Американская история - Прист Кристофер

Глава седьмая

Сейчас

Внутреннее море

Вернувшись из Лондона, я вышел из паромного терминала и проделал пешком небольшое расстояние вдоль набережной до своего дома. Шагая, я смотрел на холмы Коуэла в Аргайле, на другом берегу залива.

Я любовался этим пейзажем на протяжении вот уже нескольких лет, но он всякий раз представлялся мне совершенно новым, никогда не приедался. Иногда холмы казались далекими из-за дождя, тумана или дымки. В другие дни, как в этот теплый полдень, они резко выделялись на фоне неба, отчего казались ближе и круче. Цвета склонов менялись почти каждый день: размытые зеленые, серые и коричневые пятна с вкраплениями бледно-лилового или ярко-желтого в зависимости от сезона. Каждый раз, когда я возвращался в Бхойд, этот вид неизменно успокаивал меня, заставлял меня вновь ощутить связь с реальностью. Холмы Коуэла были незамысловаты и неизменны. Им не требовалось толкования, не было никакой истории, которая могла бы их объяснить, не существовало никакой разгадки их тайны. Они были такими, какими казались сейчас, какими пребывали тысячелетия назад и какими пребудут всегда.

Возвращаясь в самолете из Лондона, сидя в поезде, после отъезда из аэропорта Глазго, на пароме через залив, я лениво думал о предстоящей мне на следующей неделе поездке в Париж.

Мне нужно было провести некоторую предварительную справочную работу, которая упростит и облегчит написание статьи, но после поездки в Лондон у меня почти не осталось на это сил. Я решил приступить к работе на следующий день.

Оказавшись внутри, я вернул дом к жизни: открыл окна, просмотрел почту, доставленную этим утром, и в целом прибрался, потому что, уезжая накануне в Лондон, я оставил все в беспорядке. Жанна и мальчики скоро будут дома.

В начале часа я включил телевизор, чтобы посмотреть последние новости. Хотелось узнать любую новую информацию, какая только могла поступить, про обломки обнаруженного в Атлантике самолета.

Основная часть выпуска была отдана политикам и корреспондентам, размышляющим о выборах, что состоятся в конце года, затем последовал репортаж о первом слушании в суде дела группы молодых людей, обвиняемых в организации в Глазго террористической ячейки. За ними последовали другие сюжеты, включая длинный рассказ о спорте. Ближе к концу выпуска, на фоне увеличенной карты восточного побережья США, диктор сообщил, что был сделан очередной ряд погружений, в том числе с использованием гидроакустического оборудования. Выяснилось, что предполагаемые обломки разбившегося авиалайнера на самом деле являются останками корабля, потопленного немецкой подводной лодкой во время Второй мировой войны.

Новости закончились. Так это был корабль, а не самолет? Каким образом была допущена эта ошибка? Насколько похоже затонувшее судно на потерпевший крушение самолет, даже после многих лет пребывания под водой?

В тот вечер был красивый закат. Я шагал по возвышенности за городом, любовался оттенками сумерек над тихими водами залива, думал о том, что Жанна и мальчики скоро вернутся домой. Вдыхал теплый, напоенный ароматом вереска воздух. Через полчаса, почти в полной темноте, я вернулся в дом, где трезвонил стационарный телефон. Звонила Жанна.

– Бен, я знаю, что это будет сложно, – сказала она. – Я завтра вернусь, и мне придется взять с собой маму. Мальчики отчаянно хотят домой, а я не смогу ухаживать за ней в одиночку. Не подготовишь для нее свободную комнату? Пока только кровать, а все остальное я устрою завтра, когда вернусь.

Сложно. Вряд ли это подходящее слово. С тех пор как мы переехали жить в Шотландию, между нами возникло молчаливое понимание, что однажды Люсинда больше не сможет жить самостоятельно. Частично причина, по которой мы переехали на север от границы, пусть и не основная, заключалась в том, чтобы Жанна могла быть ближе к матери, но здоровье Люсинды за последние недели резко ухудшилось. До начала этого года она была подвижной, независимой, у нее имелся собственный круг друзей, и она продолжала трудиться над долгосрочным проектом по модернизации своего дома. Но она перенесла небольшой инсульт, транзисторную ишемическую атаку, после чего, как говорится, сильно сдала.

Ее наблюдал терапевт, она принимала лекарства, которые якобы облегчали симптомы, и прошла в местной больнице ряд анализов. Ее ежедневно навещали соцработники. Она едва могла позаботиться о себе.

Жанна несколько раз говорила мне, что меры по уходу за Люсиндой недостаточны, и местные власти предлагали поместить ее в дом престарелых.

И Жанна, и Люсинда отвергли это предложение, хотя и по разным причинам. В любом случае на следующей неделе мальчики должны были вернуться на остров в школу, а сама Жанна, успешный дизайнер-фрилансер по тканям, не могла проводить больше времени вдали от дома. Забрать Люсинду в наш дом – это был более или менее единственный подходящий выход. Мы с Жанной всегда знали, что рано или поздно это случится.

– Неужели нет альтернативы? – спросил я, понимая, как жалобно и в то же время угрюмо прозвучал мой вопрос. Мне не нравились мои собственные слова. Довольно эгоистично, но я со страхом думал о том, что мой образ жизни, мой распорядок работы вот-вот радикально изменятся. – Ты же знаешь, я много времени провожу в разъездах, и это потребует дополнительных…

– На тебе это никак не отразится, Бен, – резко возразила Жанна. – Я справлюсь сама. Как только она освоится, ты даже не заметишь разницы. Ей не привыкать к нашему образу жизни.

Выслушав заслуженный упрек, я понял, что это, скорее всего, правда. Если бы не резкое ухудшение ее здоровья, Люсинда и дальше оставалась бы самодостаточной. У нее имелась своя машина, и каждый год она отдыхала за границей. Она несколько раз приезжала из Эдинбурга погостить у нас. Наша свободная комната фактически стала комнатой Люсинды, потому что другие гости заглядывали к нам очень редко. Часть ее одежды хранилась у нас, так же как и несколько ее картин, книг и украшений. Чуткая и наблюдательная женщина, она всегда старалась быть незаметной, держась подальше от нас, когда нам с Жанной нужно было поработать, проводила время с детьми, выполняла небольшие дела по дому. Однако я знал, что за последние недели ее способность здраво рассуждать и двигаться заметно изменилась.

– Я больше не могу оставлять ее одну, – призналась Жанна. – Работники соцзащиты заходят к ней только раз в день, а ей нужна компания. Для нас это ничего не изменит. Ты же знаешь, что это так.

Я знал. И сожалел о своем минутной, эгоистичной реакции. Люсинда мне нравилась, я чувствовал, что многим ей обязан, и был готов помочь ей освоиться у нас. Мы с Жанной обсудили по телефону еще несколько деталей, но в целом все сводилось к тому, чтобы я подготовил комнату и купил немного ее любимой еды.

Прежде чем лечь спать, я просмотрел новостной сайт шотландского представительства Би-би-си и поискал историю об аварии. Видео повторяло репортаж, который я слышал ранее в британских новостях из Лондона, но в конце выпуска они включили репортаж одной из своих журналисток, Хелен Маккардл, которая находилась где-то на побережье штата Делавэр.

Она сказала:

– Когда нам внезапно было приказано покинуть это место, краны все еще продолжали вытаскивать части предполагаемого судна. Требование было сделано крайне невежливо. На нашу лодку поднялась группа из десяти морпехов – все как один вооружены до зубов. Нас арестовали, отобрали звукозаписывающую и фотоаппаратуру, затем пересадили в другую лодку и доставили на берег. Мы фактически были их пленниками. Они вернули наше оборудование, как только мы вышли на сушу. Но мы отчетливо увидели кусок легкого металла, когда его вытаскивали из моря, большой, слегка изогнутый.

Он был грязным и покрытым коркой ила из-за долгого пребывания под водой, однако на нем были видны остатки лакокрасочного покрытия. Я и моя команда видели их. Причем видимые пятна были только с одной стороны: красная полоса, синее пятно. Остальное – расплывчатое нечто. Для всех нас это было похоже на ливрею авиакомпании.