Полёт феникса (СИ) - Архангельская Мария Владимировна

Зато Гюэ Кею я верила как себе. Этот и добрый совет даст, и делом поможет.

Гюэ Кей сделал и то и другое. В смысле, дал добрый совет и сам же взялся его исполнить:

— Дождитесь, пока эти монахи снова явятся, а при выходе из дворца постарайтесь взять одного так, чтоб духи не узнали и демоны не почуяли, и отправьте в допросную. Или пусть хотя бы тот евнух опознает одного из тех, что уже были, и допросите его. Я с моими ребятами могу отделить кого-то из этих монахов от остальных и арестовать его так, что быстро не хватятся.

Я поморщилась, подумав, какими именно средствами будет проводиться допрос, но кивнула. В конце концов, нарушители не маленькие дети, они знают, на что идут, тайком пробираясь в святая святых.

Подчинённые Кея не подкачали. К группке монахов на улице подбежал мальчишка и попросил навестить больного хозяина вон той лавки. Долг есть долг, один из братьев вежливо попрощался со своими спутниками и пошёл за провожатым. Стоило ему переступить порог указанной лавки, как его тут же и скрутили.

На допросе монах сперва пытался всё отрицать, потом, будучи опознан гаремными слугами, решил было поиграть в молчанку, но надолго его не хватило. Уже на следующий день передо мной лежали протоколы допроса, полностью подтвердившего мои подозрения.

— Что-о пообещал?! — взревел Тайрен, вскакивая на ноги. Я спешно дотронулась до его руки, но он этого не заметил.

— В-вашу н-наложницу, — заикаясь, повторил лежащий носом в пол монах. Тайрен бросил взгляд на лежащий на стойке за троном меч, и мне показалось, что он сейчас за него схватится. Но император, к счастью, взял себя в руки и процедил:

— Кто эта дрянь?

— Ваше величество, — я спешно сложила руки перед собой как для поклона, — прошу вас выслушать вашу слугу.

— Да? — он повернулся ко мне.

— Ваше величество, мы ещё не знаем, соглашалась ли эта девушка на такое. Не знаем даже, известно ли ей об ожидающей её участи. Умоляю ваше величество смирить свой гнев и не судить поспешно.

Тайрен посмотрел на меня сверху вниз несколько скептически, но всё же кивнул и уселся обратно.

— Говори дальше, — велел он.

— Б-брат Се любил госпожу Юн с детства, — послушно продолжил монах. — Господин Юн, её отец, и слышать об их браке не хотел, ведь брат Се был лишь третьим сыном, и тогда брат Се решил её выкрасть. Но об этом узнали, и родители вынудили его уйти в монастырь подальше от дома. Однако брат не оставил думы о госпоже Юн…

Как бы тебя заткнуть, тоскливо подумала я. В допросной он ничего не говорил об этой трогательной истории, речь шла исключительно о согласии рассказать про участие в заговоре, где его роль сводилась к подтверждению уже навязшего в зубах обвинения, будто я опять прибегаю к зловредной магии. Кое-кого из наложниц и даже одну из супруг, повествовал монах, удалось соблазнить обещаниями благ им самим и их семьям и уговорить их принести его величеству коллективную жалобу на меня. Монахов из разных монастырей пригласили бы как экспертов, и они должны были независимо друг от друга сразу же указать и место, и вид обряда, который я якобы проводила, а поскольку число дозволенных посещений было ограничено всего тремя, то вот их и таскали по нескольку человек за раз. Что характерно, супруга Мянь в заговоре не участвовала, хотя её дядюшка канцлер был замазан по самые уши. Все понимали, что Тайрена очередные обвинения в мой адрес не обрадуют, но представление было рассчитано не на него. Двор и народ, изрядно взбудораженные недавним разгулом слухов, должны были возмутиться, а если бы удалось возмутить ещё и гвардию, то победа над этой варваркой, то есть мной, была бы у них в кармане. Но Тайрен никогда б не выбрал в супруги первого ранга участницу обвинения против меня.

Прочитав сухое изложение всей этой красоты в протоколе, я без опаски велела доставить свидетеля пред светлые очи моего царственного супруга, чтобы тот мог услышать всё сам. Но то ли монах испугался императора больше, чем палачей, то ли понадеялся на милость, если он добавит узоров на парчу, но он также принялся перечислять, что именно и кому посулил управитель Чун, бывший основным организатором заговора в гареме. Пока речь шла о деньгах, должностях, протекциях и прочем, Тайрен морщился, но лишь кивал. Но как только была упомянута одна из его женщин, даром, что эту наложницу Юн он и в лицо-то, скорее всего, не помнит…

— Они виделись? — оборвал он блеяние монаха.

— Да, ваше величество, все три раза.

— Ясно, — Тайрен кинул на меня выразительный взгляд. — В тюрьму его. И вызовите министра Чжэна и Великого державного наблюдателя.

Гвардейцы подхватили монаха под мышки и подняли на ноги. Когда его наполовину вывели, наполовину выволокли за дверь, я снова поклонилась:

— Прошу прощения у вашего величества за небрежность. То, что происходило в гареме — мой недосмотр, мне нет прощения.

— Какой недосмотр, — отмахнулся Тайрен, который по своему обыкновению вскочил и принялся расхаживать по комнате, — если благодаря тебе всё и открылось.

— Откровенно говоря, всё открылось благодаря не мне, а бдительности Талантливой супруги. Она заслуживает награды.

— Безусловно. И награда не заставит себя ждать.

Я помолчала, но Тайрен больше ничего не добавил, погрузившись в свои мысли. Тогда я рискнула осторожно поинтересоваться:

— А что ваше величество намерены сделать с наложницей Юн?

— А что с ней делать? Ясно же, что они с этим братом Се во время встреч не о священных текстах толковали. И она молчала. Из уважения к заслугам её родителей пожалую ей право на самоубийство, большего она не заслуживает.

Я вздохнула. Да… Недонесение по здешним законам равно соучастию, так что даже если девушка не допустила ничего предосудительного, это уже не имеет значения. Признаться, когда я только услышала слова свидетеля, первой моей мыслью была мысль о насилии. Несчастную девчонку решили использовать как приманку и ею же расплатиться, не спрашивая её согласия. Сказался мой собственный травматичный опыт, должно быть — я знаю, как себя чувствует женщина, пережившая насилие, пусть даже толком его и не помню. Но сейчас воображение нарисовало мне картину прямо противоположную: любовь, насильственное разлучение, встреча… Да даже если с её стороны любви и не было, могла она дорожить другом детских лет? Вот и промолчала, рискуя собой. А расплата за добросердечие — смерть.

Слёзы хлынули потоком, мне ничего не пришлось играть. Да я и не сумела бы, притворство никогда не было моей сильной стороной. Но буйство гормонов, сделав меня слезливой и чувствительной, в который раз дало о себе знать.

— Соньши? — встревожился Тайрен. — Что случилось?

— Ничего, — всхлипнула я. Евнух Цза Чуали, как и положено, стоявший слева от сиденья, с каменным лицом смотрел в сторону.

— Тогда почему плачешь? — вид у Тайрена стал беспомощным. — Соньши…

— Я… Мне её жаль, — призналась я. — Ваше величество, может, не обязательно самоубийство? Может быть, хотя бы монастырь, а?

На лице Тайрена отразилась сложная гамма чувств — его явно раздирали возмущение от нанесённого ему оскорбления и желание хоть как-нибудь меня утешить, усугублённое осознанием, что беременную женщину нельзя огорчать, особенно если она носит твоего ребёнка. В конце концов он тяжело вздохнул.

— Ладно, пусть будет монастырь, добрая ты моя душа. Но самый дальний! Только не плачь. Пожалуйста.

— Я постараюсь, — хлюпая носом, пообещала я и полезла в рукав за носовым платком.

Когда я со своими дамами выходила из императорского кабинета, за дверью уже ждали судебный министр и глава Цензората. Ясно было, что никаких проволочек с арестами и следствием не будет.

Великий державный наблюдатель Ма и министр Чжэн не подвели — дело о заговоре против меня раскрутили стремительно. Видно было, что Тайрен отчасти даже рад: зараза вылезла сама собой, можно было расправиться с влиятельными, но несимпатичными ему придворными, имея на то железобетонное основание. Под шумок также были отстранены и сосланы ещё кой-какие непричастные, но императору неугодные. Супругу Мянь понизили до наложницы, и она ещё легко отделалась. Гаремную администрацию тоже проредили, и я опять столкнулась с проблемой нехватки кадров. Двор залихорадило, но никто ничего толком предпринять не успел, даже если и изыскал бы такую возможность — на всё про всё ушла едва пара недель.