Тени исчезают в полдень - Анатолий Степанович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Мишка цитировал Губера, Шелли, Байрона и опять Губера…
В те дни Зине было не до Прометея, не до самого Михаила, неизвестно как и почему очутившегося возле нее. Помнится, он остановил ее на улице и спросил: «Ты не узнаешь, что ли, меня? Я Мишка Большаков». Она сказала, что узнает, и прошла мимо. В эти дни начинался судебный процесс, и ей было очень тяжело. Она, кажется, отдала бы три четверти своей жизни, лишь бы не предавать гласности все, что с ней произошло.
Но отделаться от Мишки оказалось не так-то просто. Он то и дело объявлялся рядом, что-то ей рассказывал…
На суде она заявила, что ни на какие вопросы отвечать не будет. Михаила попросила больше не подходить к ней и ни о чем с ней не говорить.
Но Мишка все-таки заявился прямо на квартиру и прямо спросил:
— Слушай, да разве ты в самом деле веришь в этого… в Бога?
— Тебе-то что?! — с ненавистью крикнула Зина.
— А то, что не можешь ты в него верить! — закричал и Мишка, даже багровея от гнева. — Они тебя запутали.
— Мне-то легче от того? — уже спокойнее проговорила Зина.
— Да ведь… Пустяки все это. Всякое бывает.
— Пустяки? — переспросила неживым голосом Зина. — Ну так слушай, какие это пустяки…
И она, сама не зная почему, рассказала все, начиная с Митьки Курганова. Рассказывала, глядя прямо ему в глаза. Мишка о многих вещах, бесспорно, слышал впервые. И потому иногда он становился бледным, иногда пунцово-красным. Но он выслушал все внимательно и решительно произнес:
— Пустяки все, Зина. Ты же хороший человек.
— Хороший? — прошептала Зина. — Ты… сказал…
И она упала на кровать, затряслась в рыданиях.
Мишка стоял рядом в растерянности. Он нерешительно протянул руку, чтоб успокоить Зину, но, едва коснулся плеча, отпрянул, словно обжегся. Потом все-таки погладил.
— Знаешь, давай будем вместе на суд ходить, — сказал он. — А там расскажешь все, как было. Видишь, ты же вот попробовала мне рассказать… И ничего…
Зина и сама теперь понимала, что она именно «попробовала»… Приподнялась и спросила:
— Ты-то… почему возле меня оказался? Вырос ты, оказывается. Когда я уезжала из деревни, ты вот такой еще был.
— Так сейчас… много тут наших, — чуть смешавшись, ответил Мишка. — Батю вот тоже вызвали как свидетеля…
Зеленодольских и в самом деле в райцентре сейчас было много. Сестра Клавдия уже несколько дней жила в ее квартире. Но всем им было не до нее, пропащей Зинки Никулиной. И только вот Мишка…
Зина не знала, что несколько дней назад Захар Большаков сказал сыну:
— Хочу попросить тебя об одном деле, Михаил… Ты Зину Никулину помнишь?
— Это наша бывшая? Как же…
— Понимаешь, Миша… На время суда ее нельзя оставлять одну. Не мог бы ты поехать вместе со мной в Озерки и там как-нибудь с ней? Ксению еще попросил бы. Правда, у той экзамены скоро…
— Ладно, батя. Присмотрим.
Видимо, вместо «присмотрим» следовало сказать какое-то другое слово. Но ничего не поделаешь, вылетело само собой это, и Мишка опустил глаза.
— И вообще, сынок, — продолжал отец, — мы ее попробуем потом вернуть в деревню. Ты это знай на всякий случай…
Ксеньке действительно было некогда, и Мишка «присматривал» за Никулиной один.
…Зина поднялась с кровати, поправила волосы и сказала:
— А в Бога я, Миша… Не знаю, в общем. Может, действительно запутали меня, а может, на самом деле верила.
— Что «на самом»? Что «на самом»? — с горячностью дважды воскликнул Михаил. — Вера в Бога — это… это… Я даже не знаю, что это такое! Да нет таких сил в природе, которые могли бы человеческий разум… затуманить, что ли, сковать, запереть в каком-то ящике. «На самом» — не бывает. И богов никаких вообще нет. Ну ладно, когда-то люди верили — есть. Говорили: самый могущественный бог — Зевс. Но и этот всесильный бог ничего не мог сделать с человеком по имени Прометей, с его гордым духом. Слушай, я тут недавно одну замечательную поэму раскопал… И вот даже у этого самого Зевса только и хватило сил, чтоб приковать Прометея к скале. И уж как не мучил он человека! А Прометей все равно ему:
…Ты не сковал души моей свободной, Ты гордого не преклонил чела!Это значит — гордого чела, гордой головы Прометея бог не в силах был склонить, — пояснил Мишка. — Понимаешь, Зина! И дальше:
…Моя рука в оковах замерла, Но вечных дум, но мысли благородной Вся власть твоя разрушить не могла. Где мщения отравленное жало? Где божий гром? Где молния небес?… Твоих цепей для Прометея мало — Я не гожусь в рабы твои, Зевес!…И этот паренек стал каждый день провожать ее в суд и из суда. И все толковал, толковал о Прометее…
Бывали минуты, когда Зине казалось, что Михаил со своим Прометеем осточертел ей. И она тогда говорила в сердцах: неужели он не может хоть немного помолчать?
Однажды утром в условленный час Мишкин стук в квартиру не раздался. Клавдия уже собралась, а Зина что-то медлила.
— Чего же ты? Пойдем, — сказала сестра.
— Я сейчас, ты иди…
Зина подождала еще пятнадцать минут,
