Институт экстремальных проблем - Саша Камских

Диагнозу не поверил никто, даже врач. Она договорилась с областным диагностическим центром, институт оплатил еще одно исследование на каком-то уникальном приборе. Диагноз подтвердился, более того, выяснилось, что такой тип опухоли неоперабелен, возможно лишь применение радио- и химиотерапии. Прогноз был неутешительным; Антону грозили слепота, потеря слуха, полный паралич, расстройство психики и, если не удастся остановить рост опухоли, — смерть.

Все были потрясены. Молодой парень, высокий, симпатичный, здоровый, у которого совсем недавно родился сынишка, вся жизнь впереди – и вдруг такая страшная болезнь! Усову не дали опомниться и через день после уточнения диагноза положили в онкологический диспансер.

Светлана была в отчаянии.

— Я две недели делала Антошке точечный массаж и ничего не заметила! Я – дура! Идиотка! Мое место на кухне! Мне нельзя заниматься ничем, кроме кастрюль, а я лезу в тончайшие материи энергетики человека!

— Светочка, девочка моя, успокойся, не вини себя! — пытался утешить ее Медведев. — Ты сколько раз говорила, что Антон «глухой», что он не поддается никакому воздействию.

— Но мне даже в голову не пришло, что может быть такое!

— А кому пришло? Сколько парня по врачам гоняли и в нашей клинике, и в областную больницу посылали, и никто онкологию не заподозрил. На томографию его послали просто для очистки совести, не предполагая, что такие боли может дать опухоль. Олег тоже говорит, что такая картина не типична.

— А вдруг я подстегнула развитие болезни! — Света схватилась за голову.

— Насколько я знаю, — пожал плечами Вадим, — в таких случаях противопоказана физиотерапия, а Антошка на какие только процедуры не ходил. Твой массаж, он сколько раз говорил, ему помогал, в отличие от всего остального.

Сашка, который хотел позвать Антона в свидетели на свою свадьбу с Наташей, был почти в таком же состоянии, как Светлана. Парни подружились еще на пожарах в Каменском районе, за прошедшие полтора года их дружба окрепла; у Меньшикова, по его словам, никогда не было такого друга, и вот теперь он мог его потерять.

Через несколько дней Антон появился в клинике у Вадима. Медведеву показалось, что парень выглядит немного лучше.

— Мне сильные препараты с ходу начали колоть, — объяснил Усов, — голова почти перестала болеть, но меня все время тошнит. Я теперь понял, как Юлька маялась во время беременности, — невесело усмехнулся он.

— Это уже химиотерапию начали проводить? — Вадим попытался сесть, но свежий шов в подреберье резануло от усилия, и он снова откинулся на подушки.

— Еще нет, пока только обезболивающее. Я сюда приехал для того, чтобы биоматериал сдать на криоконсервацию, пока меня не начали облучать и травить химией.

— Что сдать? Зачем? — Вадим первый раз услышал о том, что в их клинике этим занимаются.

— Сперму. Юлька хочет еще ребенка родить, девочку, а я после лечения, если жив останусь, отцом стать не рискну, сделаю стерилизацию, чтобы уж наверняка. Замороженные сперматозоиды годами могут храниться, и от них потом здоровые дети рождаются. — Усов помолчал, а потом добавил: — Во многих странах, я читал, военные, пожарные, спасатели, все, чья работа связана с риском для жизни, сдают биоматериал, там даже специальные хранилища есть. Еще собираются, как только ребенок родится, замораживать пуповину и плаценту, чтобы в случае необходимости извлечь из них стволовые клетки. С их помощью чуть ли не потерянные конечности можно восстановить. Кирилл согласился на эксперимент, вдруг, говорит, новая рука отрастет…

Медведев поразился тому, о каких вещах может думать сейчас Антон и тому, насколько спокойно он держится, причем было видно, что это сдержанность не наигранная, а естественная.

— Тебе еще какие-то обследования делали? — начал расспрашивать Вадим. — Вдруг выяснится, что оба раза ошиблись, и у тебя ничего нет.

— Нет, ошибки нет, но врачи говорят, что застали самое начало болезни, можно остановить ее. Плохо, конечно, если зрение потеряю, но ведь и незрячие люди живут и работают. В нашей диспетчерской точно смогу работать, буду посылать вас кошек с деревьев снимать. — Антон даже улыбнулся. — Потом наука, может, что придумает, искусственные глаза какие-нибудь.

Медведеву стало стыдно, когда он вспомнил, о чем думал год назад. Он не хотел жить, пытался покончить с собой, хотя для него все самое страшное уже произошло, и впереди было выздоровление и долгая жизнь, пусть даже с ограниченными возможностями. У Антона же была полная неопределенность, врачи не могли сказать с уверенностью, что его ждет, а он спокойно принимал все плохие новости и даже пытался строить планы на будущее.

— Нет, командир, — не согласился с Вадимом Антон, — сейчас хоть какая-то определенность появилась, диагноз поставили, начнут лечить, глядишь, все обойдется.

После ухода Усова Медведев долго думал над его словами. Куда-то исчезла привычка Антона поворчать совсем по-стариковски по любому поводу, скептически относиться ко всему на свете, а от надменности и высокомерных высказываний он избавился уже давно. «Такое впечатление, что это он меня утешает, не хочет расстраивать», — поражался Вадим выдержке парня.

Другие ребята думали так же. Антон зашел к ним перед уходом, и Светлана увела всю группу в комнату психологической разгрузки, заварила чай. Больше часа прошло в разговорах, причем ни у кого не осталось ощущения, что их друг пришел попрощаться.

— Мне пора. Жалко, что с Ильей не повидался, — Антон встал и потянулся.

— Мы к тебе все вместе приедем, — пообещал Денис. — И Ильку с собой возьмем, и командира, как только ему разрешат вставать.

Ребята навещали Антона регулярно, но всей группой поехали к нему через три недели. К ним присоединились Ирина и Олег. Вадим, если кому-то рядом с ним было плохо, всегда забывал о своих проблемах, так и сейчас он не сказал ни слова протеста, когда Илья с Денисом прямо в коляске занесли его в «Газель». Света сразу после тихого часа хотела напомнить Медведеву, что пора ехать, но он уже давно оделся сам – только с ботинками ему помог Андрей – и ждал всех в вестибюле, не думая о том, что мимо проходят десятки людей и смотрят на него. С ребятами не было только Середкина, которого накануне с подозрением на пневмонию уложили в клинику.

Антон похудел и побледнел. Меньшиков видел его чаще всех, приезжая через день, и для него эти перемены были не так заметны, как для других ребят, особенно для Ильи, который не видел Усова больше месяца.

— Лечение хуже болезни, — поморщился Антон. — Голова почти не болит, только кружится временами. Зря, ребята, вы все это натащили, — вздохнул он, заглянув в пакеты, которые ему отдали спасатели, — я есть ничего не могу – тошнит. В палате и так полхолодильника моими продуктами занято, а вы еще принесли.

— Ничего, потихоньку освоишь. Тебе обязательно нужно побольше фруктов есть, пектин и клетчатка всякую дрянь из организма хорошо выводят. — Ирина ухватила Усова за рукав и притянула поближе к себе. — Давай вместе уберем все в холодильник, а потом, не отвлекаясь ни на что, поговорим.

— Давай, — согласился Антон. — Только поднимемся на пятый этаж в зимний сад, а то здесь что-то совсем потемки.

Олег пристально посмотрел на парня, остальные переглянулись – большие окна холла выходили на запад, и все помещение было залито ослепительными лучами заходившего солнца. Антон ничего не заметил.

По дороге назад Худяков был мрачнее тучи.

— Антон начинает терять зрение.

— Это не может быть побочным эффектом от лечения? — предположила Ирина. — У кого-то волосы выпадают, у кого-то зрение портится.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Олег.

— Объяснил бы ты нам популярно, что за пакость в Антошке завелась, — попросил врача Петрович. — Почему нельзя ее вырезать? Такие вещи обычно ведь сначала удаляют и только потом химия и облучение в ход идут.

— Проблема в том, что этот тип опухоли прорастает внутрь тканей, как грибница. Хирургически эти нити не удалить, можно только пытаться убить раковые клетки. Если удастся это сделать, то больной остается жить, но разрушенные участки мозга уже не восстановить, поэтому Антона сейчас очень интенсивно, на верхней пороговой концентрации, попросту говоря, травят в надежде, что здоровые ткани окажутся более устойчивы к радиации и химии, чем патологически измененные. Очень плохо, что Антон стал хуже видеть, это значит, что болезнь продолжает развиваться, несмотря на массированную терапию.

— И что же с Тошкой будет? — Илья в зеркале заднего вида рассмотрел глаза Худякова и прочел в них ответ. — Неужели ничего нельзя сделать? — тихо спросил он.

— Медицина, к сожалению, не всесильна.

Все подавленно молчали.

— Можно! — внезапно громко сказала Светлана.