Страстная и сладкая - Энн Оливер

Нет. Он заметил… Было что-то другое в ее больших голубых глазах. Может, она не хотела, чтобы он узнал про то, что именно Скотти подвез ее, и расстроилась, когда Джек раскрыл маленькую тайну.

У Джека была и другая причина, по которой он оказался в кабинете, вместо того чтобы быть с Клео. Он еще неделю назад пообещал Скотти узнать кое-что к сегодняшнему дню.

Он просматривал документы отца, но все его мысли были заняты Клео.

Клео хотела дом и семью. Ее корни здесь. А у него, Джека, еще остались долги в Риме. Хотя бы перед Домиником и Кармелой. Но где его дом? Уж точно не в Риме. Благодаря отцу слово «дом» стало для Джека почти ругательством. И «семья» тоже. Джек любил путешествовать. Любил свободу. Любил быть хозяином самому себе.

Сможет ли он пожертвовать всем этим и остепениться? Будет ли это честно по отношению к Клео? Судя по той крови, что текла в его жилах, у него плохая наследственность.

Вчера, увидев Клео выходящей из чужой машины, Джек потерял контроль над собой. Как его отец. Джек стукнул кулаком по столу и открыл первый ящик. Чем скорее он разберется во всем, тем лучше.

Джек отложил кое-какие бумаги для Скотта. На дне второго ящика он нашел ключ с гравировкой: «От нижнего ящика стола».

— Что ж, старина, какой еще сюрприз ты мне приготовил? — вставив ключ в скважину, произнес Джек. Ничего хорошего — в этом он был уверен.

В ящике лежало письмо, предназначенное, очевидно, ему и написанное за шесть недель до смерти Джерри.

«Джек,

Если ты это читаешь, значит, Клео уже унаследовала поместье. Знаю, что могу рассчитывать на твое понимание.

Я также понимаю, почему ты не вернулся раньше, даже если Клео не поддерживает меня в этом. Я совершил много ошибок, но у меня были на то причины».

— А какие у тебя были причины, чтобы бить собственного сына? — прошипел Джек сквозь зубы.

«Я женился на твоей матери, узнав, что она беременна, но скоро понял, что тихая семейная жизнь — не для Атты. Она постоянно уезжала то в экспедиции, то учиться.

После тринадцати лет брака она объявила о своем романе с Джоном Хонейвеллом. Они отбыли в Антарктиду, оставив своих детей. А по возвращении просто забыли о вас.

Еще один сюрприз. Уже давно анализы показали, что я бесплоден. Я не твой отец, Джек. Возможно, это поможет тебе понять, почему я никогда не любил тебя; даже до того, как мне был поставлен страшный диагноз, я знал, что ты мне не сын.

Что же касается Клео… Как можно не любить ее? Она была единственным человеком, который принимал меня таким, какой я есть. А ты угрожал этим отношениям. Чтобы сохранить их, я сделал все, что мог.

Узнав, что я не могу иметь детей, я стал по-другому смотреть на многие вещи. Мне нужен был кто-то рядом. Нужна была Клео.

Ты, наверное, удивлен, почему я не отослал тебя к матери, узнав, что ты не мой сын. Тебе было восемнадцать лет тогда. Клео восхищалась тобой. Она уехала бы следом. А я не мог этого допустить. Но если бы мне удалось убедить ее в том, что ты недостоин ее любви…»

— Ты больной сукин сын, Джерри Девлин.

«И наконец, ты не знаешь, что Атта и Джон познакомились еще в университете. Это было двадцать восемь лет назад. Я встретил Атту, когда Джон уехал за границу, чтобы заниматься наукой. Можешь делать выводы, Джек».

Джек с силой сжал листки. Ему было двадцать семь лет.

«Что ты скажешь Клео и что будешь делать, зависит от тебя. Может, проклянешь меня за это письмо, а может, отблагодаришь…»

Джек не стал читать дальше. У него дрожали руки, а в животе все переворачивалось. Буквы поплыли перед глазами. Мозг судорожно сопоставлял годы и даты.

Думай! Думай! Но ничего не получалось. Джек смахнул бумаги со стола.

Джерри мог пойти на обман, чтобы зародить сомнения в его душе.

Джек знал одно: чтобы быть уверенным, надо найти мать.

— Клео. — Он произнес ее имя. Только она могла спасти его, и вот…

Ее отец может оказаться и его отцом. Джон Хонейвелл был любовником его матери двадцать восемь лет назад. Джек не мог заставить Клео пройти через боль и унижение.

Джек схватился за телефон и набрал номер Скотта.

— Это Джек, — только и сказал он. — Бросай все и приезжай. Мне нужна твоя помощь.

Через пятнадцать минут Джек рассказал обо всем Скотту. Слава богу, у него был адрес матери. Он заказал билет на первый же рейс в Норт-Квинленд, вызвал такси и быстро собрал сумку. Осталось только сообщить Клео об отъезде.

Прошло уже полчаса с тех пор, как они позавтракали, а Джек так и не появился в гараже. Клео работала, размышляя над тем, как Джек мог заниматься с ней любовью, будто она была для него единственной женщиной на земле, а потом назначать встречу другой. А может, она становится параноиком? Наверное.

— Тук, тук.

— Привет, — улыбнулась Клео Джеку.

— Надеюсь, я не слишком тебя отвлекаю.

— Разве это важно? — Клео заглянула в его темные глаза, и вдруг страшная мысль пронзила ее существо.

— Клео… я пришел сказать, что…

— Уезжаешь. — Она закрыла глаза.

Джек снова покидает ее. Но уже не так, как в прошлый раз. Теперь он оставляет ей не только разбитое сердце, но и воспоминания о великолепной ночи. Единственной ночи, которую они провели вместе.

Он увозит с собой надежду. Ее надежду на их совместное будущее, дом, который у них мог бы быть, детей, которых они могли бы иметь…

В гараже слышались звуки проезжающих мимо машин, скрежет флюгера на крыше, лай соседских собак и пение птиц. Звуки дома. Звуки, которые Джека никогда не интересовали.

— Какая-нибудь красавица предложила что-то лучше, чем любовь, Джек?

— Не надо так, Клео… — Его голос дрогнул. — Я вернусь, и мы поговорим.

— Знаешь что, Джек? Я не хочу больше говорить с тобой! Никогда! И не хочу, чтобы ты возвращался, понял? А если ты каким-то чудом приедешь обратно, то уже не найдешь меня здесь! Я не собираюсь снова ждать тебя. — Клео замолчала, словно решаясь на что-то. — Я люблю тебя, Джек Девлин. Люблю так, что не могу описать этого словами. Люблю больше всего на свете. Если я опущусь перед тобой на колени и буду умолять остаться или взять меня с собой, сделаешь ли ты это, Джек?

Он закрыл глаза и поднял было руку, но потом опустил ее.

— Клео, я…

— Ты так не думаешь. Что ж, прощай, Джек. — Закусив губу, чтобы не расплакаться, Клео отвернулась.

Она не слышала, как он вышел. Через несколько минут, когда рука устала колотить молотком по металлу, она остановилась. И поняла, что снова осталась одна.