МУЖИК. ИСТОРИЯ ТОГО ЧУВАКА ИЗ ANTHRAX - Скотт Иэн

Еще до прихода Чарли мы написали примерно половину «Fistful Of Metal». После его присоединения мы сочинили быстрый материал вроде «Deathrider», «Metal Thrashing Mad» и «Subjugator». Этот альбом — очень хорошая демонстрация того, что мы слушали в те времена: Maiden, Priest, Motorhead и другие группы НВБХМ вроде Raven, а еще Accept и старые Скорпы (несмотря на то, что две последние были немцами). Вдобавок мы интересовались британским панком, включая GBH и Discharge. Все это было частью процесса открытия следующей тяжелой группы. Мы услышали Venom и подумали: «Что может быть более экстремальным, чем это?» Потом мы послушали «Hear Nothing See Nothing Say Nothing» Discharge и подумали: «Окей, вот она, самая тяжелая пластинка всех времен! Давайте же запишем что-то еще тяжелее!»

Впервые я увидел слэм и стейдж-дайвинг, когда мы с Нилом пошли заценить The Exploited в Грейт Гилдерсливс. Раньше я никогда не бывал на панк-шоу. Мы сидели на балконе, и я смотрел вниз на подростков в толпе, как они сталкивались друг с другом, взбирались по головам, пытаясь залезть на сцену и спрыгнуть оттуда в толпу. «Чувак, это выглядит весело. Пошли туда» — сказал я. Нил казался обеспокоенным: «Нет, чувак, тебя убьют. Они нас тупо отпиздят. Панки и скинхеды ненавидят металистов».

Я ему не поверил и подумал, что он просто струсил, но позже выяснилось, что он был прав. Когда панк, хардкор и метал-сцены начали пересекаться в 84–85, между волосатиками и скинхедами было немало стычек в толпе на трэш-концертах. И все же, слэм вскоре стал очень популярной штукой в метале. Бег по кругу в стиле Западного побережья вдруг стал популярен повсюду, а потом развился или трансформировался в мошинг, когда люди из толпы образовывали еще более дикий бег по кругу, который уже мало напоминал слэм и способ самовыражения, скорее его суть была в том, чтобы создать агрессивный физический контакт с остальными мошерами. В круге всегда находилось пара-тройка засранцев, но большинство фэнов делали это, чтобы хорошо провести время и никого не покалечить. Негласным правилом было, что если кого-то сбили с ног, тебе нельзя было его топтать. Ты должен был помочь ему подняться и убедиться, что с ним все в порядке. Большую часть времени это была цивилизованная анархия.

Лилкер интересовался самым экстремальным хардкором и металом, так же, как и мелодичным роком, и в те времена он был главным композитором в Anthrax. Он написал примерно 75 % риффов на «Fistful Of Metal». Но мы все работали над песнями как команда. Мы бывало писали песню, а потом говорили: «Нее, эту надо играть быстрее. Вон как быстро играют Моторы. Мы должны играть быстрее, чем они». А мы могли, почему бы нет? Чарли мог играть на двойной бас-бочке быстрее, чем Тейлор «Грязное Животное», и мы могли играть риффы быстрее, поэтому мы решили, что это круто. Клево было играть так быстро и трясти башками в такт двойной бас-бочке Чарли.

Первоначально Джонни договорился, чтобы мы записывали «Fistful Of Metal» в Барретт Элли Стьюдиос в Рочестере, где Metallica записали «Kill 'Em All». И мы поехали туда в октябре 1983-го, готовые записать пластинку с первым продюсером и звукоинженером Metallica — Полом Курцио и Крисом Бубашем, узнав к своему неудовольствию, что микшерский пульт исчез бесследно, и они заказали новый, который ожидался только через три недели. У нас был грузовик, полный аппаратуры и не было студии для записи. Студия разрешила нам переночевать одну ночь, а потом мы позвонили Джонни в Нью-Джерси, и он ответил, что был не в курсе, что студия не готова. Поскольку мы не могли записываться в Рочестере, Джонни позвонил Карлу Кэнеди из The Rods, потому что Карл жил в Кортленде, и спросил не знает ли Карл другие студии за пределами Нью-Йорка.

Все вместе разгрузили грузовик, и мы с Денни Спитцем взяли U-Haul и отправились в дорожное путешествие, пока все остальные сидели в студии. Мы заценили два места. Первое было в Эльмире — это была просто дерьмовая комнатка на верхнем этаже магазина. У них не было оборудования и это было херово. Второй была Пирамид Саунд в Итаке. Это была настоящая студия записи с аппаратной, кучей оборудования и большой звукоизолированной комнатой. Мы встретились с Алексом Периаласом, хозяином здания. Они были намного дороже, чем Барретт Элли, но они были офигенными, и мы с Денни решили, что тут мы и будем записываться. Мы поговорили с Джонни Зи, который утряс с Алексом все детали. Он сказал, что у него есть лейбл записи и все его группы приедут записываться в этой студии.

Они были только рады, и мы вернулись обратно в Рочестер, взяли грузовик, и вернулись в Итаку, чтобы завершить запись с продюсером Карлом и звукоинженером Крисом. Альбом стал сочетанием гнева и раздражения от двух лет всякого говна, смен участников, которые привели к текущему составу в сочетании с неограниченным волнением и юношеской энергией, что мы наконец-то смогли попасть в настоящую студию и записать целую пластинку. Поначалу мы были слегка напуганы, но мы были готовы. Мы репетировали пять дней в неделю в течение двух лет, так что мы знали свой материал и плотно играли. И мы были полны энтузиазма. У нас был очень ограниченный бюджет для работы, но мы использовали его по максимуму. Плюс к этому мы отлично играли песни сразу с первого-второго дубля. Мы провели в Итаке три недели, и остановились в отеле Рок-н-ролл в Кортленде, который по сути был ночлежкой, которой управляли две сестры. А еще мы провели некоторое время в одном клоповнике в Итаке. И хотя мы по-прежнему были малоизвестной группой и не зарабатывали никаких денег, у нас было чувство, что наша мечта воплощается буквально у нас на глазах — мы пишем настоящие альбомы, ходим в бары, тусим с местными телками, впечатленными тем, что мы играем в группе, хоть они и не отличали Anthrax от Aerosmith.

Мы работали в Пирамид Саунд три недели. В дополнение к записи наших песен Нил и Джонни убедили нас записать кавер на песню Элиса Купера «I'm Eighteen». Примерно в это время Quiet Riot вышли на первое место со своим кавером Slade — «Cum On Feel The Noize», и Джонни подумал, что нам тоже нужен кавер, чтобы увеличить продажи альбомов. Нил тоже был за. Я не хотел этого делать. Я не думал, что «I'm Eighteen» имела какой-то смысл в контексте остальных вещей с «Fistful Of Metal», но это никого не убедило. В качестве протеста на этом треке я не играл партии ритм-гитары. Все партии сыграл Спитц. Это единственная песня за всю историю группы, на которой меня нет. Я изо всех сил не хотел, чтобы она попала на пластинку, и она явно не принесла нам первое место, так что думаю, я был прав.

ГЛАВА 8

«ГОРСТЬ» ПРОБЛЕМ[15]

Переживая свои рок-н-ролльные фантазии, я по-прежнему встречался с Мардж. После окончания средней школы она отправилась в Северо-восточный университет в Бостоне и пропала там на целых четыре года. Подразумевалось, что мы особенные и у нас будут длительные отношения. Раз в месяц я навещал ее в Бостоне и зависал там пару дней, так что когда у нее были пары или она была занята учебой, я ходил заценить, кто там играет и ходил на местные панк и метал-шоу. Я частенько зависал в Парадайз, небольшом клубешнике на Коммонвелс Авеню. Он был очень маленький и узкий, но там играли многие клевые группы. Еще одним клубом, который проводил метал-концерты в Бостоне, был Channel, огромный склад на воде, который снесли в конце девяностых, отдав это место под строительство какого-то крупного хайвэя. И если там не было никого стоящего, то в Рэтскеллере постоянно шли панк-концерты. Это место все называли просто Рэт, может потому что кроме людей здесь бегали только крысы. Он чем-то напоминал Бостонский CBGB, только был еще мрачнее. В дверях стоял фейсконтрольщик по имени Митч, чувак, переболевший раком. Ему провели ларингоэктомию, и он мог говорить только при помощи механического устройства, которое крепится к горлу. Когда он говорил, своим голосом он напоминал угрюмую версию одной из тех допотопных обучающих игрушек Speak&Spell.

После возвращения домой я много болтал с Мардж по телефону, но довольно скоро понял, что встречи раз в месяц не удовлетворяют мое либидо. Паршиво говорить такие вещи. Я мог бы передернуть и остаться ей верным, но в клубах были телки, которые перлись от нас, и когда мы тусили в Л'Амур или 516, пытаясь раскрутить группу, вокруг постоянно была куча телок, и некоторые из них были очень горячими. Я думал: «Ладно, Мардж сейчас в Бостоне. Она сама решила поступить туда в колледж и оставить меня в Нью-Йорке».

Это гребаное самолюбие. Черт, мне было девятнадцать, а эти девчонки, с которыми мы встречались, были доступными и невероятно сексуальными. Тебе не нужно было играть джентльмена, чтобы их склеить. Тогда не было Фейсбука или Твиттера, так что не было опасности, что тебя застукают. Тогда было в разы больше способов не быть пойманным. Если тебя ловили на измене, значит ты был полным идиотом.

Мысленно я думал, что люблю Мардж, но моногамный вариант для меня просто не канал. Другой вариант был в том, чтобы провести с Мардж остаток жизни, понимая, что у меня секс был только с ней и еще одной девушкой. Я не мог позволить этому случиться. Не то, чтобы я клеил каждую ночь. Это было скорее что-то временное, но измена есть измена, и этот цирк продолжался несколько лет. Мардж думала, что у нас отличные отношения, потому что я приезжал к ней раз в месяц, мы ходили на выставку в музее или куда-то еще и занимались сексом. А потом я слушал, как она говорит обо всех своих предметах, а я кивал, улыбался и думал об Anthrax.