Игрушка судьбы: Фантастические романы - Клиффорд Саймак

Джилл и Джейсон молчали.

— Вы, люди, — продолжал Папа, — способны испытывать любовь и ненависть. Нам не дано ни то ни другое. Вы можете мечтать — это мне доступно, но я мечтаю совсем не так, как вы. У вас есть искусство — музыка, живопись, я знаю об их существовании, осознаю цель, которой они служат, догадываюсь о том, какую радость, какое наслаждение они могут приносить, но, увы, я не способен на них реагировать.

— Ваше святейшество, — сказала Джилл, — но ведь сама вера может быть если не искусством, то источником величайшего наслаждения.

— Не сомневаюсь, — согласился Папа, — Вы затронули очень важную тему. Но не будете же вы утверждать, что жажда веры у роботов недостаточно сильна? Именно эта жажда и создала Ватикан, именно поиски истинной веры и вели нас тысячу лет по нашему пути. Но не может ли быть, что существует много истинных вер?

— Почему же не может быть? — ответил Теннисон вопросом на вопрос. — Только мне кажется, что все же должна существовать некая универсальная вера, такая, какую бы приняли все до единого разумные существа. Такая вера должна существовать обязательно, как должна существовать единственная истина — непререкаемая, неделимая. Не удивлюсь, если окажется, что это одно и то же.

— Именно поэтому вы считаете, что нам следует устремиться по пути поисков истины, что это будет более верный путь, чем поиски веры самой по себе?

— Да, я так думаю, — кивнул Теннисон, — Поиски истины обеспечат вам кое-какие точки опоры. В поисках веры вы таких точек опоры лишены.

— Внутри меня накоплен колоссальный запас знаний, — сказал Папа, — Их так много, этих знаний, добытых для меня нашими Слушателями, что порой мне самому трудно выбрать. Мне приходится отчаянно рыться в кладовой собственных знаний, чтобы отыскать один-единственный бит информации, который мог бы послужить ответом на заданный вопрос. Загадок такое количество, и мне приходится одновременно оценивать множество ответов, которые влекут за собой все новые и новые загадки. Я упорно этим занимаюсь, но порой задаюсь вопросом: а вдруг необходимые мне для ответа биты информации еще не найдены Слушателями? Они, конечно, много где побывали, но все равно лишь слегка прикоснулись к громаде вселенского Знания…

— Это означает, ваше святейшество, — прервал Папу Теннисон, — что Слушателям должна быть предоставлена возможность продолжать работу. Может быть, один из них завтра отыщет тот самый недостающий бит информации, а может быть, на его поиски уйдут годы — сотни, тысячи лет, но если Слушатели прекратят работу, ответ не будет найден никогда.

— Знаю, — сказал Папа, — Знаю. А ведь находятся такие, кто утверждает — и знаете, прямо-таки гордость написана на их всезнающих металлических физиономиях, — будто бы я утратил чувство реальности, будучи замурованным в камне здешних гор. Я знаю, что они не правы, но не представляю себе, как их переубедить. Я думаю, что тот реальный мир, о котором они берутся судить, — это и не мир вовсе, а провинциальный мирок, ограниченный рамками знакомой им территории и привычных понятий и условий. Они ни на йоту не задумываются о том, что реальный мир за пределами Харизмы, на другой планете, может оказаться вовсе не таким, как здесь. А ведь такая планета может быть совсем близко отсюда. Реальность Вселенной закрыта для них, заслонена их собственным ограниченным пониманием вещей. Нет, все-таки я склонен верить, что я существую в более реальном мире, чем они. — Папа на мгновение умолк, потом заговорил вновь: — Я перерос их. Вот что произошло. Я перерос их. Но ведь они сами этого хотели. Они хотели, чтобы я был непогрешим, как Папа на Земле. Но когда я перерос их, я их разочаровал. Непогрешимость на одной планете и во всей Вселенной — разные вещи.

Глава 47

— К чему это все было, как ты думаешь? — спросила Джилл, когда они вернулись к Теннисону.

— В Ватикане раскол, — ответил Теннисон. — И Папа единственный, кто об этом знает.

— Не слишком-то мы ему помогли.

— Да что ты… — махнул рукой Теннисон, — Совсем не помогли. Мы его скорее разочаровали. Понимаешь, роботы до сих пор, как дети малые, верят в людей, считают нас какими— то волшебниками, чародеями, думают, что мы можем нырнуть в глубину и вынырнуть с готовым ответом. Они увязнут в трясине по уши — мы протянем руку и вытянем их. Отцовский образ — ну, ты понимаешь, «папочка все может, он большой и умный». Папа в этом смысле не далеко ушел. Он понимал, наверное, умом, что помочь мы ему вряд ли сможем, но надежда такая у него была. Теперь он в нас полностью разочаровался.

Теннисон встал, подбросил в огонь пару поленьев, вернулся и сел рядом с Джилл на кушетке.

— Поисковая Программа — вот тот цемент, который не дает зданию Ватикана рухнуть и развалиться. Экайер говорил мне об этом еще тогда, когда мы только-только появились здесь. Он говорил, что Ватикан — всего-навсего прикрытие для работы в рамках Поисковой Программы. Я тогда, честно говоря, думал, что он попросту бравирует, пытается убедить меня в своей важности. Но я успел убедиться, что в этом есть большая доля истины. При наличии Поисковой Программы Ватикан — это динамичный проект с прогнозируемым исходом работы. Без нее — оголтелый поиск неизвестно чего. Без нее будут пустые споры, множество занудных философских диспутов, родятся еретические течения и начнут борьбу за истину в последней инстанции с нынешней линией. Но без Слушателей Ватикан в его теперешнем состоянии не продержится следующую тысячу лет. А если и продержится — толку будет мало.

— Но его святейшество сказал, — возразила Джилл, — что располагает колоссальным объемом информации за счет тех данных, которые сообщены ему Слушателями. На сегодняшний день он уже во многом разобрался, но все равно работы у него полно. Разве он не может продолжать, имея то, что у него есть сегодня? Мне показалось, что именно этим он и хочет заниматься. Располагая таким банком данных…

— Да как ты не понимаешь? — всплеснул руками Теннисон. — Все зайдет в тупик. Никому дела не будет до этого банка данных! Сам он, ради бога, может продолжать копаться в нем, как в бабушкиной шкатулке с драгоценностями, но чтобы банк данных работал по-настоящему, он обязательно должен пополняться. Все равно что в костер дрова подбрасывать — иначе погаснет. Победят богословы — и всему конец. Они закроют Программу Экайера, Слушатели прекратят работу — и конец.

— Умерев однажды, Ватикан не возродится.

— Вот именно, — кивнул Теннисон. — А мы, Джилл, сидим тут и спокойно смотрим, как погибает одна из самых величайших исследовательских программ, когда либо существовавших в Галактике. Одному Господу Богу ведомо, как много Галактика потеряет. Никто не в силах оценить последствий провала этой работы для людей и для самих роботов, ибо, по моему теперешнему мнению, люди и роботы — одна раса. Они принадлежат нам так же, как мы — им.