Короли преступного мира - Евгений Осипович Белянкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой пряной и глупой жизненной игре она верила в свою звезду, и, пожалуй, интерес дона Роберта ее поддерживал: ей снились призы и контракты. Она уже видела Варшаву, Берлин, Париж…
Роберт мог бы спокойно обеспечить ей победу. Для этого были свои способы в конкурсной комиссии — музыку заказывали те, кто платил деньги. Но делать Ларису победительницей не входило в его планы — она была нужна для другого, более важного для него, бизнеса.
Лариса заняла на конкурсе третье место. Для нее это был удар, хотя и небезнадежный. У девчонки, когда объявили результаты, тряслись руки, словно исполняли дьявольский танец, а фальшивые разноцветные камни в ее перстнях мерцали тусклым светом. Она медленно сжимала и разжимала кулаки, понимая свое плачевное состояние.
Роберт ее не утешал. Он смотрел влюбленными глазами, назвав комиссию «хамьем». Во всем, конечно, виноваты спонсоры: трудно понять, чем она им не подошла.
Он увез Ларису в офис. Страстно целовал там, не обращая внимания на отпечатки губной помады. Она была раздавлена обстоятельствами и спасение искала только в нем. Он поднес к ее деревянным, бледным губам свою руку, и она с забвением целовала эту большую, пухловатую ладонь, распаляясь в страсти. Он запросто раздел ее и положил на тахту — собственно, иного и не могло быть: дон Роберт редко когда упускал свою добычу.
15
Вся жизнь Сомова прошла в номенклатуре. С грубоватой внешностью — невысокий, коренастый, к тому же и сутуловатый, за что его и прозвали горбатым, он тем не менее отличался деликатными манерами — его, где бы он ни работал, в правительстве или в министерстве, уважали все: от шофера до самых мелких сотрудников отделов. Нет, говорили о нем, хоть и министр, но не барин… Одним словом, неноменклатурный был мужик, понимающий… И к тому же смелый. Как-то в приемную председателя Государственного комитета вошел молодой человек — одет так себе, неброско, потому помощник и не обратил на него внимания. Председателя на месте не было и молодой человек скромненько сидел в углу. Когда же тяжелой походкой в приемную вошел Сомов, посетитель быстро встал с диванчика и вплотную подошел к нему.
— Извините, пожалуйста, это вы устанавливаете цены на товары?
Сомов едва раскрыл рот, как перед его носом оказались дула здорового двуствольного самопала, который молодой человек тут же выхватил из хозяйственной сумки.
— Господи, — равнодушно сказал Сомов, — так ведь можно и застрелить.
Он ловко перехватил рукой дуло самопала и, обжигая молодого человека черными глазами гипнотизера, властно сказал:
— Убери пустую игрушку, пойдем ко мне в кабинет, там и разберемся… почем фунт изюма.
Молодой человек сник и, отдав хозяйственную сумку с самопалом вохровцу, вяло поплелся за Сомовым.
Целых полгода рассказывали в разных министерствах об этом случае. Такому, мол, и телохранитель не нужен…
Но чиновники рангом повыше смотрели на имидж Сомова иными глазами. Многие видели в нем не только простого, но и сильного, властного человека, способного прокручивать большие дела. А те, кто работал с ним непосредственно наверху и знал Сомова лично, понимали, как мог он спокойно обвести вокруг пальца почти всех.
Ведь были же скандалы почти на правительственном или даже на правительственном уровне, и всегда Сомов выходил сухим из воды. И нашумевшее дело министра рыбной промышленности, когда черную и красную икру в банках отправляли под видом кильки за бугор, и скрытое от людей дело командующего транспортной авиацией, когда военные самолеты превращались в контрабандные тайники… И где-то боком всегда был причастен Сомов. Правда, его понижали в должностях; иной раз казалось, гроза вот-вот разрядится над его головой — но тем не менее все обходилось благополучно, наступал светлый, а то и солнечный день, и Сомов снова шел вверх…
В эпоху перестройки Сомов не очень-то гремел фанфарами. Как человек дотошный и трезвый он сразу понял социальный смысл перемен: номенклатура решила разделить общегосударственное имущество между коррумпированными кланами номенклатуры. Став владельцами и совладельцами всех фабрик и заводов, мелких и больших, они в конце концов разрешали свой «социальный вопрос»… Нет, он не был согласен с тем, что номенклатура хочет обменять власть на собственность. А прибавить к власти настоящую частную собственность — вот это дело! «Социализм с человеческим лицом», когда собственность обретает своего конкретного хозяина.
Валерий Петрович Сомов мечтал о создании акционерного общества закрытого типа. Первым таким обществом, пожалуй, и оказался государственно-кооперативный концерн АНТ. Но сделки этого концерна вызвали политический скандал. Танки на платформах в Новороссийске. Танки за рубеж по липовым накладным… И напрасно потом доказывали, что это не так и что в недрах КГБ будто бы была сформирована группа для сбора компромата на концерн, — танковый скандал все разрушил… Сомов, входящий в эту структуру от правительства, отделался легким ушибом…
Себя он не считал святым человеком — и не хуже других понимал, что основные капиталы, определяющие сейчас развитие частного сектора, накоплены весьма сомнительными способами. Его это не удивляло: Валерий Петрович был уверен, что первоначальное накопление никогда и нигде не бывает иным. Воротилы современного бизнеса, нувориши, всегда находили лазейки для теневой экономики. Эти люди умели делать деньги. Делать деньги…
Сомова разбудил ночной звонок. С трудом сбрасывая сон, Валерий Петрович прошлепал к телефону. Звонил верный друг и референт Столыпин.
— Это ты, Игорь Александрович? С чего-то в полночь? — удивился Сомов.
— Арестовали Ангелину.
— «Маму»? Как арестовали? Ты чего-то, старик, напутал.
— Путаницы здесь нет. Все точно, отправили в Лефортово.
Сомов так и не нашелся что ответить, протянул что-то беззвучное, так как холодом свело губы, словно он оказался на сильном морозе.
Разрядил обстановку Столыпин:
— В этом мире происходит что-то страшное. Все рушится, Валерий Петрович. Но я надеюсь… на Бога.
Сомов заснуть уже не мог. Лезли отрывочные мысли, ненужные воспоминания…
Ангелина, ответственный работник аппарата торговли, была близким семейным другом Сомова. В своем кругу ее звали Мама. Валерий Петрович всегда, встречаясь с ней, шутил: без нашей мамы мы бы осиротели…
Вот он и осиротел.
Жизнь Мамы была под стать жизни Сомова. Сколько торговых бурь возникало в это смутное время, но Мама была
