Испытание для Богини - Эйми Картер

— Генри, — тихо позвала я. Он вернулся к чтению, но его взгляд мгновенно оказался на мне. — Пожалуйста, не пойми превратно, но я очень устала.

Он встал, забирая книгу с собой. Вместо того чтобы сделаться сердитым и обиженным, его выражение сохранило привычный нейтралитет.

— Этот день был долгим для нас обоих.

— Спасибо, — я благодарно улыбнулась, надеясь, что смогу этим замять любые неловкости.

— Конечно, — он прошел к двери. — Спокойной ночи, Кейт.

Такая мелочь, но даже намек на сердечность в его голосе заставила мои щеки порозоветь.

— Спокойной, — сказала я, надеясь, что он не мог увидеть мой румянец с другого конца комнаты.

***

— Так он тебе нравится, — это был не вопрос, и я злобно посмотрела на свою ухмыляющуюся мать. Мы сидели на лавочке, наблюдая за бегунами и людьми с собаками.

— Я этого не говорила, — ссутулилась я. Мама села прямее, будто обедала на королевском приеме, а не проводила утро в Централ-парке. — Просто… не хочу, чтобы он умер, вот и все. Больше никто не должен умереть из-за меня.

— Никто из-за тебя и не умер, — сказала она, проводя рукой по моим волосам и убирая их с глаз. — Даже если ты не пройдешь испытания, это не твоя вина. Пока ты стараешься изо всех сил, все должно быть нормально.

— Но как я могу стараться, когда даже не знаю суть тестов? — я засунула руки между колен. — Как мне это сделать?

Она приобняла меня за плечи.

— Все верят в тебя, кроме тебя самой, Кейт, — ласково сказала мама. — Может, стоит призадуматься?

Даже если все в меня верили, это не значило, что они правы, или что я преуспею. Это означало лишь то, что, ко всему прочему, мне еще и придется беспокоиться, что я их разочарую. Или, в случае с Генри, отправлю на досрочную пенсию в небытие.

— Но он тебе нравится, не так ли? — спросила мама через пару минут. Я вытянула шею и посмотрела на нее, удивившись, увидев искреннее беспокойство на ее лице.

— Он милый, — насторожено ответила я, гадая, к чему она вела. — Думаю, мы сможем быть друзьями.

— Ты считаешь его симпатичным?

Я закатила глаза.

— Он бог, мам. Естественно он симпатичный.

На ее лице расплылась кривоватая улыбка.

— Наконец пришло время признать, что он бог.

Я пожала плечами и отвернулась.

— Было бы глупо это отрицать сейчас. Но он милый, так что, пока он не станет пытаться превратить меня в кучку пепла, я могу с этим смириться.

— Хорошо, — она обняла меня и поцеловала в висок. — Я рада, что он тебе нравится. Он может составить тебе хорошую компанию, и ты не должна быть одна.

Я мысленно вздохнула, даже не пытаясь ее исправить. Если мысль о моей симпатии к Генри так ее радовала, значит, так тому и быть. Она заслуживала небольшого счастья перед тем, как я стану огромным разочарованием.

***

Я ожидала, что дни в поместье Эдем будут тянуться медленно, но, как ни странно, благодаря их одинаковости они проходили быстро. Утром Каллиопа и Элла помогали мне привести себя в порядок; Ава всегда сидела на краю кровати и оживленно обсуждала свою последнюю жертву. После нескольких коротких недель отношений со стражем Ксандером, ей захотелось чего-то нового.

— Его зовут Тео, — она так радовалась, что едва могла усидеть на месте. — Он симпатичный, высокий, умный, и говорит, что у меня самые красивые глаза, которые он когда-либо видел.

Я заметила в зеркале, как ожесточилось лицо Эллы.

— Держись подальше от него, — рявкнула девушка. Я попыталась повернуться, чтобы посмотреть на них обеих, но Каллиопа держала меня за плечи, так как не закончила еще колдовать над моей прической.

— Почему? — высокомерно спросила Ава. — Он твой парень?

— Он мой брат-близнец, — Элла прищурилась.

Я вздохнула. Если мне придется с этим мириться на протяжении следующих пяти месяцев, я могу сорваться.

— И что? — Ава скрестила руки. — Я ему нравлюсь, он мне нравится. Не вижу проблемы.

Как она могла смотреть Элле в лицо и не трусить — понятия не имею. Но Ава оставалась собой, как бы девушка ни пожирала ее взглядом.

— Если ты обидишь его, я отправлюсь за тобой и убью снова, но на этот раз проверю, что ты не сможешь вернуться из своей миленькой загробной жизни, — прорычала Элла.

Я открыла рот, чтобы в точности описать ей, что произойдет, если она хотя бы попытается, но Ава перебила меня:

— А что, если он обидит меня?

— Тогда, уверена, ты будешь этого заслуживать.

С этого момента Ава и Элла едва могли находиться в одном и том же помещении. Я их не винила.

Я медленно привыкала к своей новой реальности; Генри был прав. Стоило понять, что все это не одна безумная шутка, как жить стало легче, и я перестала истощать себя попытками рационализировать невозможное.

Хоть мне все еще не нравилась мысль, что стража или Каллиопа тестируют мою еду — Элла постоянно подначивала Аву заняться этой работой — когда я притворялась, что застряла в восемнадцатом столетии, это помогало мне смириться со всем происходящим, не считая странных отношений с Генри. С прохождением недели, вечер быстро стал моей любимой частью дня, подкрепленный тем, что в это время мне не приходилось слушать обмен любезностями девушек. Мы обсуждали, чем я занималась, и даже когда он пытался меня отвлечь, я всегда замечала, что Генри не обсуждал, чем занимался он. Я научила его играть в свою любимую карточную игру, и он, похоже, этим наслаждался, задавая мне вежливые вопросы и не прерывая мои бессвязные ответы. Иногда я набиралась храбрости и тоже заваливала его вопросами, на которые он отвечал либо расплывчато, либо никак. Он все еще отказывался рассказывать мне о сути заданий, но, к его чести, парень стремился к тому, чтобы я чувствовала себя максимально комфортно.

Мой день был распланирован поминутно. Полчаса на завтрак, всегда состоявший из моей любимой еды. Я не полнела, что давало мне повод есть столько, сколько влезет. После завтрака шли пять часов уроков, на которых я изучала мифологию, искусство, теологию, астрономию — все, что я должна была знать по мнению Ирен. Витать в облаках не было времени, учитывая, что я ее единственная ученица. Женщину явно не интересовало, что мне хотелось и не хотелось учить. В этом всем был единственный плюс: в моем расписании не было математики.

Мы потратили немало часов на изучение олимпийцев — греческих богов, правящих вселенной и решающих мою судьбу.

— Большинство людей думают, что их было двенадцать, — сказала Ирен. — Но если ты внимательно почитаешь историю, то увидишь — их четырнадцать.

От меня не ускользнуло значение этого числа. Четырнадцать олимпийцев и четырнадцать тронов. Они определят мою долю, и из-за этого урокам о них я уделяла чрезмерное внимание. Будто эти знания дадут мне преимущество.

Я прочитала о Зевсе, Гере и их детях; о детях, которых он зачал с другими женщинами, например, Афиной, порожденной из его головы; о Деметре и ее дочери Персефоне; о роли Аида. Это Генри, как сказала моя мать, и было странно изучать мифологию и думать, что для этих людей — это история. Что Генри действительно делал все эти вещи. Но чем больше я читала, тем легче было смириться с реальностью, и когда Ирен убедилась, что я знаю все возможное о членах совета, мы перешли к следующим мифам. Но в этих историях всегда присутствовали олимпийцы, и это никак не успокаивало мои нервы.

Днем мне разрешали делать все, что в голову взбредет. Иногда я оставалась внутри и читала, или проводила время с Авой. Иногда выходила наружу и ходила по территории поместья. На краю изысканного сада рос дикий лес, простирающийся до конца участка, пряча позади реку. Я оставалась поблизости от особняка, не желая подходить к воде. Мне надолго хватило предыдущего эксперимента.

В конце октября я наткнулась на Филиппа — руководящего конюшней. Резкий мужчина, который мало говорил; его волосы были спутанными, что делало его пугающим на вид, но он питал особую страсть к лошадям.

— Лошади такие же личности, как и люди, — хрипло сказал он, показав мне пятнадцать лошадей в конюшне. — Если ты с ними не сладишь, не пытайся сделать это силой. Это все равно, что навязывать дружбу — неловко и бесполезно, и обоих делает несчастными. Пока ты это помнишь, все должно быть нормально.

Его жеребцы были сильными и быстрыми. С моей удачей, я бы обязательно с них рухнула и что-нибудь бы сломала, так что, как бы мне ни нравилось проводить время за их уходом, я никогда не просила покататься. Сперва Филипп отказывался подпускать меня к ним со щеткой, но я не принимала это на личный счет. Он никого к ним не пускал; даже разрешение зайти в конюшню было широким жестом. Аве так не повезло. Тем не менее, на мою третью попытку он недовольно разрешил мне поухаживать за ними, но только под его чутким контролем. У меня было подозрение, что с изменением его решения был связан Генри, но я не задавала лишних вопросов. Остаток осени именно так я и проводила дни, и хоть погода становилась холоднее, в конюшне было по-прежнему тепло.