Второе пришествие - Александр Новичков

— Ох! Так нам по пути, – обрадовалась она. – Оборотень сражен, значит, я могу продолжить свой путь, могу дальше нести добро и справедливость. А в Гинне обязательно найдется пара–тройка злодеев, которых нужно победить.

Я остановился, вздохнул и обернулся. Ее наивность не имела границ.

— Ты так просто поверила мне?

Она остановилась. Лицо все еще пряталось за широкими прутьями забрала, но я чувствовал, как она изучает меня пристальным взглядом.

Наконец, Лилия кивнула. Она верила мне. И почему‑то не обратила внимания на то, что я снова обратился к ней «ты».

— А если я говорю неправду? – настоял я. – Что, если я трусливо убежал из деревни, когда оборотень начал убивать?

— Это не так, – покачала головой она.

— Но почему ты так уверена в этом?

— Определила по голосу. Если бы ты лгал, то бы хвастался, но ты не хвастался, а стыдился того, что сделал.

Наступила моя очередь растеряться. Я не ожидал услышать что‑то подобное от этой сумасбродной девицы. Видимо, она была не такой уж наивной и дурной, какой мне показалась сначала.

Тем временем Лилия расслабила тонкий ремешок под подбородком, расстегнула пару пряжек и стянула с головы шлем. На свободу высыпались слипшиеся, намокшие, но не потерявшие красоты волосы цвета солнца. Такие же яркие, слепящие, золотистые.

— В шлеме так жарко, – вздохнула она, стерев со лба капли пота. Лицо у нее было молодое, даже детское и очень милое, а глаза… Таких насыщенно–синих глаз я не видел ни у кого. Она прицепила шлем на пояс и присмотрелась к моему плечу.

— Ой, тебя же ранили, – встревожилась она, подошла ближе. – Нужно промыть и перевязать рану.

— Нет нужды, – отстранился я. – Это всего лишь царапина. Все в порядке.

В доказательство я продемонстрировал полную подвижность левого плеча.

— Не понимаю, как ты позволил себя ранить каким‑то жалким разбойникам, – заметила она. – Воин, победивший оборотня. Это же такой позор.

Я с обидой посмотрел на нее, хотел даже огрызнуться, но не стал. Ее замечание было вполне уместно. Я сам позволил себя ранить. Потому недовольно фыркнул и пошел дальше.

— Я иду с тобой, – не отставала Лилия Руденберг, благородная дворянская липучка.

— Зачем? – бросил я.

— Ну, – задумалась она. – Во–первых, нам обоим надо в Гинну. А во–вторых, если ты занимаешься совершением подвигов, – значит, нам точно по пути. Да и мало ли, вдруг снова нападут разбойники…

— Делай, что хочешь, – бросил я, слегка устав от нее. – Но предупреждаю сразу, знакомство со мной не принесет тебе ничего хорошего.

— А я только этого и жду! – радостно заявила она.

— Но только с одним условием, – предупредил я.

— Каким это условием?

— Если вдруг, при любых обстоятельствах, произойдет что‑нибудь необычное и опасное, ты не будешь изображать героя и убежишь. Не имеет значения, что произойдет. Ты просто убежишь, если увидишь что‑нибудь странное. Договорились?

— Хорошо. Если ты настаиваешь. – Она задумалась. – А что такого опасного может произойти?

— Надеюсь, ничего, – выдохнул я. – Идем.

Глава шестая

«Интересно, сколько весят рыцарские доспехи?»

Этот вопрос я задавал себе каждый раз, когда оборачивался и видел шатающуюся от усталости Лилию. Близился к завершению четвертый час нашей негласной гонки. Шел я налегке и совсем не стеснялся в скорости, не проявляя уважения к благородной дворянке. Она некоторое время держалась уверенно и бодро, но тяжелые рыцарские доспехи – это не дамская сумочка; чужая память подсказывала мне, что ее вооружение весило примерно двенадцать–четырнадцать килограммов, может, чуть меньше, слишком уж качественными и изящными выглядели ее доспехи, явно изготовленные способным мастером и на заказ. А рапира, щит, да еще сумочка с припасами, и это все на хрупкие плечи молодой девушки… К тому же лучи летнего солнца ненавязчиво делали свое жаркое дело. Я все гадал, сколько она продержится?

«А сколько она прошла до нашей встречи?»

Все же я был к ней слишком и неоправданно жесток.

— Привал, – скомандовал я.

Услышав заветное слово, Лилия повалилась в высокую траву и некоторое время лежала, не шевелясь. Затем с трудом перебралась в тень под раскидистым вязом и уселась под деревом. Устало зевнула.

Место для привала попалось хорошее. Тихое, спокойное, прохладное. Невдалеке тонкой синей линией пробегал лесной ручей, можно было не беспокоиться о пресной воде. Оказалось, что мы были не первыми, кому приглянулась эта полянка, я обнаружил следы бивачного костра, здесь часто останавливались люди.

По рекомендации моей новой спутницы мы сошли с тракта. Так, она сказала, идти меньше и спокойнее. А поскольку особых предпочтений в выборе пути у меня не имелось, главное было добраться в Гинну, я позволил Лилии выполнять роль провожатой.

Но что‑то мне подсказывало, что с этой обязанностью она не справится.

Лилия стянула кольчужную перчатку и бросила в траву. Потом вторую. Отцепила наплечники, нарукавники, нагрудник, оставив только плотную белую рубаху, и разбросала все вокруг себя. Я отвлекся всего на мгновение, отошел к ручью, а когда вернулся, она уже дремала. Все же рыцарь–командор действительно выбилась из сил.

Поглядев немного на ее умиленное спящее личико, я ненароком зевнул. А зевнув, решил, что ничего страшного не случится, если я позволю себе вздремнуть. Улегшись на траву, я сунул под голову сумку с припасами и прислушался к звукам природы.

Глаза закрывались сами собой, волны дремоты мерно накатывались, унося разум в пучину сновидений. Было так хорошо, спокойно, приятно. Я почти уснул, но внезапная острая боль пронзила мозг, словно острыми иглами, разорвав на клочки полудрему. Боль была настолько сильная, что меня просто парализовало: дыхание остановилось, а сердце перестало биться.

Жуткие спазмы сводили с ума, но все же рассудок упорно отказывался теряться в водовороте агонии. Хотелось кричать от боли, но я не мог открыть рта, не говоря о том, чтобы издать хоть какой‑нибудь звук. Казалось, давление внутри черепа поднималось все выше и выше, грозя взорвать мою несчастную голову, а невидимые тиски все сильнее и сильнее сжимали ее снаружи.

Я попытался подняться, но сумел только перекатиться на бок, а затем и на живот. Вестибулярный аппарат отключился, я просто не понимал, где верх, а где низ. Накатывала приступами тошнота, но пищевод и горло парализовало, они отказывались вывести рвоту. Разум метался внутри головы, словно обезумевшая птица в железной клетке. Я вцепился в волосы, попытался удержать голову, угрожающе гудящую и тикающую, словно взрывной механизм. Вновь попытался побежать, пойти или хотя бы поползти, не понимая, сумел ли подняться или продолжаю лежать на земле.