в которых великие и не очень великие – как, например, Маргарет Робертс – смешивались в дружеском общении. Сэр Альфред Боссом весело называл себя современным наследником леди Лондондерри, знаменитой хозяйки приемов Консервативной партии в эпоху между войн. Вы бы никогда не догадались, что за его дружелюбной и беззаботной наружностью скрывался гений, разработавший революционные проекты нескольких самых первых небоскребов Нью-Йорка. Он был особенно добр и щедр ко мне. Именно в его доме прошла моя свадьба, и именно он провозгласил тост за наше счастье.
Я вышла замуж в холодный и туманный декабрьский день в часовне Уэсли на Сити-роуд. Церемония состоялась в Лондоне, что было наиболее удобно для всех, но реверенду Спайви, священнику из часовни, помогал методистский священник из Грэнтема, наш старинный друг реверенд Скиннер. Затем все наши друзья – из Грэнтема, Дартфорда, Эрита и Лондона – поехали в дом сэра Альфреда Боссома. Наконец, Дэнис увез меня в наш медовый месяц на Мадейру, где я быстро восстановилась от безумной встряски – моего первого и последнего опыта приземления в гидоросамолете на воду, чтобы начать свою замужнюю жизнь на фоне чудесных видов этого острова.
Вернувшись с Мадейры, я переехала в квартиру Дэниса в Свон Корт, на Флуд-стрит в Челси. Это была светлая квартира на шестом этаже с прекрасным видом на Лондон. И впервые для себя я узнала, как удобно жить на одном этаже. Как позднее подтвердилось в доме 10 на Даунинг-стрит, так жизнь протекает легче. Квартира была просторная, большая комната служила гостиной и обеденным залом, еще были две довольно большие спальни и одна комната, которую Дэнис использовал как рабочий кабинет и так далее. Дэнис каждое утро уезжал в Эрит и возвращался домой довольно поздно. Мы быстро подружились с нашими соседями; одно из преимуществ проживания в многоквартирном доме с лифтом – ты знаешь всех.
Людям, после всех жертв предыдущих двадцати лет, хотелось наслаждаться жизнью, увидеть в ней немножко радости. Хотя я была, должно быть, гораздо более серьезной, чем мои сверстники, Дэнис и я наслаждались жизнью, как и все, даже больше, чем некоторые. Мы ходили в театр, проводили каникулы в Риме и Париже (хотя и в очень скромных гостиницах), организовывали и посещали вечеринки, в общем, прекрасно проводили время.
Но кульминацией нашей жизни в то время стала коронация Королевы Елизаветы в июне 1953 года. Те, у кого был телевизор – у нас не было, – организовывали вечеринки, чтобы все их друзья пришли посмотреть на великое событие. Дэнис и я, страстно преданные монархии, решили, что такое событие достойно экстравагантной выходки, и купили места на крытом стенде, возведенном на Парламентской площади прямо напротив входа в Вестминстерское аббатство. Билеты оказались даже более мудрым вложением, чем Дэнис думал, когда их покупал, поскольку весь тот день шел дождь и большая часть публики промокла насквозь – не говоря уж о тех, кто сидел в открытых экипажах торжественной процессии. Королева Тонга никогда не смогла бы надеть свое платье снова. Мое увидело и другие дни.
Как ни приятна была замужняя жизнь в Лондоне, все же у меня оставалось достаточно времени после домашних обязанностей, чтобы отдаться давнему интеллектуальному увлечению – праву. Как и моя любовь к политике, интерес к закону пробудился во мне благодаря моему отцу. Хотя он не был мировым судьей, в качестве мэра Грэнтема в 1945–1946 гг. отец автоматически занимал пост судьи. Во время моих университетских каникул я ходила с ним на суд квартальных сессий (где разбирались многие мелкие уголовные правонарушения), на которых в кресле судьи сидел опытный адвокат. Это был королевский адвокат Норман Уиннинг, однажды мы с отцом с ним обедали. Я была и так захвачена происходящим в суде, но была просто покорена разговором Нормана Уиннига о теории и практике права. В один момент я выпалила: «Как бы я хотела быть адвокатом, но все, что я знаю, это химия, и я не могу поменять то, что изучаю сейчас в Оксфорде». Но Норман Уинниг сказал, что он сам изучал физику в Кембридже и лишь потом получил степень по праву в качестве второго образования. Я возразила, что не имею возможности провести в университете столько дополнительных лет. Он ответил, что есть другой способ, вполне возможный, но требующий очень напряженного труда: нужно найти работу в Лондоне или поблизости, поступить в один из четырех Судебных иннов – английских школ подготовки барристеров – и учиться по вечерам, готовясь к экзаменам. Именно это и я сделала в 1950 году. Теперь, при поддержке Дэниса, я могла себе позволить сконцентрироваться на изучении юриспруденции, не устраиваясь на новую работу. Приходилось много учить, и еще я посещала курсы в Совете юридического образования.