Настоящая фантастика – 2015 (сборник) - Василий Головачев

Отрывать идеи Стругацких от лона, их породившего, было бы абсолютно нелогичным делом. Нет оснований представлять их творческий тандем как нечто, интеллектуально и духовно преодолевшее свою цивилизационную закваску, вставшее над веками и народами. Напротив, Стругацкие-мыслители показывают в повести совершеннейший прагматизм, совершеннейшую приземленность и рациональность. Их мысли полностью принадлежали здесь-и‑сейчас. Они укоренены в советских 60‑х.

С этой точки зрения, конечно, пессимизм по поводу отсутствия в «массовом человеке» тяги к познанию и преобразованию мира, тягостные впечатления от того, как, в глобальном смысле, устроен социум, а также скептицизм в отношении самой возможности его переделать вызваны не какими-нибудь заковыристыми трендами социальной философии или же футурологии, а личными впечатлениями авторов от СССР конца 60‑х.

Давным-давно ушла «оттепель». Исчезли сколько-нибудь серьезные шансы бороться за ее идеалы открыто и при этом не рухнуть в социальный андеграунд. Пропала умственная вольность. Сократился круг дозволенного для писателей, вернее, для всей гуманитарной интеллигенции в целом. Притом на картины подавления интеллектуальной фронды наложились собственные тяготы Стругацких…

Прекраснодушное мечтание о «Полдне» XX века стало блекнуть. Чем дальше, тем больше понимали его создатели неосуществимость своего идеала и, в какой-то мере, его беспочвенность. Вопрос ведь заключается не только в том, как расти в Полдень, а еще и в том, из чего туда расти. Из какого человеческого материала. В «Пикнике» Стругацкие предъявили свое отношение к окружающему материалу.

Оно может быть обозначено двумя словами – плач и укор.

Размышления звездного дуэта о будущем, о его носителях в настоящем (мастерах) и о «косной» традиционной среде, которая наступлению «верного» будущего мешает, – часть одного громадного социально-культурного процесса тех лет. А именно, процесса выработки самоидентификации советской интеллигенцией.

В 1920‑х советская Россия осталась без традиционного интеллектуалитета. Произошло замещение столичной национальной умственной элиты, порожденной Империей, элитою провинциальной и интернациональной, получившей мандат от революции. Ей было дано не столь уж много времени, чтобы вырасти во что-то значительное, укрепиться на местах, добиться крупных интеллектуальных свершений. Ведь и ее в самом скором времени заменили – на элиту советскую патриотическую, максимально сращенную с партийно-чиновной номенклатурой, максимально несвободную в своих исканиях, в выборе моделей поведения. Произошло несколько волн сокращения образованного слоя – революция, Гражданская война, репрессии, война с гитлеровцами, вновь репрессии. Каждый раз умственную элиту набирали заново, и каждый раз новая элита, во-первых, лишалась корней, и, во-вторых, оказывалась на более низком уровне по части образованности, культурного багажа. В 1950‑х интеллигенции дали чуть более свободы. Она, естественно, начала думать о том, что́ она собой представляет, каковы ее идеалы, какова роль в обществе, до какой степени она может влиять на политику, государственное управление… Иначе говоря, формулировать самоидентификацию весьма многочисленного общественного класса, почувствовавшего определенную самостоятельность. Потом свободы стало меньше, но мыслительные процессы в этом направлении все равно шли.

Стругацкие оказались в числе главных творцов оной самоидентификации, утвердившейся в умах нашей интеллигенции 60‑х – 80‑х. Аркадий и Борис Натановичи, вероятно, очень хорошо чувствовали то отсутствие корней, о котором говорилось выше. Их Лев Абалкин из повести «Жук в муравейнике» – интеллигент, которого искусственно лишили корней, лишили знаний о том, чем он является на самом деле, откуда пришел, в чем его функция… И в «Пикнике на обочине» советская оппозиционная интеллигенция сама себе разъясняет: «У меня есть задача изменить «массового человека», сделать из него «человека космического», но я пока не могу. Очень трудный материал! Очень трудные условия работы! Я все равно буду стараться, но не знаю, справлюсь ли в принципе когда-нибудь».

Это очень тяжелое признание.

И очень горделивое в то же время.

Ведь оно предполагало чрезвычайно высокий градус самонадеянности, если не сказать самообольщения: взять на себя ответственность за понимание «правильного пути развития»! Мало того, еще и за формирование истинного идеала у «массовых людей»… Тогда, в 60‑х. С обрубленными корнями. С минимумом информации. С выбором, который делался в первую очередь на эмоциональной основе, на основе чувств братства к себе подобным, а не основе сколько-нибудь серьезных знаний о механизмах управления обществом.

Правильно то, что я и мои братья чувствуют правильным…

Да?

Анна Ветлугина

Путешествие в наукоград Корсунь

Мне не доводилось раньше бывать в Крыму, но я много слышал о нем от своих родителей, которые любили отдыхать там в молодости. Отец рассказывал о каких-то таинственных «местах силы» и чудесных домашних винах, полностью теряющих очарование при попытке привезти их в Москву. Мать вспоминала о недостатке воды и низком уровне гостиничного сервиса, но в целом Крым ей тоже нравился своей «душевностью».

Поэтому, когда осенью 2043 года мне поручили сделать репортаж о легендарном научно-исследовательском мегакомплексе «Корсунь», я почувствовал почти детское любопытство.

Самолет приземлился в Симферополе. Прямо в аэропорту мне пришлось сменить телефон на другую модель – экологически безопасную, с каким-то особым типом связи. Происходит эта процедура совершенно бесплатно, а прежние аппараты ожидают возвращения хозяев в специальной камере хранения.

Крайнее внимание к экологии наблюдалось всюду, оно повлияло даже на выбор моего маршрута. Еще десять лет назад до «Корсуни» летали самолеты, но сейчас Севастопольский аэропорт законсервировали из-за возможного вреда, который могли бы нанести научной деятельности регулярные полеты. За мной прислали шофера, чтобы преодолеть оставшиеся восемьдесят с небольшим километров.

Крым поразил меня почти полным отсутствием личных автомобилей – за всю дорогу мы встретили их не более десяти, зато полно велосипедов разных модификаций, в том числе – многоместных. Между городами курсируют троллейбусы – пассажирские и грузовые. Некоторые выполнены в стиле ретро, по виду – будто сошли с советских фотографий. Шофер сказал, что они как раз – самые новые на линии и оснащены повышенной антишумовой защитой.