Очерки по психологии бессознательного (сборник) - Карл Юнг

Аналитическое (каузально-редуктивное) толкование[67]

Подобное толкование можно сформулировать одним предложением: «Я хорошо понимаю, что мне надо перебраться через ручей на другую сторону (а именно отказаться от отношений с подругой); однако мне гораздо больше хотелось бы, чтобы подруга не выпускала меня из своих клешней (т. е. объятий), и это соответствует инфантильному желанию, чтобы мать снова заключила меня в свои горячие объятия». Несовместимость желаний объясняется сильной подспудной гомосексуальной тенденцией, вполне подтверждаемой фактами. Краб хватает пациентку за ногу. У пациентки большие, «мужские» ноги; по отношению к подруге она играет мужскую роль, имея также соответствующие сексуальные фантазии. Нога, как известно, имеет фаллическое значение[68]. Полная интерпретация выглядит следующим образом: причина, по которой она не хочет расстаться с подругой, состоит в том, что она имеет вытесненные гомосексуальные желания, направленные на нее. Поскольку эти желания морально и эстетически несовместимы с тенденцией сознательной личности, то они вытеснены и потому более или менее бессознательны. Ее беспокойство соответствует вытесненному желанию.

Такое истолкование, разумеется, жестоко обесценивает экзальтированный идеал дружбы у пациентки. Разумеется, на данном этапе анализа пациентка уже не была бы в претензии ко мне за такое истолкование.

Некоторые факты еще раньше достаточно убедили ее в наличии гомосексуальной тенденции, так что она имела возможность свободно признать эту склонность, хотя это и шло вразрез с ее сознательной установкой. Поэтому если бы я на данной стадии лечения сообщил ей об этой интерпретации, то уже не встретил бы с ее стороны никакого сопротивления. Она уже преодолела болезненность этой нежелательной тенденции с помощью ее понимания. Но она могла бы сказать мне: «Почему мы все еще анализируем этот сон? Он ведь всего лишь говорит о том, что я уже давно знаю». Это истолкование фактически ничего нового пациентке не сообщает; оно поэтому неинтересно для нее и нерезультативно. Но в начале лечения истолкование подобного рода было бы невозможным уже просто потому, что излишняя щепетильность пациентки не допустила бы ничего подобного ни при каких обстоятельствах. «Яд» понимания следовало вводить крайне осторожно и в очень малых дозах до тех пор, пока она постепенно не сделалась бы более разумной. Если же аналитическая или каузально-редуктивная интерпретация не приносит ничего нового, а дает лишь то же самое в разных вариациях, то значит, пришел момент, когда необходимо поискать возможные архетипические мотивы. Если такой мотив появляется на переднем плане, то имеет смысл сменить тактику истолкования. Каузально-редуктивная техника в этом случае обнаруживает известные недостатки. Прежде всего, она не совсем точно учитывает ассоциации пациентки, например, ассоциации «краба» с «раком». Во-вторых, остается неясным сам выбор такого символа. Почему, скажем, подруга-мать появляется в виде краба? Гораздо более привлекательным и более пластичным представлением был бы образ русалки. («Она влекла его отчасти, отчасти к ней тянулся он» и т. д.) Ту же самую роль могли бы исполнить осьминог или дракон, змея или рыба. В-третьих, каузально-редуктивная техника не учитывает того, что сновидение – явление субъективное и что, следовательно, исчерпывающее объяснение никак не может относить краба только к подруге или к матери, но обязано соотнести его также с самим субъектом, т. е. со сновидицей. Сновидица и есть все сновидение в целом; она и река, и брод, и краб, и все эти детали выражают условия и тенденции бессознательного субъекта.

Поэтому я ввел следующую терминологию: каждую интерпретацию, в которой образы сновидения можно идентифицировать с реально существующими объектами, я называю интерпретацией на объективном уровне.

В противовес этому существует истолкование, которое каждую часть сновидения и всех действующих в нем персонажей соотносит с самим сновидцем (сновидицей). Это я называю интерпретацией на субъективном уровне. Интерпретация на объективном уровне аналитична, потому что она разлагает содержание сновидения на комплексы памяти, соотносимые с внешними ситуациями. Интерпретация на субъективном уровне синтетична, ибо она отделяет лежащие в основе комплексы памяти от внешних причин, воспринимая их как тенденции или компоненты субъекта, и вновь объединяет их с этим субъектом. (В любом переживании я переживаю не просто сам объект, но прежде всего самого себя, разумеется, лишь в том случае, когда я отдаю себе в этом отчет.) В этом случае получается, что все содержания сновидения рассматриваются как символы субъективных содержаний.

Таким образом, синтетический или конструктивный процесс интерпретации[69] является интерпретацией на субъективном уровне.

Пациентка не осознает того факта, что препятствие, которое ей надо преодолеть, находится в ней самой: это некоторая пограничная линия, которую трудно переступить и которая препятствует дальнейшему продвижению вперед. Тем не менее возможность преодолеть этот барьер есть. Правда, именно в этот момент и возникает особенная и неожиданная опасность – нечто «животное» (не– или недочеловеческое), уходящее назад и в глубину и грозящее увлечь за собой всю личность. Эта опасность подобна смертельной болезни, которая возникает где-то в потаенном месте и оказывается неизлечимой (превосходящей по силе). Пациентка воображает, будто это ее подруга мешает ей и тянет ее вниз. Пока она так думает, ей, разумеется, приходится на нее воздействовать, «тянуть» ее «наверх», поучать, воспитывать; ей приходится делать бесполезные и бессмысленные идеалистические усилия, чтобы удержать себя от того, чтобы оказаться утянутой «вниз». Естественно, ее подруга предпринимает те же самые усилия, так как она в данном случае следует тем же путем, что и пациентка.

Поэтому они наскакивают друг на друга, словно дерущиеся петухи, и каждая стремится одержать верх. И чем выше поднимается одна, тем сильнее муки другой и тем выше ей приходится подниматься. Почему? Потому что обе видят вину в другом, в объекте. Интерпретация на субъективном уровне освобождает от этой бессмыслицы: сновидение показывает пациентке, что в ней самой заключено нечто такое, что мешает ей переступить границу, т. е. перейти от одной позиции или установки к другой. Толкование перемены места как перемены установки подтверждается формами речи в некоторых первобытных языках, где, например, фраза «Я думаю о том, чтобы уйти» звучит так: «Я нахожусь на месте (в точке) ухода». Для понимания языка сновидений нам необходимы многочисленные параллели из психологии первобытного и исторического символизма, поскольку сновидения, по существу, вытекают из бессознательного, которое содержит остатки функциональных возможностей всех предшествующих эпох человеческой эволюции. Классический пример тому – «переход через великую воду» в китайской гадальной книге «И Цзин»[70].

Очевидно, все теперь зависит от того, как мы понимаем значение образа краба. Прежде всего мы знаем, что это нечто такое, что проявляется в подруге (потому что она соотносит образ краба с подругой), и нечто связанное с матерью. Обладают ли мать и подруга этими качествами в действительности – это в отношении пациентки не играет роли. Ситуация меняется лишь благодаря тому, что меняется сама пациентка. В матери уже ничего нельзя изменить, ибо она умерла. Подругу также нельзя заставить измениться. Если она хочет измениться, то это ее личное дело. Тот факт, что обсуждаемое качество связывается с матерью, указывает на нечто инфантильное. Но тогда в чем же состоит тайна отношения пациентки к матери и подруге? Общее здесь – это бурное, сентиментальное требование любви, и она чувствует себя во власти этой страсти. Это требование обладает, таким образом, признаком непреодолимого инфантильного желания, которое, как известно, слепо. Речь здесь, следовательно, идет о некоторой не затронутой воспитанием, недифференцированной и еще не очеловеченной части либидо, которая носит навязчивый характер инстинкта и, следовательно, не укрощена приручением. Для этой части образ животного является абсолютно точным символом. Но все же почему это животное именно краб? Пациентка ассоциирует это с раковым заболеванием, от которого умерла госпожа X, и притом примерно в том же возрасте, в котором находится сама наша пациентка. Речь, таким образом, могла бы идти об имеющей характер намека идентификации с госпожой X. Мы должны поэтому исследовать этот момент. Пациентка рассказывает о ней следующее. Госпожа X рано овдовела, она была очень веселой и жизнерадостной. У нее был ряд приключений с мужчинами, в частности, с одним своеобразным человеком, одаренным художником, с которым пациентка была лично знакома и который произвел на нее завораживающее и странное впечатление.