Филиал - Сергей Довлатов

К телефону подошла моя жена, и я услышал:

– Не забудь про минеральную воду.

– Тебя не интересует, когда я вернусь?

– Интересует.

– Сегодня ночью.

– Очень хорошо, – сказала моя жена.

Хотел ей сообщить про щенка, но раздумал. Зачем предвосхищать события?

Тася появилась неожиданно, как всегда. Высыпала на диван пакеты.

– Это тебе, – говорит.

Затем вытаскивает из целлофанового чехла нелепый галстук с каким-то фаллическим орнаментом…

– А это твоей жене.

Выкладывает на стол коробку – духи или мыло.

– Это детям.

В физиономию мне летят разноцветные тряпки.

– Это маме.

Тася разворачивает китайский веер. Затем она долго рыдает у меня на плече. Вероятно, от собственной щедрости.

Тут я в который раз задумался – что происходит?! Двадцать восемь лет назад меня познакомили с этой ужасной женщиной. Я полюбил ее. Я был ей абсолютно предан. Она же пренебрегла моими чувствами. По-видимому, изменяла мне. Чуть не вынудила меня к самоубийству.

Я был наивен, чист и полон всяческого идеализма. Она – жестока, эгоцентрична и невнимательна.

Университет я бросил из-за нее. В армии оказался из-за нее…

Все так. Откуда же у меня тогда это чувство вины перед ней? Что плохого я сделал этой женщине – лживой, безжалостной и неверной?

Вот сейчас Таська попросит: «Не уходи», и я останусь. Я чувствую – останусь. И даже не чувствую, а знаю.

Сколько же это может продолжаться?! Сколько может продолжаться это безобразие?!

И тут я с ужасом подумал, что это навсегда. Раз уж это случилось, то все. Конца не будет. До самой, что называется, могилы. Или, как бы это поизящнее выразиться, – до роковой черты.

– Ну, ладно, – говорю, – прощай.

– Прощай… Когда же мы теперь увидимся?

– Не знаю, – говорю, – а что? Когда-нибудь… Звони.

– И ты звони.

– Куда?

– Не знаю.

– Тася!

– Что? Ну что?

– Ты можешь, – говорю, – сосредоточиться?

– Допустим.

– Слушай. Я тебя люблю.

– Я знаю.

– По-твоему, это нормально?

– Более или менее… Ну все. Иди. А то как бы мне не расплакаться.

Как будто не она уже рыдала только что минут пятнадцать.

Я направился к двери. Взялся за литую бронзовую ручку. Вдруг слышу:

– Погоди!

Я медленно повернулся. Как будто, скрипя, затормозили мои жизненные дроги, полные обид, разочарований и надежд.

Повернулся и говорю:

– Ну что?

– Послушай.

– Ну?

Я опустил на ковер брезентовую сумку. Почти уронил тяжелый коричневый чемодан с допотопными металлическими набойками,

И тут она задает вопрос, не слишком оригинальный для меня:

– У тебя есть деньги?

Пауза. Мой нервный смех…

Затем я без чрезмерного энтузиазма спрашиваю:

– Сколько?

– Ну, в общем… Как тебе сказать?.. Что, если мне понадобятся наличные?

Я протянул ей какие-то деньги. Тася говорит:

– Огромное спасибо… И затем:

– Хоть это и меньше, чем я ожидала… Еще через секунду:

– И уж конечно, вдвое меньше, чем требуется.

Я спустился в холл. Сел в глубокое кресло напротив двери. Подумал – не заказать ли джина с томатом?

Повсюду мелькали знакомые лица. Прошел Беляков, сопровождаемый Дарьей. Рувим Ковригин о чем-то дружески беседовал с Гурфинкелем. Леон Матейка прощался с высокой красивой дамой. Гуляев толкал перед собой чемодан на колесиках. Юзовский в тренировочном костюме дожидался лифта.

Мимо шел Панаев с архитектором Юденичем. Заметил меня и говорит с хитроватой улыбкой:

– Самое время опохмелиться! Тут я неожиданно все понял:

– Так это вы, – говорю, – для меня коньяк заказывали? И бренди?

В ответ старик приподнимает шляпу.

– Значит, не существует, – кричу, – добрых волшебников?

Панаев еще раз улыбнулся, как будто хотел спросить:

– А я?..

Вдруг я увидел Тасю. Ее вел под руку довольно мрачный турок. Голова его была накрыта абажуром, который при детальном рассмотрении оказался феской.

Тася прошла мимо, не оглядываясь. Закурив, я вышел из гостиницы под дождь.

Нью-Йорк

Ноябрь 1987