Плохая хорошая дочь. Что не так с теми, кто нас любит - Эшли С. Форд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День, пожалуй, походил на любой другой день, разве что я была немного взволнована началом новой жизни на новом месте, но вечер был разыгран как особая серия любимого ситкома. У мамы хватило сообразительности не продолжать распаковку еще и вечером, и она разложила матрасы со своей кровати в нашей общей комнате, поставила перед ними маленький телевизор и подключила к нему видеомагнитофон. Потом повернулась к нам и сказала, что сейчас мы закажем пиццу и фильм из «Блокбастера». Мы все втроем запрыгали, так как всегда были рады поесть, особенно пиццу, и еще более готовы спорить по поводу выбора фильма. В зависимости от того, объявляли ли в видеопрокате скидки и сколько фильмов мы готовы были посмотреть, мы обычно брали от одной до трех кассет. Мне не хотелось просить Бога о чем-то сверх того, что я уже попросила, из страха показаться слишком жадной или невоспитанной, но у меня появилось еще одно желание, и я тихо помолилась:
«Прошу, пусть это будет вечер с тремя фильмами».
Мама позвонила в «Pizza Hut» минут за десять до того, как поехать на Саутгейт-Плазу — в торговый центр, располагавшийся немного ближе к нашему дому, чем Сауттаун-Молл. Мы с бабушкой часто ездили туда на автобусе, заходя почти во все магазины и лавки и обычно ничего не покупая. Единственным местом, в которое мы с ней почти не заглядывали, но куда всегда водила меня мама, был прокат «Блокбастер». Бабушка не смотрела фильмы на кассетах и предпочитала большой экран. Но нам с мамой такие фильмы нравились. Сам по себе процесс заказа фильма мне казался чем-то священным, да и ей, по всей видимости, тоже. Она учитывала мои вкусы и временами даже пыталась мне угодить. Когда одна наша тетя попыталась позаимствовать у нас «Клуб радости и удачи», мама остановила ее, сказав: «Эшли еще не посмотрела его, и мне кажется, он должен ей понравиться». Она оказалась права, но тогда мне еще не было и десяти.
Заехав на парковку «Pizza Hut», мама быстро нашла свободное место. Повернувшись, она посмотрела на нашу троицу, пристегнутую ремнями к заднему сиденью.
— Я пойду возьму пиццу, — начала она, впиваясь глазами в каждого, прежде чем переходить к следующему. — А когда вернусь, то хотелось бы убедиться в том, что вы ничего не трогали, не вылезали из машины и даже не шевелились. Это. Понятно?
Последние два слова были отмечены очередным суровым взглядом и рассчитаны сразу на всех троих. Но предупреждать нас было не обязательно. Не раз и не два маме случалось, выйдя из магазина, обнаружить меня или брата сидящими на переднем кресле, воображающими себя водителем и во всю мощь легких подпевающими громкой песне по радио.
Но на этот раз ничего такого мы делать не собирались. Никто не хотел рисковать пиццей и вечером с тремя фильмами. В наших машинах иногда бывали кассетные проигрыватели, а иногда их не было, но радио было всегда. Ничто не могло сравниться с Анитой Бейкер, проникновенно мурчащей с передней панели: «Я сожалею, о да, сожалею. Честно-пречестно, правда моя…» У меня мурашки пробегали по коже всякий раз, как мама резко вытягивала руку, чтобы прибавить громкость, подобно тому, как соскакивает со своего места победитель лотереи, когда ведущий объявляет выигрышный номер. Если она при этом курила, то опускала окно и подпевала под завывание ветра, одной рукой держа руль, а другой размахивая в такт музыке. Мы, дети, подпевали — точнее, завывали во всю глотку — с заднего сиденья. «Потому что я была сильна, пропою я эту песню тебе, потому что я хочу выстоять и хочу извиниться, извиниться перед тобой».
Мама обожала музыку. Ни на каких инструментах она не играла, но пела неплохо, и пела мне на протяжении всей моей жизни. Иногда она буквально влюблялась в какую-нибудь песню или в какой-нибудь альбом и постоянно слушала его, до тех пор, пока тот не надоедал ей до чертиков.
Где бы мы ни жили, на заднем фоне всегда играла какая-нибудь приятная мелодия с глухими басами или проигрывалось видео с танцевальными упражнениями. Мы с братом всячески пытались подражать известным исполнителям — Уитни, Мэрайе, Майклу и Тине. Еще в начальной школе мы смотрели фильмы «Джексоны: Американская мечта», «На что способна любовь», «Телохранитель», «Жена священника» и «В ожидании выдоха». Наверное, мы были слишком маленькими для таких фильмов, но мама всегда была готова ответить на наши вопросы и объяснить непонятные моменты. Она знала, как сильно мы их любим. Романтика и страсть всегда были желанными гостями в нашем доме.
Особенно нам нравились голос Уитни и ноги Майкла. Мама иногда распускала волосы и самозабвенно пускалась в пляс, а мы с братом подражали Уитни Хьюстон из клипа «Run to You». Мама была самой красивой женщиной на свете, и единственной кто, на мой взгляд, мог сравниться с ней, была Уитни.
Когда мы еще жили втроем в студии, я обожала наблюдать, как мама кружилась под песню «All the Men That I Need» с закрытыми глазами, положив одну руку на сердце, полностью поглощенная музыкой. Она так успокаивалась, если кто-то ее «доставал». Да, ее окружала семья, но в такие моменты она находила уединение.
Когда мы с братом подросли достаточно, чтобы понять, что танцевать мы не умеем, мы попытались это исправить и усердно просматривали один клип за другим. Тогда еще не было службы «DVD по требованию», не говоря уже о YouTube. Были просто чистые VHS-кассеты, но кто их мог позволить себе? Нам приходилось ждать, пока нужный фрагмент покажут по телевизору. Мы просматривали все музыкальные каналы: MTV, VH1, BET, The Box. Мы осваивали новые движения, а мама повторяла: «Так держать, дети. Танцуйте! Пойте! Мои дети знают эту песню!»
Мама всячески поддерживала нас и хвалила, когда мы выкладывались по полной. Музыка окружала нас повсюду — когда мы
