Прими красную таблетку: Наука, философия и религия в «Матрице» - Гленн Йеффет

Идея виртуальной реальности довольно расплывчата. Она приобретает новое звучание всякий раз, когда о ней заходит речь, как и слово «постмодерн». Как пишет Роберт Маркли: «Что, в конце концов, подразумевают под виртуальным пространством? За последние годы этот термин стал обозначать все что угодно — от электронной почты до картриджей для GameBoy…» Многие комментаторы представляют виртуальную реальность как некое трансцендентное пространство, в каком-то смысле безупречное, лучшее, чем банальная реальность, «словно каждый компьютерный экран — это портал в некую потустороннюю вселенную безграничного пространства с электронным доступом».[51]

И все-таки виртуальная реальность, если таковая вообще существует, возможно, окажется не трансцендентным пространством, а всего лишь проекцией или тенью реальности, лишенной важных измерений точно так же, как тень глобуса, который существует в трех измерениях, представляет собой лишь двухпространственную сферу. Бытие в виртуальной реальности напоминало бы жизнь в платоновской пещере: существование «секонд-хенд» в мире теней. Не исключено, что теоретически когда-нибудь возникнет возможность написать невероятно сложную программу, которая будет имитировать реальную жизнь людей достаточно искусно, чтобы ввести их в заблуждение, используя не только образы и звуки, но и важные для восприятия осязание, вкус и запах, хотя пока технологические препятствия, стоящие на пути создания подобной программы, пугающе внушительны. Впрочем, «Матрица» допускает, что эти трудности будут каким-то образом преодолены.

То, с чем мы действительно имеем дело в научной фантастике и прочих современных культурных явлениях, касающихся виртуальной реальности, — так это с метафорами и фантазиями, отражением наших страхов и надежд относительно жизни внутри машины или жизни, дополненной машиной в кибернетическую эпоху. Мы уже перешли в новую эпоху, причем не просто в эпоху постмодерна, а в постчеловеческую эпоху. Теперь мы должны снова определить, что это значит — быть человеком. «В постгуманистическую эпоху, — пишет Н. Кэтрин Хэйлс, — не существует основополагающей разницы или абсолютных разграничений между физическим бытием и компьютерной симуляцией».[52] Вследствие размывания пограничных барьеров мы начинаем опасаться того, что машины могут взять верх над людьми. Ударяясь в противоположную крайность, мы надеемся, что машина придаст человеку качество трансцендентности. Как утверждает Дэвид Поруш: «Виртуальная реальность, или киберпространство… имеет отношение к новому определению… человека внутри чистого… пространства механизма и Нового Иерусалима, Земли обетованной».[53] Виртуальная реальность — это «некая новая мифология», в которой новым фронтиром становится не внешнее, а «внутреннее пространство» компьютера и человеческого разума, а также интерфейс, соединяющий их».[54]

Гибсоновское киберпространство, или матрица, должно быть связано с наукой и технологией так же прочно, как приключения волшебника Дона Хуана в книгах Карлоса Кастанеды завязаны на антропологию. То же самое относится и к виртуальной реальности в «Матрице». В романе «Нейромант» киберпространство изображается в виде трансцендентальной сферы, «всеобщей галлюцинации»,[55] которая для самых активных хакеров лучше наркотиков или секса. «Матрица» подключается к этой новой мифологии, чтобы вывернуть наизнанку гибсоновское понимание киберпространства, создав не Новый Иерусалим, а кибернетический ад. В виртуальной темнице Матрицы люди удерживаются в постоянном сонном состоянии, им не дают осознавать, что они просто-напросто рабы машины.

Точно так же, как «Матрица» играет, хотя и изменяя до неузнаваемости, на гибсоновской трактовке киберпространства, играет она и на идеях Бодрийяра, касающихся симуляции, но только без бодрийяровского пессимизма, ибо «Матрица» предлагает решение проблемы симуляции, тогда как Бодрийяр считает, что такого решения не существует.

Сначала необходимо оценить огульные и зачастую преувеличенные заявления Бодрийяра насчет того, что симуляция или то, что он называет «гиперреальностью», в перспективе полностью подчинит себе современный мир. К примеру, один из критиков, Иштван Чичери-Рони-мл., назвал Бодрийяра «виртуозным стилистом теории НФ»,[56] который формулирует теорию в лиричной манере, создавая «воображаемую научно-фантастическую поэму или фильм». Бодрийяр обращается с «отдельными мотивами и темами, дорогими утопической и научно-фантастической литературе» как с «осуществившимися явлениями».[57]

Чичери-Рони определяет бодрийяровский способ теоретизирования как «апокалиптический, безысходный и идеалистический»[58]

Иначе говоря, нам не следует понимать замечания Бодрийяра буквально, а воспринимать их метафорически, в качестве гипербол, которым придается большое значение, словом, относиться к ним так, как мы бы отнеслись к воображаемому миру такого антиутописта, как Джордж Оруэлл. Из-за того что Бодрийяр пишет «теорию научной фантастики» в контексте симуляции и гиперреальности, из-за того, что он разбрасывается утрированными и апокалиптическими утверждениями, из-за того, что он создает «воображаемую научно-фантастическую поэму или фильм», неудивительно, что он приглянулся авторам такого научно-фантастического, апокалиптического и мрачного фильма о гиперреальности, как «Матрица».

По иронии судьбы, хотя Бодрийяр и стал чрезвычайно влиятельным критиком виртуальной реальности, он мало что знает о киберкультуре. Несмотря на это он начал свою критику гиперреальности с атаки на телевизионную рекламу и тематические парки задолго до того, как цифровая революция вызвала к жизни Интернет, персональные компьютеры и виртуальную реальность. Бодрийяру также не удается провести в своей теории различие между воздействием телевидения и компьютера, которые по своей сути весьма отличаются. Телевидение не обладает интерактивными свойствами в отличие от компьютера и Интернета. Точно так же телевидение не создает «виртуальную реальность».[59] Бодрийяр склонен сваливать в одну кучу и тематические парки, и телевидение, и виртуальную реальность, причисляя их к формам симуляции.

Главная идея Бодрийяра состоит в том, что в постмодернистском мире реальное оказалась почти полностью вытеснено симуляцией. «Порождение моделей реального в отсутствии реальности — это гиперреальность. Местность больше не предшествует карте… Это… карта теперь предваряет местность». Он утверждает, что от реальности остаются лишь следы «кое-где в пустынях…». Это «пустыня самого реального».[60]

Бодрийяр говорит о четырех порядках симуляции: в первом образ отражает реальность, во втором он маскирует реальность, в третьем «он маскирует отсутствие глубинной реальности», и в четвертом «он не имеет отношения к какой бы то ни было реальности; это ее собственная чистейшая симуляция».[61] Бодрийяра особенно интересуют постмодернистские примеры симуляции третьего порядка, скажем, тематические парки, такие как Диснейленд. «Диснейленд представлен воображаемым местом, для того чтобы заставить нас поверить в реальность остального, поскольку весь Лос-Анджелес и окружающая его Америка больше нереальны, а принадлежат к порядку гиперреальности и симуляции».[62]

Под «гиперреальностью» Бодриияр подразумевает «порождение моделей реального в отсутствии реальности».[63]

В другом месте Бодриияр говорит о том, что он называет «симулированными симулякрами» — основанной на информации смоделированной кибернетической игрой. Их цель — максимальная активность, гиперреальность, полный контроль».[64] Он страшится того, что наступление эры гиперреальности ознаменует собой «конец НФ», потому что «исчезнет нечто вроде принципа реальности».[65] Если исходная реальность исчезнет, то научная фантастика лишится своей основы, ибо как мы можем отличать «фантастическое», если не путем его сравнения с "реальным»?

Как же тогда симуляция действует в «Матрице»? В фильме идет 2199 год, поверхность Земли вся исковеркана в результате войны с машинами, обладающими искусственным интеллектом. Людей разводят глубоко под землей, чтобы они служили источником энергии для машин. Их держат в эмбриональном состоянии, и им снится, что они живут в каком-то американском городе в 1999 году. Этот воображаемый мир под названием Матрица — компьютерная симуляция, созданная с целью держать население в повиновении.

Несколько людей остаются в реальном мире и ведут борьбу с машинами. Предводитель мятежников Морфеус курсирует по подземному миру на судне на воздушной подушке, подобно капитану Немо у Жюля Верна. Морфеус и его команда вызволяют из Матрицы Томаса Андерсона. Днем этот человек работает программистом в крупной корпорации, а по ночам становится преступным хакером, известным под ником Нео. Морфеус убежден, что Андерсон может оказаться Избранным, появление которого было предсказано Пифией, то есть человеком, способным победить агентов. Нео, чье имя является анаграммой слова «one» (единственный), понятия не имеет, что живет в смоделированной реальности. Сначала его нужно извлечь из Матрицы, дать ему новую жизнь в реальном мире, переобучить и натренировать.