Избранные труды - Вадим Вацуро

Некрологи : «Исторический вестник», 1886, № 2; «Нива», 1886, № 6; Новое время, 1886, 5 (17) янв. Языков, в. 6; ср. Языков, в. 8, с. 148; Русский биографический словарь. Изд. под наблюдением председателя императорского об-ва А. А. Половцева, т.1—25, П.—М., 1896–1918; История русской литературы 19 века. Библиографический указатель. Под ред. К. Д. Муратовой, М.—Л., 1962; Краткая литературная энциклопедия, т. 1–8, 9 (доп. и ук. имен), М., 1962—78; Лермонтовская энциклопедия, М., 1981; Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Словарь-справочник, Л., 1975.

Архивы : РГБ, ф. 232; ИРЛИ, ф. 134, оп. 5, № 198 (2 письма Е. А. и В. И. Драшусовым, 1836, 1839 г.); ф. 14, № 58 (9 писем Н. Г. Устрялову, 1856, 1870 г.), 171, № 22 (письмо В. П. Гаевскому, 1884 г.) [справка Н. А. Хохловой]; РГАЛИ, ф. 1134; РГИА, ф. 1653 (С. А. и С. С. Подолинских).

РОЗЕН ЕГОР ФЕДОРОВИЧ

РОЗЕН Егор (Георгий) Федорович, барон [16(28).12.1800, Ревель – 23.(26).3.1860, Петербург], поэт, драматург, критик. Выходец из остзейской семьи; родной язык – немецкий. Получил домашнее образование, преимущественно классическое: пополняя его чтением, приобрел широкие сведения в истории, философии (древней и новой, до И. Канта и И. Фихте), античной и западно-европейской (особенно немецкой) литературах. Любимейшими его поэтами были Вергилий и Гораций; в юности писал латинские стихи. В 1819 поступил в Елизаветградский гусарский полк корнетом и начал усиленно изучать русский язык и литературу; в письме к Ф. Н. Глинке (1829) вспоминал: «ревностное изучение труднейшего языка для меня услаждалось таинственною красотою Ваших произведений» (Поэты 1820–1830, I, 551). Служа на Дону и Волге, проникся интересом и симпатией к русскому народному быту. С 1825 в московских журналах появляются его стихи, отражающие, в частности, литературные впечатления от «Кавказского пленника» А. С. Пушкина и «Эды» Е. А. Баратынского: «Черкешенка Пушкина», [606] «Дева гор», [607] «К певцу Эды». [608] В 1827-28 в Москве знакомится с кругом любомудров и печатается в «Московском вестнике»: «Лето жизни» (1827, № 24; 2-я редакция – журнал «Гирлянда», 1831, № 2).

В литературных кругах отношение к Р. было поощрительным и отчасти снисходительным, как к даровитому, но все же чужеязычному поэту; так, В. П. Титов именует его «германо-русским пиитой»; [609] позднее Шевырёв свидетельствовал, что «Московский вестник» «неохотно помещал его стихотворения»; [610] в 1829 О. М. Сомов, сообщая ссыльному Глинке, что Р. «подает большие поэтические надежды: вы бы подивились, слушая его остзейское коверкание русских слов в разговоре и чтении; но в поэзии его язык чист, и промахов встречается очень мало». [611] В рецензии на первые отдельные публикации Р.: «Три стихотворения» (М., 1828), «Дева семи ангелов и Тайна» (СПб., 1829) Сомов хвалил замысел, язык и стихи («последние тем замечательнее», что Р. «уже в совершенных летах начал заниматься русским языком» и преодолел его трудности «весьма счастливо» [612] ).

Выйдя в 1828 в отставку и обосновавшись в Петербурге, Р. в феврале 1829 через Шевырёва знакомится с Пушкиным и входит в круг А. А. Дельвига; печатается в «Северных Цветах» и «Литературной газете»: «Упрек», «Элегия», «Гелиос» (1830, 30 июня, 20 июля, 18 окт.). Его стихи находят поддержку у П. А. Вяземского («замечательное дарование» [613] ) и у Пушкина: по воспоминаниям Р., он настойчиво рекомендовал ему заниматься лирической поэзией, отмечая как раз те тенденции его творчества, которые не совпадали с его собственными; так в связи со стихотворением «Три символа» (альманах «Альциона» на 1833) он говорил Р., что тот «живо напоминает Шиллера, не будучи подражателем». [614] Р. точно уловил особенность литературные позиции Пушкина, в начале 1830-х гг. более всего опасавшегося эпигонства (ср. его критические отзывы о М. Д. Деларю и А. И. Подолинском) и извинявшего стилистические несовершенства оригинальных поэтов. Лирика Р. тяготеет к немецкой преромантической поэзии; восприняв учение Ф. Шиллера о независимости эстетических категорий от нравственных, Р., однако, не избавился от морализма и дидактического аллегоризма. Поэтика стихов Р. предвосхищает романтическую лирику 1830-х гг. (в т. ч. В. Г. Бенедиктова, которого, наряду с Подолинским, он высоко ценил): их отличает тот же декламационно-риторический характер, сочетание разнородных лексических сфер, наклонность к словесно-образному каламбуру ( «Тоска по юности» , [615] «Мертвая красавица» – альманах «Царское Село» на 1830). Р. разрабатывает популярные в 1830-е гг. мотивы и темы, в т. ч.: безумия поэта – «Видение Тасса» , [616] «естественного человека», скованного узами «света» и цивилизации – «Пастуший рог в Петербурге». [617] Его стихи перегружены историческими реалиями и ассоциациями – от древнего мира до Средневековья; его попытка создать моралистическую балладу на темы прибалтийской истории ( «Казнь отца в сыне»; «Эсты под Беверином» – «Альциона» на 1833) оказывается малоудачной. В 1828—29 систематически выступает в ревельской газете «Эстона» («Esthona»), публикуя переводы на немецком из Пушкина (стихи «Бахчисарайский фонтан», сцены из «Бориса Годунова»), Дельвига, И. И. Козлова, а также перевод статьи И. В. Киреевского «Нечто о характере поэзии Пушкина». Одновременно обращается к опыту оригинальных образцов романтической поэмы байронического типа, с религиозно-моралистическим, психологическим («Дева семи ангелов», «Тайна») и историческим содержанием.

Особое место в творчестве Р. занимает русская фольклорная тема; отвергая «простонародность» (характерно его противопоставление подлинным фольклорным песням песен Дельвига как образца «народного», возвысившего до искусства), Р., однако, ищет в русском крестьянстве патриархальных нравов, христианских чувств и смирения, а также этических понятий и представлений, близких естественным началам человеческого общества. Он стремится создать «русскую идиллию» ( «Родник» [618] ), стилизует народную песню, пишет «народные рассказы» в стихах ( «Домовой. Новоселье» , СПб., 1833).

Критический отзыв Дельвига на поэму Р. «Рождение Иоанна Грозного» (СПб., 1830) [619] стал причиной их разрыва «после очень близких отношений» (Дельвиг А. И., Полвека русской жизни, М.—Л., 1930, т. 1, с. 55). В это время Р. печатается в «Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду» (1831—32, в т. ч. анонимно и под пародийным псевдонимом «Ксенократ Луговой», прозрачно намекающим на Кс. Полевого [620] ), «Сев. Меркурии» и «Гирлянде» (1831), «С.-Петербургском вестнике» (1831), выступает как издатель альманахов «Царское Село» (1830; совместно с Н. М. Коншиным), «Альциона» (1831—33), где помимо стихов помещает и прозу [ «Константин Левен» , 1831; «Очистительная жертва» , 1832; «Зеркало старушки» , 1833; некоторые произведения под псевдонимом «Колыванов» (см.: письмо Подолинскому 22 января 1832 – РГБ, ф. 232, к. 3, № 32)]. Расхождение с пушкинским кругом было недолговременным; сразу после смерти Дельвига Р. поместил в «Литературную газету» стихотворение «тени друга» со скорбно-покаянными нотами («Простираю к небесам / Примирительную руку!» – 1831, 1 мая).

С самим Пушкиным у Р. установились тесные отношения. В 1830–1831 он перевел на немецкий язык, помимо его стихов, сцену из «Бориса Годунова» с рукописи издания: (напечатана в «Dorpater Jahrbücher für Litteratur, Statistik und Kunst, besonders Russlands», 1834, № 1; сцена перепечатана в переводе А. Савицкого с изложением сопроводительной статьи Р., [621] опубликовав в переводе и оригинале и пушкинские фрагменты, не вошедшие в печатный текст. [622]

(По сообщению Р., перевод заслужил «восторженную благодарность» Пушкина и «хвалу Жуковского». В отличие от большинства критиков, сдержанно принявших трагедию Пушкина, Р. оценивал ее как шедевр, «творец коего во времена Петрарки и Тасса был бы удостоен торжественного в Капитолии коронования» (письмо к Шевырёву 19 июля 1831 [623] ). Восторженное отношение к «Борису Годунову» выразилось и в рецензии Р. на 3-ю часть «Стихотворений А. Пушкина», где он также отметил как особое достижение поэта трагедию «Моцарт и Сальери» и «Сказку о царе Салтане»; [624] в рецензии же на «Историю Пугачева» очень высоко оценил метод Пушкина-историка. [625] Со своей стороны, Пушкин дал для «Альционы» «Пир во время чумы» и намеревался при переиздании «Бориса Годунова» написать теоретическое предисловие в форме письма к Р. К Пушкину Р. сохранял постоянную литературную и личную привязанность.

Другие его литературные взаимоотношения отличались крайней сложностью и неустойчивостью, что в немалой степени объяснялось его болезненным самолюбием. По воспоминаниям В. П. Бурнашева, в начале 1830-х гг. он «постоянно воевал» с Н. А. Полевым, с которым ранее сотрудничал (ср. статью Р. «Нечто о “Телеграфе”» [626] ), настороженно относился к Ф. В. Булгарину, которого, однако, отделял от Н. И. Греча. [627] В начале 1834 порвал едва завязавшиеся связи с О. И. Сенковским, поставившим Н. В. Кукольникова «несравненно выше» в отзыве на трагедию Р. «Россия и Баторий». [628]