Последний бой - Олеся Шеллина

Пруссии пока не пересекла. Король затормозил продвижение вперед, из-за предчувствий, которые даже сам не мог объяснить самому себе. Но он привык доверять своей интуиции, которая на этот раз просто криком кричала о том, чтобы король не спешил покидать свою страну. И вот теперь Фридрих отдал приказ продолжить движение к Дрездену.

Также он не стал обострять внимание прежде всего герцога Ангальт-Дессауского на том, что не собирается писать Луизе. Они не слишком хорошо ладили, будучи детьми, любимица отца не вызывала теплых чувств у старшего брата, который был гораздо ее старше, да и к тому же особой любовью Фридриха Вильгельма не пользовался. Эта неприязнь сохранялась между ними до сих пор и сам Фридрих совсем не горел желанием как-то менять подобное положение дел.

— Слава Богу, — воскликнул герцог Ангальт-Дессауский, и остальные генералы поддержали его одобрительным гулом. Вот только сам Фридрих не горел большим энтузиазмом. Что-то не давало ему покоя, что-то он упускал из вида, и это сулило в будущем большие неприятности. Но он никак не мог ухватиться за кончик ниточки своих неясных пока предчувствий, которые настойчиво советовали ему остаться в Пруссии, забыть пока про Саксонию. И как бы Фридрих не гнал из головы этот настойчивый голос, он все никак не замолкал, и это тревожило прусского короля. Приняв решение, он так же приказал самому себе связаться с союзниками в Ганновере, чтобы те поторопились в своем влиянии на Елисавету, коль скоро они с такой уверенностью обещали ему помочь.

— Да, господа, польский король прислал мне с нарочным письмо, в котором указал на то, что в знак глубочайшего уважения собрал для нашей замечательной армии обоз, в котором, кроме всего прочего, имеется образец того орудия, которое применили в бою с фон Швериным русские, — Фридрих задумался. судьба этого обоза оставалась неизвестной, но он все-таки надеялся на то, что полякам хватило ума уйти с траектории движения русской армии и двигаться как можно незаметнее, иначе может получиться большой конфуз, последствия которого весьма непросто предугадать.

— Думаю, что по дороге мы с ним встретимся, ваше величество, — на этот раз весьма учтиво ответил ему Леопольд, и даже поклонился. Фридрих только рукой взмахнул, показывая, что понял старого генерала. После чего быстро покинул комнату совещаний. Ему тоже нужно было подготовиться, потому что он решил лично сопровождать армию, про себя наконец придумав оправдание своим неясным метаниям тем, что без его руководства с армией точно что-то произойдет, если он сам не возглавить битву.

* * *

Молодая весьма привлекательная женщина сидела перед зеркалом и примеряла ожерелье, разглядывая, насколько подходят сапфиры к ее глазам. На сегодняшнем приеме у бургомистра она хотела блистать, как и на многих предыдущих.

Дверь в ее спальню отворилась, и в комнату зашел невысокий красивый мужчина, который сразу же подошел к ней, встал за спиной и положил руки на ее обнаженные плечи.

— Дорогая, мне весьма неприятно это тебе говорить, но сегодняшний прием отменяется, — наклонившись, он поцеловал ее в шею.

— Что? Почему? — женщина нахмурилась, глядя на любовника, отмечая про себя, что он ей все еще не надоел. Она наконец-то нашла мужчину, который прекрасно подходил ей по темпераменту, к тому же был красив, богат и весьма щедр. С ним легко было забыть про то, что на самом деле она уступила его ухаживаниям вовсе не по своей воле, а по приказу могущественного Ушакова.

— Кажется, нам предстоит пережить осаду, — Грибоваль выпрямился и посмотрел на любовницу в зеркале. — Твои соотечественники решили попробовать мой гений на прочность, — он усмехнулся, и провел ладонью по ее лицу, заметив на нем легкую тень испуга. — Не бойся, я никому не позволю отнять тебя у меня. К тому же, сомневаюсь, что эта война началась из-за твоих прекрасных глаз. Но, даже, если это так, я все равно не отдам тебя этим варварам, которые подошли сейчас к городу.

— Варвары? — Ксения резко повела плечом, скидывая его руку. — А меня ты тоже считаешь дикаркой? — ее глаза опасно сузились. — Может быть, после того, как я тебе надоем, ты возведешь меня в ранг рабыни в твоем доме?

— Ксения, я вовсе не то...

— Нет, Жан, ты именно это хотел сказать, — она сорвала с шеи ожерелье и бросила его в шкатулку. — Уйди, я не хочу тебя сейчас видеть.

— Но... — мужчина растерялся. Она впервые настолько вышла из себя, что выгоняла его. Внезапно он понял, что не хочет уходить. Но голубые глаза метали молнии, и Грибоваль решил, что раздражать ее еще больше будет чревато. Ксения вполне может уйти, уехать обратно в Россию, и он ее больше никогда не увидит. Она была вдовой и ее побег с ним двор, скорее всего счел пикантной шалостью. — Хорошо, я уйду, но прежде, ответь мне на вопрос, ты выйдешь за меня замуж? — Ксения растерялась. Она никак не ожидала, что он сделает ей предложение. Она никогда не рассматривала Грибоваля в качестве мужа, он вполне устраивал ее как любовник. К тому же, она все еще никак не могла понять, что же хотел от нее Великий князь. В тот вечер, когда они остались наедине... Ксения почувствовала, как по коже побежали полчища мурашек, словно холодный ветерок прошелся по комнате. Она его до сих пор боялась, каким-то безотчетным страхом, но и понимала, что выполнит все, что он у нее попросит. Вот только он ничего не просил. И вообще считал ее пребывание возле Жана и в его постели своего рода жертвой, которая достойна вознаграждения. И вот теперь Грибоваль сделал ей предложение. Тут спору рассмеяться или разрыдаться. И совершенно непонятно, что же ей делать. — Ксения...

— Я не могу тебе ответить, пока не могу, — она закрыла лицо руками. — Уйди, пожалуйста. Мне надо подумать, — на этот раз он не стал ее огорошивать, а вышел. Выглядел Грибоваль при этом несчастным.

Ксения сидела, бездумно глядя в зеркало и размышляя о превратностях судьбы.

— Ксения Алексеевна, — она не повернулась и смотрела через зеркальную поверхность на зашедшего в комнату Михаила, которого она представила Жану как личного слугу.

— Что я должна сделать? — тихо спросила она у приставленного к ней Тайной канцелярией человека.

— Ничего, — он улыбнулся и покачал головой. — Я зашел к вам, чтобы попрощаться. Вынужден вас покинуть, а зашел,