Желтое облако (с иллюстрациями) - Василий Ванюшин

- Трудно вам, фрау Эльза? - спросила Инга. - Вы целый день на ногах.

Женщина вздрогнула, качнулась на стуле.

- Нет, не трудно. Тяжело, когда ничего нет. Все чужое.

- Вашему хозяину легче. - Инга хотела завести разговор.

- Он тоже несчастный, - вздохнула фрау Эльза.

- Почему же?

Старуха не ответила.

- Вы давно здесь работаете? - спросила Инга.

- Давно. С тех пор, как сын перестал говорить.

- У вас есть сын? Что же случилось с ним?

Фрау Эльза прикрыла глаза и, покачиваясь на стуле, стала рассказывать. Она оказалась доверчивой собеседницей.

У них - муж работает здесь же, садовником, - кроме Томаса был еще сын, старший. Его звали Франц. Он любил книги и на свой риск поехал в Берлин учиться. Чему он там учился, фрау Эльза не знала. Потом Франц вернулся и стал работать в библиотеке. То был год радостных надежд. Муж Эльзы, без ноги, с протезом, мог выполнять только легкую работу садовника. Томас ходил в школу. Вся надежда была на Франца. Его любили, к нему ходило много людей.

- Видно, так уж устроена жизнь, что хорошему простому человеку счастья на земле не видать, - горестно покачивала головой фрау Эльза. - Да и хотел ли Франц счастья только для себя? Он ничего не говорил мне, но пошли разговоры, а их я считала глупостью: подумать только - Франц хочет взорвать горы, чтобы дать сюда доступ свежему ветру с востока. Чем взорвать? Книгами? Не глупо ли! А ведь кто-то поверил…

Как-то в дождливый день в городе был митинг. Я не пошла. И муж, на деревянной ноге, не пошел. А Томас вернулся из школы, бросил книги и убежал на площадь. Я слышала шум, песни и ждала чего-то страшного. И не ошиблась.

Я услышала стрельбу. Потом прибежал Томас, его нельзя было узнать. Он был весь белый, дрожал, плакал, задыхался, что-то хотел рассказать, но получалось только: рга-рга… Он, маленький, видел, как убили Франца, и так был потрясен, что перестал говорить.

Эльза вытерла глаза и лицо рукой, потом снова заговорила о сыне - не о Франце, а о Томасе.

- Господин Шкубин обещал вылечить, но старания его оказались напрасными. Тогда он, добрый человек, дал работу всей нашей семье. Томас все еще надеется на излечение. В последнее время он очень изменился: чувствую - он хочет покинуть нас.

Старуха посидела еще несколько минут. Инга не тревожила ее вопросами - совсем иные мысли занимали ее. Фрау Эльза вышла в коридор и загремела там ведром. Потом послышался шлепок мокрой тряпкой.

Спать не хотелось - было еще очень рано. Инга включила радиоприемник, настроила на Москву. Передавали концерт. Пел молодой женский голос, не очень сильный, чистый и немного грустный. Инга не могла запомнить всех слов песни, улавливала только смысл их. В песне говорилось о том, что Земля - не песчинка в вихре множества миров… Женский голос утверждал нечто странное: все - и звезды эти и планеты - движется вокруг Земли. И жаловался: так далеки стали расстояния, расставания на сто лет. И все же сердце верит во встречу. Тот, кто улетел далеко-далеко, непременно вернется. Он будет тосковать по Земле, чувствуя земное тяготение даже за Полярною звездой.

Инге стало грустно. Не о ней ли сложена эта песня? Она осмотрелась вокруг: старинные тяжелые двери, узкое стрельчатое окно, темная комната с низким потолком. Инга подошла к окну: Альпы, утихающее пламя заката, маленький городишко, коттеджи, «фройляйн», «господин» - все это странно и в то же время интересно. И, вероятно, немало загадочных событий происходит в этом захолустье. Никто не имеет права вмешиваться в дела «Ордена». Это - маленький энклав, особое государство, расположенное на территории другой страны, все равно как тот стеклянный колпак, отграничивающий от внешней среды кусок железа, который оставлен под действием желтоватого, как болотный туман, газа.

Желтый туман, «желтое облако»! Не в этом ли кроется загадка?

3

Она побывала в лаборатории в двенадцать часов, в два часа ночи и, не отметив больше ничего особенного в опыте, поднялась к себе в комнату и легла спать. И вскоре - а может, так показалось - почувствовала сильный толчок и проснулась. Дребезжало окно, скрипнула и сама распахнулась дверь. Упала плитка штукатурки и рассыпалась. Где-то звякнуло стекло.

Что это - взрыв? В лаборатории? Инга посмотрела на часы. Четыре! Она быстро оделась и спустилась вниз. Там было все как и прежде, но, подойдя к столику, на котором стоял стеклянный колпак и под ним лежало железо, она заметила, что брусок утратил острые углы. Она потрогала их щупом. Углы отвалились. Инга забыла о том, что заставило ее проснуться. Она тщательно исследовала щупом железо. Щуп был острый, изготовленный из какого-то очень прочного материала, но только не металлический, он втыкался в кусок железа, как в тающий лед, входил на сантиметр и упирался в твердое. Отметив результат наблюдения на четыре часа, Инга вышла из лаборатории.

За окнами было темно. В доме всюду горел свет. По коридору ходил в халате Шкубин и осматривал окна, стены и потолок. Вид у него был озабоченный.

- Это - землетрясение, фройляйн, - сказал он. - Недалеко было землетрясение, да. Толчок баллов пять. Мне это сильно подействовало на нервы. А вы? Почему вы не спите?

- Я была в лаборатории.

- Господи! - воскликнул Шкубин. - Вы удивительный человек! Я не хотел, чтобы вы работали и ночью. Вот она типичная немецкая аккуратность. Что же вы отметили?

- Мне кажется, опыт удался, - спокойно сказала Инга.

- Опыт, опыт… - вздохнул Шкубин. - Я знал, что он удастся. Но вот не знаю, удастся ли мне теперь уснуть. Одно к другому, одно к другому…

- Вы недовольны?

- Я говорю о землетрясении. Хорошо, что дом прочный. Нигде ни одной трещины, только выпало одно стекло. Спокойной ночи, фройляйн!

- Спокойной ночи, господин доктор! - Инга пошла к себе в комнату, раздумывая: «Что за человек Шкубин? Простодушный и добрый или хитрый и коварный? Но пока думать плохо о нем я не могу».

Утром, в восемь часов, Шкубин в сопровождении своей лаборантки вошел в лабораторию.

Под стеклянным колпаком ничего не было, то есть там не было куска железа, но лежала пыль - продолговатой кучкой, напоминающей аккуратный могильный холмик, - ее было не более столовой ложки. Шкубин присел на стул, опустил голову, он долго оставался неподвижным и безмолвным.

- Выходит, если усилить концентрацию газа, процесс будет протекать несравненно быстрее, - сказала Инга, словно не замечая его состояния.

- Я не спал всю ночь, - сказал Шкубин, тяжело поднимаясь. Он посмотрел в окно, куда-то в пространство. - Ну-с, что же мы имеем в результате всего этого?

Открывать колпак было нельзя. Инга насосом выкачала желтоватый газ обратно в баллон. Шкубин следил за ней, и когда она откинула стеклянный колпак, сказал:

- А теперь повторим тот же анализ. Делайте все сами, фройляйн, я посижу.

Они перешли к квантоваку. Инга рассыпала пыль узкой дорожкой, накрыла светлым полушарием.

- Господин доктор, наденьте очки.

- Вы предусмотрительны. Спасибо, фройляйн, - устало сказал Шкубин и надел очки.

Инга включила прибор. Она делала все свободно, уверенно, даже лучше, нежели делал это сам Шкубин.

- Дайте мне карточку, - сказал доктор. - Это умная машина: сама анализирует и расшифровывает. Да, фиолетовые и синие линии сильнее красных.

Он, кажется, смутился, сказал не так, как надо бы, и долго рассматривал узкую темную полоску, пересеченную множеством линий всех цветов радуги и всевозможных оттенков. Потом руки его устало опустились на колени, и он задумался.

- Вы чем-то обеспокоены, господин доктор, - заметила Инга.

Шкубин ответил не сразу. Он поднял глаза, измученные бессоницей и сердечной болью.

- Нет. Я просто доволен. Мы имеем то же, что и принесенные вами пробы. Совершенно то же. Впрочем, не совсем. - Видите ли, когда неизвестный нам предмет летел к Земле с большой скоростью и не сгорел, а в какие-то секунды превратился в прах - это одно. Другое - когда мы испытываем кусок металла целые сутки и добиваемся примерно такого же результата. Сутки и секунды - тут есть разница.

- Но в принципе!

- В принципе - да. Вы правы. Надо усилить концентрацию газа, и на этот раз мы возьмем не железо, а сплав прочнейших металлов с примесью титана. - Он повеселел. - Вот поставим опыт, и тогда мы с вами тоже примем малую дозу титана и алюминия, а?

- Я замечаю, вам вредно это, господин доктор.

- Доктору не вредно, человеку - да, - он многозначительно поднял указательный палец. - Но доктор тоже человек. И у него есть в душе что-то такое, от чего нельзя вылечиться, и поэтому, - резко взмахнув рукой, он показал пальцем вниз, - порой хочется умереть. Честно, как подобает человеку.

«Он пьян, - подумала Инга. - Или просто расстроен. Неужели он такой… несчастный?» - вспомнила она разговор с фрау Эльзой.

Доктор встал, медленно прошелся по лаборатории, взял с полки кусок металла и подал Инге.

- Вот! Если это превратится в пыль хотя бы за один час - мы добились цели, фройляйн Инга.