Царская внучка - Светлана Бестужева-Лада

Но сначала надо было все-таки выйти замуж и заручиться поддержкой не только императрицы, но и всей ее салтыковской родни. Да и московскую аристократию обласкать, которая явно чувствовала себя обиженной (и было от чего: лишили столичного статуса, поломали вековые традиции). Со времен великого Петра Москва стала негласным оппозиционным центром России, что мне совершенно не нравилось. Мало того, что новая столица крайне уязвима и убийственна – в прямом смысле этого слова – по климату, так еще нужно непрерывно следить, чтобы в старой столице не образовалось какого-нибудь заговора.

Я встряхнула головой, поскольку замечталась не к месту и не ко времени. Не положено молодой девице накануне свадьбы о серьезных вещах задумываться, да и вообще о чем-нибудь, кроме подвенечного платья и свадебных подарков. Не поймут. Суметь бы уломать тётушку на мой переезд – временный, временный! – в Москву, сейчас это – главное. А все остальное потихонечку можно будет довести до ума потом, во благовремении.

– Пусть принцесса поживет с супругом в Москве, – журчал тем временем Бирон. – Пусть тамошние дворяне привыкнут к тому, что твое око, государыня, всюду зрит. Высокородный граф Владимир русскими весьма любим, а в качестве супруга матери наследника престола российского…

Через полчаса императрица сдалась.

– Ну, будь по-вашему, – прослезилась она. – Поживи, Аннушка в Москве, там в Измайловском дворце такая благодать… Сады душистые, огороды богатые, да и сам дворец – не чета этим каменным палатам, в которых и летом-то стынешь. Вот бы стать снова молодой, да в Измайлове на качелях с сестрами покачаться…

– Качели и здесь можно приказать поставить, Анхен, – не понял герцог ностальгии своей возлюбленной.

– Да ну тебя, – отмахнулась тётушка. – Где это видано, чтобы императрица на качелях качалась? Нет уж, придется доживать в золотой клетке вдовицею горькой…

Анна Иоанновна завела свою любимую пластинку, от которой сама же потом часами в умилении и рыдала. Мне это было неинтересно, поэтому я приложилась к императорской длани, сделала реверанс герцогу и оставила их в обществе друг друга. Бирон найдет, чем императрицу утешить, не в первый раз, чай.

Мое бракосочетание состоялось через два дня в Казанской церкви на Невском проспекте в присутствии государыни и всего двора. Меня разбудили ни свет ни заря, причем сама императрица явилась лично проконтролировать мою прическу, макияж и туалет. С прической действительно пришлось повозиться, поскольку мои многолетние труды не пропали даром, и длинные густые волосы заплели аж в четыре косы. Правда, стянули из так туго, что я чуть было не зашипела от боли.

Макияж – это, конечно, сильно сказано. От предложенных тетушкой белил я отказалась наотрез: из книг помнила, что в состав этой антикварной косметики входил свинец. Подрумянилась самую капельку, хотя тётушка настаивала на более ярком цвете лица – как у нее. И мимоходом ввела новую моду: подвела тонким угольком глаза «под Клеопатру», отчего тут же приобрела некоторое сходство с экзотическими восточными красавицами, а придворные дамы, как мартышки, тоже стали рисовать себе глаза в пол-лица. И смех, и грех…

Когда я в последний раз глянула на себя в зеркало перед выходом, то осталась довольна увиденным: стройная серебряная фигурка, флер вуали смягчал черты лица и делал его почти прекрасным. Дорого бы я дала, чтобы меня кто-нибудь сфотографировал в этот момент – хоть на мобильный телефон. Увы…

Венчал нас с графом Владимиром, то есть теперь уже Великим князем, сам патриарх, отчего и без того пышная и долгая церемония приобрела и вовсе византийский размах и величие. К концу ее несколько сомлевших дам вынесли из церкви на свежий воздух: не выдержали, бедняжки, полного чина. Мне, если честно, тоже было нелегко, но я «держала марку». Да и тому, кто в свое время отстаивал многочасовые очереди за сахаром по талонам, это было не в новинку.

Потом великолепная процессия потянулась по Невскому проспекту. В роскошной карете лицом к лицу сидели императрица и я – в своем серебристом платье и дивной фате, которую удерживала на голове маленькая серебряная корона, усыпанная бриллиантами. Супруг мой ехал в следующей, не менее роскошной карете, со своими шаферами – представителями знатнейших российских семейств. Я было заикнулась о том, что из-под венца новобрачным лучше бы ехать вместе, но у тётушки, по-видимому, были свои представления о приличиях.

Или она просто не хотела ехать из церкви одна – не с герцогом же Курляндским в одной карете красоваться. Придворным-то все равно, а вот простой народ может не понять… или понять слишком правильно.

Свадебный пир устроили на свежем воздухе, поскольку день был не по-майски знойным и не по-петербургски солнечным. Специально к этому дню соорудили искусственный грот, в котором стоял стол для ВИП-персон (вот никак я не могла отделаться о привычных мне словесных клише!). А от грота до фонтана тянулась дорожка, вдоль которой по обеим сторонам стояли длинные столы – человек на шестьсот, точно не знаю. А чтобы гости, сохрани Бог, не обгорели на майском солнышке, на столами устроили навес из зеленого шелка, который поддерживался увитыми живыми цветами колоннами.

Простой народ поили белым и красным вином из фонтанов, специально для того устроенных, и кормили жареным быком с «другими жареными мясами». Ни на вино, ни на закуску не скупились, так что народное ликование было совершенно искренним. Тем паче, что царских свадеб практически никто тут не видел со времен бракосочетания старшей дочери Петра Первого – Анны с герцогом Голштинским. Но и тогда простой люд только облизывался под дворцовыми окошками. А тут – такое гостеприимство!

В прежней-будущей жизни я один раз выходила замуж за своего однокурсника. Времена были трудные, денег ни у кого не было (у студентов – тем более) и все ограничилось традиционным «салатиком» и немереным количеством спирта «Ройяль», завезенного тогда в Россию по совершенно бросовым ценам. Кто разводил спирт лимонадом, кто пил «чистеньким», но в итоге все на удивление быстро оказались под столом. Тем свадебные торжества и закончились, а через два года мы закончили институт и заодно семейную жизнь.

Получив удивительнейший шанс прожить еще одну жизнь, да не абы какую, а – практически царскую, я наслаждалась каждой минутой своей великолепной свадьбы. Невесты некрасивыми не бывают, а уж невесты-принцессы – тем более. За здоровье молодых, правда, подняли только второй тост: первый, разумеется, достался ее императорскому величеству, которая сама сияла как новобрачная. Перед поездкой в церковь она с гордостью сообщила мне, что специально оделась скромнейше, дабы не затмить невесту. Парчи и золота на ней действительно не было, но от платья из тонкого китайского шелка, расшитого райскими птицами и невиданными цветами, я бы, честно говоря, и сама не отказалась.

Пир продолжался совсем недолго – часов шесть, не больше. При этом я заметила, что мой супруг пьет весьма умеренно, чтобы не сказать – почти не пьет. Пустячок, а приятно: никогда не любила поддатых мужиков, особенно в постели. А мне ведь действительно предстояла первая брачная ночь, и если память хранила подробности моих отнюдь не платонических романов в оставленном будущем, то тело принадлежало непорочной девице двадцати одного года. Ничего приятного я от предстоящего мне выполнения супружеского долга поэтому и не ожидала, надеялась только, что в восемнадцатом веке мужчины галантнее и опытнее своих далеких, еще не родившихся потомков.

К вечеру слуги молниеносно освободили пространство под навесом от столов и начался бал, в разгар которого небо озарилось праздничным фейерверком, а мы с супругом под шумок удалились в отведенные нам покои. Я позорно трусила и мне впервые с момента переселения в другое время и тело остро захотелось выкурить сигаретку. Увы…

Мои «три грации» в шесть рук готовили меня к предстоящей ночи: освободили от короны и расплели окаянные косы, разоблачили, помогли искупаться в заранее приготовленной огромной лохани с теплой водой и нарядили в атласную ночную сорочку – с высоким воротом и длинным рукавом. Воплощенное целомудрие. И уложили на широченную роскошную кровать под балдахином – дожидаться прихода законного супруга.

Но сначала пожаловала августейшая тетушка: благословить, так сказать, лично. То ли от выпитого венгерского, то ли от подлинных чувств, но плакала она так, словно сама должна была впервые взойти на брачное ложе. Пришлось мне ее утешать и успокаивать. К счастью, в сопровождении герцога Бирона появился князь Владимир, облаченный в роскошный парчовый халат и внешне достаточно спокойный.

– Ну, зачните с Богом, – благословила нас императрица, осушая слезы. – Укрепите древо дома нашего славного…

И мы, наконец, остались наедине.