Тень ускользающего счастья (СИ) - Гущина Яна

Жизнь в доме изменилась. Даже воздух, казалось, был пропитан болью утраты.

Сония почти не выходила из спальни. Обеспокоенная бабушка постоянно находилась с ней, а Прем носил жене еду, так как она наотрез отказалась спускаться в столовую. Прем не знал, что причиной такого поведения Сонии был его друг: она не могла смотреть в лицо Радже и всячески избегала встреч с ним.

Прем, уставший и разбитый, ходил по дому, как призрак. Его ничто не интересовало и не радовало. Он не прикасался к еде и из-за этого заметно потерял в весе. И только бабушке удалось уговорить его немного поесть из её рук.

Манну, отяжелённый грузом тайны, открытой ему, избегал всех. Он не знал как себя вести с Премом и Раджой. Ни один из них не был виновен в сложившейся ситуации, и в то же время, оба они страдали. Но Манну понимал, что сейчас труднее всех приходится Сонии. Девушка разрывалась между своей любовью к Прему и долгом перед Раджой, о жизни с которым она абсолютно ничего не помнила и не испытывала к нему никакого иного чувства, кроме дружбы.

Одна только Лила была довольна происходящим. Если вначале она не ожидала, что у Сонии случится выкидыш, и испугалась за девушку, то теперь Лила вновь была бодра и весела, и готова к новым коварным подвигам, направленным на разрушение брака Према. Судьба самой Сонии её мало трогала. Раз уж она жена калеки, то пусть ею и остаётся, а ещё очень даже хорошо, что у них, оказывается, есть общий ребёнок. Это не даст возможности Сонии решиться на то, чтобы развестись с Раджой и остаться с Премом. Нечего Сонии даже рассчитывать на Према! Ведь если Лила решила, что он станет её мужем, то никакие Боги не смогут помешать ей осуществить задуманное!

В доме поселилась печаль. И никто не знал, как повлиять на эту ситуацию. Если бы Манну не знал всей правды, он бы посоветовал Прему с Сонией съездить куда-нибудь отдохнуть, развеяться, а как доктор, порекомендовал Сонии подлечиться и вновь подумать о беременности. Ведь ребёнок моментально излечил бы все душевные травмы своих родителей. Но Манну не мог даже намекнуть им о зачатии ребёнка до тех пор, пока не решится вопрос с Раджой и Джитой. Ситуация была тупиковой, и, что более неприятно, так ещё и не терпящей затяжных отлагательств.

И только бабушка, со свойственной ей добротой и наивностью, надеялась на лучшее. Она верила в то, что рано или поздно скорбь по погибшему малышу отпустит сердце её невестки, и любовь к Прему излечит её душевные раны. Сония должна воспрянуть к новой жизни и вновь возжелать стать матерью. Бабушка верила в то, что вскоре Сония будет благословлять каждый прожитый день, обнимая своих детей, и радоваться каждой ночи, обнимая любимого мужа.

Вскоре Прем пришёл в себя от пережитого и попытался вытянуть из депрессии жену. Прем стал разделять чаяния бабушки. Он тоже надеялся на то, что Сония вскоре почувствует вкус к жизни, а пока он старался поддерживать ее, как только мог. Он вывозил её на длительные прогулки в парк, старался вести себя весело и непринуждённо, давая знать, что жизнь продолжается, и что в ней не должно быть места скорби и печали. Но все его попытки развеселить Сонию заканчивались провалом. Девушка оставалась мрачна и печальна, часто плакала и смотрела на мужа с такой болью, от которой у него сжималось сердце.

Если раньше спальня была для счастливых влюблённых райским уголком на земле, где они могли наслаждаться близостью друг друга, то теперь эта комната стала зоной печали. Сония ложилась на краешек кровати и, свернувшись калачиком, лежала безучастная, будто Према вовсе и не было в этой же постели. Ему не оставалось ничего другого, как заботливо накрывать её одеялом, а самому лежать, глядя в потолок.

Но долго так продолжаться не могло, и в одну из таких ночей Прем решил нарушить одиночество любимой. Он решительно сгрёб её в охапку, не взирая на протест супруги, и крепко прижал к себе, вдыхая аромат шелковистых волос.

- Сония, ну зачем ты наказываешь так и меня и себя? Вот уж месяц, как тебя выписали из больницы, а ты всё ещё ведёшь себя, как чужая. Если бы я не знал тебя прежнюю, то подумал, что ты - осколок айсберга, не способный жить и радоваться жизни.

- Отныне это так и есть, - прошептала девушка, глотая слёзы. – Та прежняя Сония, которую ты знал прежде, умерла вместе со своим ребёнком. И никому на всей земле не подвластно воскресить ту беззаботную и счастливую девушку, коей я была тогда.

Прем судорожно втянул воздух и резко выдохнул. Он не смог сдержаться и уже в следующее мгновение прервал поток её горьких слов своим поцелуем. Он почувствовал, как напряглось тело девушки, и упрямые кулачки застучали в его грудь, силясь отогнать. Но Прем не собирался выпускать жену из объятий и его иступлённый поцелуй заставил потерять голову не только его, но и Сонию. Вначале она старалась высвободиться, но вскоре её попытки становились менее упорными, а затем и вовсе прекратились. Сония тихо застонала в руках любимого, наслаждаясь каждым прикосновением его губ, его рук, его тела. Она слишком долго корила себя за ненамеренную подлость по отношению к Радже, и вот теперь все эти укоризны внезапно канули в небытиё. Девушка оставила мысли о совести и долге, и позволила себе забыться в объятиях любимого мужчины. Того самого мужчины, ради которого она жила, ради которого дышала, и ради которого готова была умереть.

От его поцелуев кружилась голова, и сердце бешено колотилось, заглушая возбуждённое дыхание и все стоны, раздававшиеся в тишине полночной спальни. Его руки, такие нескромные и сильные, своими ласками довели Сонию до беспамятства. Его крепкое тело приятной тяжестью навалилось на неё, придавив к постели. Безумство любви соединило не только два истомлённых и изголодавшихся друг по другу тела, но и две отчаявшиеся души, так долго страдавшие от разлуки.

Эта ночь дала понять Сонии, что она не сможет жить без Према. И никакие узы другого брака, о котором она ничего не помнит, ни ребёнок, с которым она даже не знакома, не заставят её разлучиться с Премом. Он, и только он один на всём белом свете, является смыслом её жизни. И, да простят её Боги, ей всё равно, что где-то на этой земле есть ребёнок, которому она приходится матерью. Она не виновата в том, что ничего не помнит о своей любви к дочери. При мысли о девочке, Сония понимала, что ничего не испытывает к ней. А её любовь к Радже так и не проснулась в сердце Сонии. Для неё он как был другом, так и остался им.

Чувство долга и совести повелевало ей принять с покорностью свою карму и оно же велело ей ухаживать за больным мужем, прикованным к инвалидному креслу. Но другое чувство – чувство безумной любви, уносило её на крыльях страсти в долину счастья, откуда она не хотела возвращаться. Да, пусть это будет её непростительный грех! Она согласна искупать его всю свою жизнь. И даже если ей придётся расплачиваться за него в последующих семи рождениях, она всё равно не желает расставаться с Премом. Если её вынудят разлучиться с ним, то лучше она добровольно взойдёт на погребальный костёр, но она не сможет быть женой Раджи. Она просто не сможет.

Солнечное утро, пришедшее после безумной ночи любви, подарило Сонии не только ощущение счастья, но и уверенность в том, что наступило время поговорить с Раджой. Она не могла больше видеть его наигранную весёлость, с которой он пытался говорить с ней, сталкиваясь в зале. Раджа был очень хорошим парнем, и не заслуживал того, чтобы Сония избегала общения с ним. Ни он, ни она не виновны в том, что произошло. Теперь оставалось только лишь найти выход из положения.

Манну был прав: в тот момент, когда душевные травмы были свежи и кровоточили, нельзя было вносить решающие корректировки в жизнь. Если бы тогда Сония не послушалась Манну, и рассказала бы обо всём Прему, то всё кончилось бы весьма плачевно. Она рассталась бы с Премом, а он, как и предсказывал Манну, мог с головой уйти в вертеп безрассудства, дарующий сомнительный душевный покой. Сония какое-то время пожила бы с Раджой, а после, не выдержав общества нелюбимого мужчины, забрала бы дочку и ушла в неизвестность.