Жрец богини Лу. Гексалогия (СИ) - Якубович Александр

Кое‑как мы нашли укрытие. Берег был достаточно крутой, так что мы просто перебрались подальше от воды, найдя скалу покрупнее, с небольшой ложбиной, где можно было усесться и спрятаться от ветра, который сейчас, утром, дул со стороны берега. Вечером направление изменится и бриз уже будет задувать нам прямо в лицо, но об этом мы пока не думали. Я чувствовал, как сырая одежда вытягивает из меня остатки тепла. С этим надо было что‑то делать.

– Орвист, Сания, нам надо собрать какую‑нибудь древесину, просушиться, – сказал я спутникам, – поищите? Если кто‑то из вас еще заболеет от переохлаждения… Короче, надо…

– Согласен. Арха‑та, поможете? – почтительно обратился Орвист к девушке.

Даже в такой ситуации виконт следовал протоколу, насколько это вообще было возможно.

Девушка утвердительно кивнула и оба, усадив меня у скалы, отправились обратно на берег, искать топливо.

Конечно, на некоторое время Сания могла бы создать горящую плазму просто своей магической силой, но стоило бы это ей всего имеющегося запаса магии. Минут десять‑пятнадцать – и все. Ведь одно дело, создать высокотемпературную плазму и оформить ее в виде огненного лезвия или шара. Да даже если наколдовать горящую скалу и запустить – это разовые расходы сил, которые зависят только от мощи мага и его умения оперировать энергетическими потоками. А вот поддерживать пламя буквально из ничего…

Через полчаса мои спутники вернулись. Виконт был солидно нагружен обломками, Сания тоже волокла за собой пару досок. Достаточно, чтобы костер продержался хотя бы часов пять.

Погода стала портиться. С моря пришла туча, направление ветра начало меняться, так что ощутимо похолодало. Виконт помог мне стащить рубашку, после чего мы принялись за штаны.

– Господа послы, а что вы делаете…

– Сания, – у меня не было сил вести долгие беседы с арха‑той, – ты можешь просушить нашу одежду своей магией. Чтобы она не вспыхнула?

– Ну, я бы могла попробовать…

– У нас одна попытка. Можешь или нет?

Принцесса смутилась.

– Я никогда не пробовала…

– Значит, не можешь. Так что раздевайся.

От такого предложения лицо Сании залил румянец – и откуда только взялся, была же бледная и серая – а потом в глазах вспыхнул опасный огонь.

– Да как ты смеешь!..

Слова застряли в горле девушки. Что‑то она такое увидела на моем лице, да, наверное, и на лице Орвиста, который сейчас стоял за моей спиной.

– Ладно, я объясню, – устало сказал я, прервав неравный бой левой руки с ремнем и завязками штанов, – мы уже почти на севере, арха‑та. Где‑то на восточном побережье Паринии, как мне кажется. Так вот, все, что я говорил о севере на тех танцах – это я еще приукрашивал для молодых и заносчивых ламхитанцев. Тут если ты оказался на холоде в мокрой одежде, да просто вот на таком холодном ветру – ты заболеешь. Заболеешь – умрешь. Вымок до нитки и не просушился – заболеешь и умрешь. Оказался на улице без крова над головой ночью, одежда отсыреет, ты заболеешь…

– И умрешь… – тихо закончила за меня Сания.

Я согласно кивнул.

– Именно. И умрешь. Вот так тут обстоят дела. Одежда сама себя не высушит, солнца нет, а даже если бы и было – оно тут слишком слабое, не такое, как на юге. Так что единственный для нас вариант: раздеться, развесить одежду над костром, усесться поплотнее и ждать, когда все просохнет, иначе…

– Мы заболеем и умрем…

Взаимопонимание было достигнуто, так что мы с Орвистом отвернулись и продолжили раздеваться. Виконт помог мне стянуть липнувшие к ногам штаны и снять обувь, после чего быстро скинул с себя где‑то сырую, а где‑то откровенно мокрую одежду, сапоги и развесил все над огнем на заранее сооруженной конструкции из палок и… палок.

Сания чуть медлила, так что мы, уже голые – в чем мать родила, только на шеях болтались баронский и малый графский жетоны, рефлекторно прикрывая срам, отвернулись и дождались, пока девушка повторит за нами. После этого, мы как те пичуги, уселись на наиболее гладкую и чистую из добытых моими спутниками досок. Санию посадили посередине, как саму тощую и, что уж таить – ценную часть нашего коллектива. Виконт уселся слева, а я – справа, чтобы девушка не смогла ненароком потревожить мою сломанную руку, которую я сейчас баюкал на перевязи. Первое ощущение смертельной опасности стало отступать, и хотя половина моего лица горела огнем, а в руке пульсировала тупая, но почти невыносимая боль от порванных тканей и сломанной кости, я как‑то незаметно для себя провалился в сон. Задремал так и сидя на доске: голый, поджав колени к груди и упершись спиной в холодный камень скалы.

Когда я проснулся, было еще светло. Солнце закрывали тучи, но, по ощущениям, время перевалило уже за полдень. Рядом сидела уже Сания, а вот Орвист куда‑то ушел. Видимо, поискать еще каких обломков. Нам бы очень пригодились сейчас любые ткани, что не выгорели дотла, да и мне бы найти под левую руку какую гладкую палку – было бы легче идти. Меня же не будили – просто прикрыли моей многострадальной рубашкой, которая уже просохла и пахла костром.

Девушка увидела, что я зашевелился, но встретившись со мной глазами, как‑то быстро отвела взгляд. Будто ей было стыдно на меня пялиться.

– Что, все так плохо? – невесело усмехнулся я.

Лицо стало болеть еще сильнее, чем раньше – первый адреналин, который притуплял боль, ушел, и сейчас я мог в полной мере насладиться плодами собственной тупости.

– Я бы не сказала, что хорошо… Конечно, наши бы целители мигом это исправили…

При словах о целителях мне почему‑то вспомнился проклятый Гарен. Вот уж где был мастер лечить увечья, травмы и ожоги! Причем – вмиг! На секунду я даже пожалел, что прикончил тогда проклятого магика, который не смог смириться с политикой своего короля относительно приближенных, и решился выступить против Кая Фотена. И против меня. За что поплатился. Попасть бы сейчас под эти жирные мерзкие лапки…

Но Гарена, да и других целителей, на этом берегу как‑то не наблюдалось, поэтому придется довольствоваться тем, что есть.

Я попытался встать, но только потревожил перелом, что мигом привело к вспышке боли и темноте в глазах, так что, осознав свою ошибку, я стал медленно подниматься, опираясь спиной о шершавый камень скалы, попутно обдирая кожу на лопатках. Сания при этом упорно делала вид, что рядом никого нет – ведь из всей одежды на мне был только баронский жетон на серебряной цепочке. Приняв наконец‑то вертикальное положение, я подхватил лежащие на камне штаты и принялся одеваться. Точнее, пытаться одеться: все тело задеревенело, любое лишнее движение отдавало болью в руке, да и натянуть кожаные штаны только с помощью левой конечности, когда ты всю жизнь прожил правшой – та еще задача. Так что через пять минут моих потуг, кряхтения и тихого мата на никому неизвестном тут русском ко мне сзади подошла Сания и молча помогла натянуть непослушные штаны на мои бледные ноги и зад. Позже принцесса помогла и с завязками и ремнем, за что я ей был крайне благодарен.

– Да, не так вы представляли себе север, да, арха‑та? – попытался я пошутить.

У меня получилось добиться мимолетной улыбки, которая скользнула по уголкам губ девушки, но не более. Сания была измучена физически не меньше моего, но если я‑то был уже тертый калач, который прошел через нищету, доки, застенки Кая Фотена и горнило войны, то вот вместе с нами сейчас путешествовал прекрасный цветок пустыни. Цветок, который всю его жизнь оберегали, холили, лелеяли и вообще, не позволяли слишком сильно сталкиваться с реалиями этой жизни.

Нет, Сания не была капризной белоручкой – какая еще принцесса будет в огромных кожаных варежках таскать раскаленное стекло и лить из чана серебро?! Но вот именно эта грязь, в которой копошились простые смертные, эта безнадега, опасность умереть в канаве от банального воспаления легких или от голода – этого девушка никогда не видела. Знала, что существует, но одно дело знать, а другое – испытать на практике. Так что сейчас молодая арха‑та постигала эту науку, скажем так, в экспресс‑режиме. Конечно, ей казалось, что самое паршивое – позади, но я‑то знал, что впереди нас ждет еще немало непростых деньков. И самое паршивое я уже видел: на Сании были сандалии вместо крепких и легких сапог. Это в нашем случае – залет вселенского масштаба, потому что если девушка собьет себе ноги и не сможет идти, то все мы застрянем очень надолго.