Дом Безгласия - Джеймс Дашнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что такое креветки? – спросил Логан. Малыш не ел ничего, кроме куриного мяса. Вот и сейчас ухватил в обе руки по кусочку жареного цыпленка, уже испачкав пальцы, и жевал с открытым ртом.
– Это типа рыбы, – ответил Мейсон.
– Рыбы? – удивилась Хейзел. – На рыбу совсем непохоже.
– Ну как же, – вмешалась мама. – И рыбы, и креветки живут в океане. Не путай брата.
Но Хейзел было не так легко переубедить.
– Бабушка, и тигр, и змея живут в джунглях, но они не одно и то же.
От столь оригинальной трактовки мама уронила челюсть, а затем тихо засмеялась.
– С тобой не поспоришь.
Хейзел повернулась к Мейсону.
– Креветки относятся к ракообразным, которые обитают в различных водоемах и дышат жабрами… – Она запнулась, сообразив, что должна была остановиться на слове «ракообразные».
– Ха! – выкрикнул Мейсон. – Жабрами – значит, рыбы!
Хейзел категорично тряхнула головой.
– Нет, это совершенно различные типы живых существ!
– Живут в водоемах, дышат жабрами и не рыбы? – Мейсон выбросил вперед руку, как будто плыл. – А кто же тогда рыбы?
Глаза Хейзел вспыхнули: она придумала идеальную ответную реплику.
– Ты еще скажи, что морской конек – то же самое, что обычный конь! И что на обоих можно сесть верхом и покататься вокруг фермы!
Я с удивлением обнаружил, что откинулся на спинку стула и наслаждаюсь пикировкой детей – а ведь еще пару минут назад было не до того. Не буду преувеличивать – улыбка на моем лице не расцвела, однако я больше не хмурился.
– А как насчет тигровых акул? – спросил я, исключительно чтобы продолжить тему. – У них есть полоски? Не могу вспомнить. Они относятся к рыбам или к кошкам?
– Полагаю, они относятся к семейству китовых, то есть морских млекопитающих, – сообщила мама. Настолько неожиданно, что я рассмеялся, совершенно инстинктивно. Все на меня посмотрели – словно я вздумал напеть какую-нибудь джазовую мелодию.
– Извини, бабушка, – произнесла Хейзел, покосившись на меня с некоторым облегчением, – но тигровая акула – это вид акулы, а все акулы относятся к рыбам. Да, она выглядит не как обычная рыба, однако это все же рыба.
– Спасибо, милая, – ответила бабушка и наколола на вилку креветку, чтобы закрыть тему. – Я и сама не была уверена.
Я почувствовал себя несколько лучше. Кажется, даже аппетит вернулся. Я наклонился над тарелкой, зачерпнул ложкой немного еды и отправил в рот. И тут внутри словно переключатель сработал. Я принялся уплетать все подряд. Креветки, треска, кукурузные клецки, картофельное пюре – все смешалось в одну соленую массу. Я не различал вкус, однако очень скоро наелся до отвала.
– Папа, ты такой голодный? – спросил Мейсон, карикатурно закатывая глаза.
– Просто давно не ел, – пробормотал я.
– Я рада, сынок. Тебе нужна энергия, – улыбнулась мама.
Я тоже улыбнулся через силу и вонзил вилку в очередную креветку. Однако донести ее до рта не успел – зазвонил телефон. Уронив вилку, я заторопился ответить, однако секунды три не мог залезть в карман – пальцы цеплялись за скатерть, салфетку, подкладку джинсов. Наконец я достал трубку и бросил взгляд на экран.
Шериф Тейлор. (Сын продолжил династию; занял должность отца через пару лет после смерти старика от сердечного приступа.)
Можете представить ужас, охвативший меня в тот момент, когда я ответил на звонок? Шериф мог звонить по самым разным причинам, однако мозг начал перебирать самые худшие варианты. Умер, убит, расчленен – весь набор страшных исходов.
– Алло! – наконец выдавил я из себя.
– Дэвид, он жив. Мы его нашли.
5
Как передать спектр эмоций, которые я испытывал, ведя машину по высланному Тейлором адресу? Закончив разговор, я объявил родителям и детям, что Уэсли жив, его нашли, и я должен немедленно туда ехать. Передал адрес отцу – семья доберется на место в своем темпе – и бросился к своему минивэну, планируя побить все рекорды скорости. Сел в машину, завел мотор и, рискуя стереть покрышки, рванул с ресторанной парковки.
И лишь когда я уже вел машину, новость дошла до меня, заставив адреналин подскочить до отметки «десять» по десятибалльной шкале. Мой мальчик жив. И даже в порядке, если верить шерифу. Все остальное теперь неважно. Судя по телефонному разговору, там были какие-то странные детали, в которых еще предстоит разобраться. Конечно, сын в шоке. Однако он жив. Возможно, не совсем здоров, но в порядке. Сам шериф заверил, что он в порядке! А значит, так оно и есть.
Из груди вырвалось рыдание. В горле саднило. По щекам хлынули слезы. Затем я рассмеялся и тут же хрипло закашлялся, да так, что напугал бы любого, кто мог случиться поблизости. Снова слезы, и снова смех. Я впал в истерику, однако мне было все равно. Весь набор жутких исходов, из которых смерть являлась далеко не худшим вариантом, аннулировал один телефонный звонок. Невыносимое замедление времени, ожидание плохих новостей, бремя неизвестности – все позади. Еще несколько минут – и я обниму Уэсли. И неважно, что сын ростом почти с меня; подхвачу его, прижму к груди, начну укачивать – долго, недели три. Я был готов нянчиться с ним, как с младенцем, – кормить из бутылочки, вытирать рот, менять подгузники… Я вновь рассмеялся.
А ведь это истерика. Я совершенно лишился рассудка; надеюсь, временно.
GPS-навигатор в телефоне велел свернуть на грунтовую дорогу, с наступлением темноты едва различимую. Я не увидел ничего, кроме узкого прогала в сплошной стене леса; деревья и отдельные сучья образовали подобие арки – ворота в настоящую пещеру, куда ныряла кое-как посыпанная гравием дорога. При других обстоятельствах я шарахнулся бы от этих ворот в неизвестность – кто знает, какие ужасы таятся в кромешной тьме? – а сейчас, не раздумывая, свернул с мощеной трассы и вдавил педаль газа. От колес полетели грязь и камешки.
Минивэн подпрыгивал на ухабах, внутри что-то скрежетало, и я понимал, что в этом нет ничего хорошего. Свет фар метался вверх-вниз, высвечивая то непроницаемый купол ветвей надо мной, то заполненные водой рытвины. Дорога была прямой, как стрела, но я видел лишь освещенный моими фарами участок. Призрачные силуэты деревьев по сторонам создавали зловещую картину. Я продолжал
