Семьдесят два градуса ниже нуля. Роман, повести (СИ) - Санин Владимир Маркович

Мы сделали свое дело, очередь за Надей. Она раскрывает саквояж, становится на колени, пальцами очищает от снега рот Хаджи, нос и уши. Быстро — подкожное впрыскивание камфоры. Теперь искусственное дыхание: раз-два, раз-два, раз-два… Надя работает, как автомат: раз-два, раз-два…

Из горла малыша вырывается хрип.

— Чай! — бросает Надя, начиная массаж. — Одеяло!

— Живой, бабушка Аминат, живой! — кричит Гвоздь.

Несколько капель горячего чая из крышки термоса — и в глазах Хаджи появляется осмысленное выражение. Значит, сосудики заработали по-настоящему, через пару дней мальчишка будет бегать и прыгать.

— Носилки! — командует Надя, укрывая Хаджи одеялом. — В тепло, быстро!

Теперь можно оглянуться.

— Максим!

Мы с Васей прыгаем вниз и бежим к дому, Мурат и Олег спускают нам на руки неестественно согнутое тело дедушки Измаила. У него продавлена грудная клетка, он мертв. Бабушка Аминат становится перед ним на колени, мы молча стоим, сняв шапки, а вокруг уже столпотворение, отовсюду сбежались теперь уже бывшие жильцы дома № 23. Сейчас, в эту минуту, люди видны как под рентгеном: одни, забыв обо всем, окружают бабушку Аминат и разделяют ее скорбь, а другие рвутся в дом, рыдают о своем пострадавшем имуществе. Их вопли режут мне уши. «Только малая печаль говорит, большая безмолвна», — вспоминаю я и с ненавистью смотрю на них.

— Почему стоите без дела? — набрасывается на нас Джамалов, заместитель Гулиева. — Дом упадет, вещи пропадут!

Ради твоего барахла я своими ребятами рисковать не стану, держи карман шире.

— Пашел вон! — шипящим шепотом говорит Мурат, да так, что Джамалов отшатывается. — Нэ видишь — смэрть?

У Мурата на глазах слезы, дедушка Измаил — его родной дядя. Он поднимает бабушку Аминат, берет на руки плачущего Баттала.

— Будете жить у меня. Поехали, Максим.

Только сейчас я замечаю, что идет снег.

В стремлении отстаивать свою правоту человек может зайти далеко — особенно если он фанатик или глупец. Я не отношу себя ни к тем, ни к другим, но и мое самолюбие страдало, когда подавляющим большинством голосов Кушкол обвинил меня в несостоятельности. Бывает, что человеку легче перенести удар по физиономии, чем презрение, потому что на удар можно ответить ударом, а чем смыть презрительный взгляд?

Теперь все знают, что я прав, но ни гордости, ни удовлетворения я от этого не испытываю, как, наверное, не испытывала этих чувств Кассандра, когда горела Троя. Никакой я не ясновидец, я просто знаю и вижу больше, чем другие, и это объясняется не особыми качествами моего мозга или органов чувств, а познаниями, вбитыми в мою голову.

Не скрою: я испытал бы гордость и удовлетворение, не будь они оплачены столь высокой ценой. Если бы воздушная волна третьей лавина погубила один только лес и обессилела, я бы кое-что себе позволил. Может, дружески похлопал бы дедушку Хаджи по плечу, а Мурату посоветовал бы обратиться к столь им уважаемой Анне Федоровне за парочкой уроков.

Мы сидим в кабинете Мурата — сам хозяин, начальник артиллерийской команды Сорокин, председатель поселкового Совета Махтиев, директора всех гостиниц и турбаз, сержант Абдул, Измаилов, Хуссейн и я. Мы — члены штаба, наделенного чрезвычайными полномочиями, об этом только что сообщил Мурат. Райком назначил и «представителя ставки», но он не может к нам прорваться: между Караколом и Кушколом сошли четыре лавины, шоссе завалено, поврежден мост. Телефонная связь с райцентром прервана, обращаться и получать ЦУ будем по радио.

Пока Мурат сообщает эти подробности, я смотрю в окно. Бюро погоды, с утра обещавшее ясную солнечную погоду без осадков, час назад пролепетало какую-то чушь по поводу неожиданного столкновения циклона с антициклоном, пытаясь наукообразно оправдать свою бездарность. Снегопад достаточно мощный, Лева радирует, что с каждым часом наши лавины жиреют на два с половиной сантиметра.

Директора жалуются на недостаток электроэнергии («Можете себе представить, пылесосы плохо работают!»), на отсутствие свежих газет и кинофильмов, на разъяренных туристов и друг на друга, и я вспоминаю мамин рассказ о соседке по квартире, которая в войну ужасно боялась, что от бомбежки может пострадать ее фарфоровый сервиз. Мне так хочется встать и гаркнуть: «Прекратите болтовню!», что я до боли сжимаю челюсти и по тургеневскому методу десять раз провожу языком во рту. Представляю, какой они поднимут крик, когда услышат о моем «непременнейшем условии»! Кушкол превратился в ловушку, а Гулиев кудахчет, что путевки у каждого седьмого туриста просрочены… бухгалтер стонет… финансовый план… все директора хором подвывают — концерт! Им в голову не приходит, что они трясутся над фарфоровым сервизом, что на Кушкол могут обрушиться такие лавины, каких он отродясь не видывал!

Мурат сидит с отсутствующим видом, мне кажется, что он ничего не слышит и думает не столько о том, что может произойти, сколько о том, что уже произошло. Пора включаться, время дорого. Я прошу слова, подхожу к висящей на стене крупномасштабной карте Кушкола и докладываю свои соображения. Я просто и недвусмысленно говорю, что положение угрожающее и дискутировать по поводу финансовых планов — значит отбивать хлеб у ослов (бурные протесты директоров, Мурат молчит). Вместо того чтобы хныкать и сотрясать воздух смехотворными жалобами, следует подумать, пока есть время, о действительно важных вещах: о сухом пайке для туристов, о дровах для костров, на которых можно разогреть пищу в случае прекращения подачи электроэнергии и, самое главное, о том, как будем бороться с лавинами — активно или пассивно.

И я предлагаю на рассмотрение штаба два варианта.

Вариант первый: начать профилактический обстрел лавин. Преимущества варианта: лавины не успеют получить дополнительных боеприпасов от нового снегопада. Недостаток: от сотрясения склонов может произойти одновременно массовый сход лавин.

Вариант второй: пассивно ждать. Преимущества: значительно больше шансов на то, что сойдут не все, а лишь отдельные лавины, и не одновременно, а поочередно. Недостаток: если это произойдет не сегодня, а, скажем, завтра или послезавтра, лавины обретут несравненно большую мощность.

Мурат. Какой из вариантов, по-твоему, лучше?

Я. Оба хуже, но третьего не вижу.

Мурат. Обстрел — большой риск, это и ребенку ясно. А почему не попытаться подрезать лавины лыжами? Ты же это делал.

Я. Не такие лавины и не в такой обстановке. Смертельный номер, Мурат.

Мурат. Боишься?

Я. Немножко. Но если со мной пойдешь ты…

Хуссейн. Я бы не пашел, галаву жалка. Шутка.

Мурат. А тебя пока что не спрашивают! Допустим, мы остановимся на втором варианте — будем ждать. Твой прогноз: какой мощности могут быть лавины?

Я. Очень трудный вопрос…

Мурат. Легкие мы без тебя решим.

Я. Все зависит от интенсивности и длительности снегопада, от ряда других факторов. Возьмем худший случай: снегопад продлится двое суток и произойдет резкий перепад температур. Тогда четвертая, седьмая и одиннадцатая, по нашим расчетам, достигнут объема от полумиллиона до миллиона кубов каждая, а остальные лавины — от пятидесяти до двухсот тысяч.

Мурат. Не преувеличиваешь?

Я. Преуменьшаю.

Мурат. Поверим. Куда дойдут лавины-миллионеры?

Я. В опасной зоне могут оказаться турбазы «Альпинист», «Кавказ» и «Кёксу», а участок шоссе до гостиницы «Бектау» будет перекрыт почти на всем протяжении.

Мурат. Не пугаешь?

Я пожимаю плечами.

Мурат. Хорошо, допустим, что на этот раз не пугаешь… А если мы возьмем и решим, что существует еще и третий вариант, то есть что лавины не сойдут вовсе? Тогда что?

Я. Этот вариант для меня самый легкий: я немедленно извещаю руководство об отставке и беру отпуск.

Мурат. Ай-яй-яй, какой обидчивый! Не ерепенься, а скажи: ты — за какой вариант? Научное обоснование, меры — все!