Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Было и еще одно весьма существенное отличие между Парвусом и авторами «Манифеста». В отличие от них, видевших пролетарскую революцию в развитой стране, сам Парвус был убежден, что толчком к «перманентной революции» должна послужить революция в России. И именно это было причиной его неусыпного внимания к развитию политической ситуации в России. Ну и, конечно, он очень нуждался в помощи хотя бы одного из лидеров российской социал-демократии и будущего вождя всероссийского революционного восстания, на роль которого и стал готовиться Троцкий.

Лев Давидович как губка впитывал в себя идеи Парвуса. Как и его учитель, он считал, что русская революция может создать такие условия, при которых власть может перейти в руки пролетариата, «прежде чем политики буржуазного либерализма получат возможность в полном виде развернуть государственный гений». За что и получил полной мерой от Ленина, который увидел в идеях Троцкого недооценку крестьянства и стремление «перепрыгнуть» через этап буржуазно-демократической революции сразу же к пролетарской».

Однако высказанные Троцким идеи вовсе не означали, что он видел в российском пролетариате мощную силу. Наоборот, он всячески принижал его возможности. «Без прямой государственной поддержки европейского пролетариата, — со всей категоричностью заявлял он, — рабочий класс России не сможет удержаться у власти и превратить свое временное государство в длительную социалистическую диктатуру». А посему ему не оставалось ничего другого, «как связать судьбу всей российской революции с судьбой социалистической революции в Европе».

Что это означало на деле? Только то, чтобы использовать полной мерой «соцдиктатуру» в России в интересах социал-демократических партий в Европе для поддержания в первую очередь западноевропейской буржуазии, с которой так тесно был связан Парвус.

Чего же добивался он сам? Только того, чтобы приход к власти социал-демократов не привел к краху капиталистической системы. Что же касается национальной буржуазии, то рано или поздно (лучше, конечно, раньше) она должна была попасть под полный контроль международных монополий и надгосударственных структур интегрированной Европы, что в конце концов и произошло уже в наше время. Приход к власти социал-демократов не только не покончил с социализмом, а, наоборот, еще больше укрепил его. И уже в конце прошлого века власть над миром заполучили могущественные транснациональные корпорации. Ну а вместе с границами в «старушке Европе» исчезли и столь ненавистные торгашескому сердцу таможенные барьеры.

Так готовился Троцкий. И вполне понятно, что, как только в России запахло жареным, он вкупе с Парвусом поспешил в феврале 1905 года в Россию. Благодаря своему пламенному ораторскому дару и блестящим литературным способностям Троцкий оказался в самом центре событий. При его участии начал выходить орган Московского совета газета «Известия». 52 дня он будет возглавлять Совет рабочих столицы, и все это время будет находиться в самой гуще событий. В декабре 1905 года он был арестован, однако потрясшее всех выступление на суде Троцкого подняло его авторитет на небывалую высоту. И именно с этого момента в жизни будущего «демона революции» началась еще одна судебная, тюремная и ссыльная одиссея протяженностью в 15 месяцев.

Таков был жизненный и идейный путь человека, на долгие годы ставшего злейшим врагом Кобы. Слышал ли о Троцком осенью 1905 года Сталин? Возможно, слышал. А может быть, ему было не до Москвы. Поднятая в центре России мощная революционная волна докатилась до Закавказья, и все его мысли были заняты подготовкой тифлисского общегородского собрания партийного актива, на которое собрались меньшевики и большевики для выработки общей линии.

И ничего удивительного в этом не было. Раскол, отчетливо проявившийся в Женеве и Лондоне, еще не достиг рядовых членов партии. Простые исполнители, они несли на себе всю тяжесть повседневной работы и хорошо знали, к чему ведут ссоры. И перед лицом революции приняли единственно правильное решение: идти на баррикады вместе...

Однако баррикад не понадобилось. 17 октября 1905 года Николай II в своем знаменитом «Манифесте» обещал созвать Государственную думу и предоставить ей законодательные права и провозгласил свободу совести, слова, собраний, союзов и неприкосновенность личности. Опьяненные дарованными царем свободами тифлисские рабочие уже на следующий день попытались освободить арестованных. Повсюду шли демонстрации и лилась кровь. Принимал в этих стычках участие и Коба, который приступил к созданию отрядов самообороны или, как их еще называли, «красных партизан».

Большую роль в развитии движения социал-демократов сыграла легализация партийной печати, и с подачи Кобы и Степана Шаумяна издававшийся либералами «Кавказский листок» превратился в «Кавказский рабочий листок». Приблизительно в то же самое время конференция Кавказского союза РСДРП приняла решение о прекращении фракционной борьбы и избрала делегатов на Всероссийскую партийную конференцию в Таммерфорсе. Среди них был и Коба...

Наконец-то сбылась мечта Кобы! Он увидел Ленина и... был разочарован. «Я надеялся, — рассказывал он, — увидеть горного орла нашей партии, великого человека, великого не только политически, но, если угодно, и физически, ибо Ленин рисовался в моем воображении в виде великана, статного и представительного. Каково же было мое разочарование, когда я увидел самого обыкновенного человека, ниже среднего роста, ничем, буквально ничем не отличающегося от обыкновенных смертных...

Принято, что «великий человек» обычно должен запаздывать на собрания с тем, чтобы члены собрания с замиранием сердца ждали его появления, причем перед появлением «великого человека» члены собрания предупреждают: «Тс-с... тише... он идет». Эта обрядность казалась мне не лишней, ибо она импонирует, внушает уважение».

Сказалась юношеская романтика, и всякий герой в глазах Кобы должен был обладать героической внешностью. Но, увы, ничего этого не было: ни «горного орла», ни «обрядности», ни «великана». И когда Коба увидел поднимающегося на трибуну невысокого рыжего человека с большим лбом, он был разочарован.

Стоило, однако, Ленину заговорить, как разочарование Кобы исчезло, словно по мановению волшебной палочки. «Это были вдохновенные речи, — говорил он позже, — приведшие в бурный восторг всю конференцию. Необычная сила убеждения, простота и ясность аргументов, короткие и всем понятные фразы, отсутствие рисовки, отсутствие головокружительных жестов и эффектных фраз, бьющих на впечатление, — все это выгодно отличало речи Ленина от речей обычных «парламентских» ораторов.

Но меня пленила тогда не эта сторона речей Ленина. Меня пленила та непреодолимая сила логики в речах Ленина, которая несколько сухо, но зато основательно овладевает аудиторией, постепенно электризует ее и потом берет в плен, как говорят, без остатка. Я помню, как говорили тогда многие из делегатов: «Логика в речах Ленина — это какие-то всесильные щупальца, которые охватывают тебя со всех сторон клещами и из объятий которых нет мочи вырваться: либо сдавайся, либо решайся на полный провал...»

На конференции Коба выступил с докладом о положении дел на Кавказе, чем и обратил на себя внимание своего кумира, который предложил принять резолюцию «По поводу событий на Кавказе» и дал высокую оценку работе Кавказского союза РСДРП. На конференции было принято решение создать новый Объединенный ЦК РСДРП и начать подготовку очередного съезда партии, который должен был стать «объединительным».

Почему ненавидевший всей душой меньшевиков Ленин пошел на союз с ними? Да только потому, что «былые споры эпохи дореволюционной сменились солидарностью по практическим вопросам».

Вернувшись в Тифлис, Коба опять обосновался на квартире Сванидзе. Ему было чем заниматься. Тифлисская организация РСДРП вынесла смертный приговор начальнику штаба Кавказского военного округа генерал-майору Ф.Ф. Грязнову, который принимал самое активное участие в разгроме тифлисских баррикад в декабре 1905 года. Коба принялся за организацию покушения. Все было сделано в лучшем виде, и 16 января 1906 года Гряз-нов был убит.

В городе начались облавы. Уходя от очередного преследования, Коба попытался на ходу вскочить на конку, но не рассчитал прыжка, упал и сильно разбил лицо. С огромным трудом, истекая кровью, он добрался до Давидовой горы, где жил его приятель Александр Микаберидзе. Почти две недели Коба не выходил из дома и все это время готовил... план вооруженного взятия Тифлиса. И ничего удивительного в этом не было. Тифлисская организация на самом деле готовила вооруженное выступление, и Кобу назначили начальником созданного для его подготовки штаба.

Но до битвы за грузинскую столицу так и не дошло, и в апреле 1906 года Коба отправился на партийный форум в Стокгольм. В шведской столице он снова встретился с теми, с кем успел познакомиться в Финляндии, и впервые увидел Плеханова, Аксельрода, Бубнова, Ворошилова, Воровского, Ганецкого, Дзержинского, Луначарского, Рыкова, Фрунзе и многих других революционеров, с которыми его еще сведет судьба. У многих из них она окажется трагической. Но если бы кто-нибудь даже в шутку вдруг сказал всем этим образованным и в большинстве своем умным людям, что пройдет всего два десятилетия и их жизнь будет зависеть от одного только слова этого провинциального грузина с изрытым оспой лицом, они вряд ли бы даже улыбнулись.