Ожерелье из звезд - БАРБАРА КАРТЛЕНД

«Орел» двинулся вперед — и вошел в начало Суэцкого канала.

Беттина почувствовала, что у нее отчаянно бьется сердце: зрелище получилось необычайно впечатляющим.

Перед караваном судов, который двинулся следом за «Орлом», лежала сотня миль безмолвной пустыни, которая покрывала Суэцкий перешеек, но теперь в нем была открыта новая дверь, которая вела к Индии и богатствам Дальнего Востока.

С пятнадцатиминутным интервалом все суда из гавани начали заходить в канал. Капитанам было приказано поддерживать скорость в пять узлов в час, а расстояние между судами должно было равняться трем четвертям мили.

За кораблем императрицы один за другим шли «Гриф», на котором находился император Австро-Венгрии, потом — фрегат кронпринца Пруссии, следом — яхта с принцем и принцессой Голландии.

Герцог, стоявший на мостике «Юпитера», знал каждый корабль и мог сказать, кто именно на нем находится.

Он указал своим гостям на русский корабль с великим князем Михаилом на борту, который представлял царя, и с некоторым презрением указал на «Психею», где находился мистер Генри Эллиотт — посол Британии в Константинополе.

Вскоре после этого «Юпитер» присоединился к каравану судов, и наконец Беттина смогла увидеть волшебное зрелище, которое ожидала с таким волнением.

Она решила, что это больше всего похоже на сказочный мираж: бесшумные корабли, казалось, плыли по пустыне, а с берегов канала за ними наблюдали облаченные в белые одежды бедуины.

Ей трудно было бы выразить словами то, что она чувствовала в тот момент, — и она могла только радоваться тому, что все остальные гости герцога были заняты разговорами друг с другом и никто не обращал на нее внимания.

Незадолго до шести часов вечера паровая яхта, на борту которой находились императрица и месье де Лессепс, вошла в озеро Тимсах.

Герцог рассказал своим гостям, что, пока создавался канал, рабочие построили на озерах северо-западного берега новый город. Они назвали его Исмаилией, в честь хедива Египта, — так что это, несомненно, было самым подходящим местом для празднества в честь открытия Суэцкого канала.

Глядя на город с борта яхты, Беттина видела на фоне заката причудливые ярко расцвеченные здания, цветы, флаги… Весь город был украшен огнями, напоминавшими упавшие с неба звезды, так что он походил на фантастическую сцену из арабских сказок «Тысяча и одна ночь».

— Наверное, хедиву пришлось потратить на все это целое состояние! — заметил лорд Милторп.

— Кажется, затраты на один только торжественный прием достигли полутора миллионов фунтов! — отозвался герцог.

Беттина услышала, что лорд Юстес издал возглас отвращения, услышав эту цифру, и поспешила отойти от него подальше. Все было настолько красиво и празднично, что ей не хотелось портить настроение разговорами о том, сколько на это потрачено денег. Она не сомневалась, что лорд Юстес собирался сказать ей, что тысячи египтян голодают и что потраченные на пышные торжества средства следовало бы направить на помощь беднякам…

Этой ночью все корабли, которые прошли по каналу, встали на якоре в озере.

Беттине трудно было заставить себя оторваться от великолепного зрелища, которое представляли многочисленные яхты и военные корабли. Ей хотелось оставаться на палубе, слушая доносившуюся с других судов музыку и разноязычный говор собравшихся на берегу людей. Но в конце концов она все-таки пошла спать, потому что знала, что назавтра ей предстоит полный событий день.

Поскольку яхта герцога отплыла из Англии слишком поздно и прибыла в Порт-Саид только семнадцатого — в тот день, когда кораблям и яхтам предстояло войти в канал, — то, как узнала Беттина, они не смогли присутствовать на религиозной церемонии, которая состоялась накануне на берегу. Там присутствовала императрица Евгения.

Поднявшийся на борт яхты друг герцога, побывавший там, рассказал им:

— Это была церемония, подобной которой не знала еще ни одна страна Востока!

Он объяснил, что после ружейного салюта стоящий на возвышении Великий улем прочел небольшую проповедь, после которой был совершен намаз.

— Должно быть, он выглядел весьма внушительно, — заметил герцог.

— О, да! — подтвердил его друг. — На такой же платформе, справа от него, католический епископ Александрийский в полном облачении отслужил торжественную мессу.

— Очень жаль, что мы не успели на церемонию, — отозвался герцог, — но, по правде говоря, я решил ехать в Египет только тогда, когда узнал, что принцу Уэльскому было запрещено присутствовать на торжествах.

— Хедив был сильно разочарован его отсутствием. Но он с нетерпением ожидает встречи с вами.

— Рад это слышать, — сказал герцог. — Хорошо, что мы хотя бы успели на само празднование!

На следующее утро небо опять было безоблачным и ярким. Когда Беттина поспешно вышла на палубу, она увидела, что гавань Исмаилии выглядит еще более живописно, чем гавань Порт-Саида накануне.

Новый дворец хедива был построен у самого берега и приковывал к себе все взгляды. Казалось, он возвышается над остальными строениями города.

Военные корабли опять начали стрелять из пушек, и воздух снова был полон звуками гудков и сирен.

Герцог предупредил своих гостей, чтобы все были готовы сойти на берег вскоре после завтрака, так что за утренним столом на этот раз собрались все — даже те, кто обычно предпочитал обедать у себя в каюте.

Сойдя на берег, они повсюду увидели цветы: ими были усеяны деревья, из них были составлены триумфальные арки… Герцог был принят хедивом, а незадолго до полудня на катере прибыли Фердинанд де Лессепс и императрица, с почестями препровожденные во дворец. После ленча высокие гости отправились осматривать новый город.

Беттина решила, что одетая в желтое платье и изящную соломенную шляпу с вуалью императрица выглядит просто очаровательно.

Длинная вереница карет провезла гостей хедива по усаженным деревьями бульварам, где в два ряда выстроилась египетская кавалерия. Один ряд был на белых лошадях, второй — на гнедых. Проехав через город, кортеж оказался в пустыне, которая начиналась сразу за городской чертой.

Здесь, к вящей радости Беттины, раскинулся огромный лагерь арабов-кочевников, потому что хедив пригласил на свое празднество не только европейцев, но и тридцать тысяч гостей-арабов, разбивших в пустыне свои шатры в яркую полоску. Они прихватили с собой своих жен, детей, верблюдов и овец, поэтому жизнь этого временного поселения протекала в шуме и сутолоке.

Гости герцога присоединились к императрице, Фердинанду де Лессепсу и императору Францу-Иосифу, которые вместе с другими представителями царствующих фамилий сидели под пологом роскошной палатки.